–
И он выскочил из кухни, не дожидаясь, пока полетит остальная посуда.
46
Тадеуш Траут, переливаясь всеми цветами гневной радуги, ткнул пальцем в сторону Младшего:
– Подай мой шар для боулинга.
Младший, Ящик и Персик шагнули назад синхронно, как кордебалет.
– Сэр, не надо… – заныл Младший.
– Мы все сделали, что могли, – поддержал его Ящик.
Персик перестал жевать что там было у него во рту – что-то оранжевое, судя по пятнам на губах, и захныкал.
– Если хотите это сделать, то вот его, – попросил Младший, выталкивая перед собой Персика. – Это он виноват.
– Не!
Персик отшатнулся за спину Ящика, в спешке разжав кулак, и по полу склада раскатились с полдюжины леденцов.
– Что сделать? – спросил Траут у Младшего.
– Но вы же знаете… вы же хотели… это…
Траут шумно выдохнул:
– Я хотел поехать в боулинг. Если я еще с вами, кретинами, тут поторчу, у меня сосуды лопнут.
Он прижал к вискам пальцы, закрыл глаза и потер виски.
– Только себя я должен винить, что поручил вам настоящее дело.
С таким глубоким выдохом, что задергался покрасневший подбородок, он добавил:
– А может, оно и к лучшему. Если бы вы украли мумию, а Молот об этом узнал… он ненавидит обманщиков. И вскорости от нас всех отстреливал бы кусочки.
Ребята нервно переглянулись.
Тяжелые веки Траута раскрылись, он сел прямо. Резиноватая кожа начала, как у спрута, менять цвета на все более холодные и наконец стала бледно-серой. Пигментные пятна, скрытые предыдущим приливом крови, появились снова. Толстые губы задрожали:
– Минуту… минуту…
Опасаясь Большого Припадка, Младший подбежал к отцу:
– Папа, тебе нехорошо?
Траут махнул рукой, чтобы отошел.
– Если бы вы сперли эту мумию так, чтобы Молот не знал, я бы должен был ее уничтожить, так? Мумии нет – денег тоже нет. Неплохо, но мумия бы исчезла навсегда. А так, как сейчас – Молот ее мне привозит, я выплачиваю остаток…
– Это дело чести, – пояснил Младший своим спутникам.
– К хренам честь, – нетерпеливо бросил Траут.
– Реклама? – предположил Персик.
Траут усмехнулся:
– Очко в пользу юноши с оранжевыми губами.
– Понял! – сказал Младший. – Мы ее сохраним показывать бездельникам!
– Тоже неплохо, – согласился Траут, – но у меня планы более серьезные. – Сколько, как вы думаете, берут телевизионщики за тридцатисекундный ролик во время новостей прайм-тайма? Умножьте это на… сколько там они раз говорили про Дуна после того, как Молот сделал из него мумию и эти яйцеголовые его нашли? И чем больше шуму поднимают манифестанты, тем больше эффект. Вот вы мне скажите, почему эти туристы стадом прут в этот занюханный музей капитана Крюка? Увидеть высушенный труп?
– А ведь верно, – сказал Младший.
– Это нам дает чистый сплит семь-десять. В музеях мумий полно, а посетителей ноль. Вся деревенщина прет посмотреть на Шикльтона Дуна, Князя Света, первого человека, вознесенного на небо добрым Господом и возвращенного на землю – за вычетом стопятидесятифунтовой души. Вот что их туда манит. Это чудо, понимаете? Как та плащаница, или кровоточащий глаз, или чудотворные источники в Европе. А теперь скажите, каким мы бизнесом занимаемся? Посмотрим, сумеете ли этот сплит взять.
– Акульи ссуды?
– Десять кеглей свалил, семь осталось стоять.
– Угонами? – попытался угадать Персик.
– Кегли качаются, но не падают. Попробуй еще.
Младший неохотно сказал:
– Музей Библии Живой?
