Скандальная мумия

рукой за край стола. Потом повернулся на стук.

– Кто там?

– У вас там все в порядке, сэр? – спросил из-за двери Голиаф Джонс. – Я слышал разговор.

– Не просто в порядке, у меня вдохновение! – ответил Пэтч. – Войдите, Джонс.

Он показа рукой на высокое готическое кожаное кресло с красным сиденьем – Пэтч даже себе представить не мог, что оно выиграно в покер у одного ноксвильского антиквара.

– Настало время? Готовить ли мне мой народ? Вести на крышу?

– Гм… нет еще. Голиаф, Господь послал тебя и твой клан, дабы стали вы моею мощной десницей. Время пришло проявить эту силу – обрести священные останки Князя.

– Значит, забрать его? А потом чего – Вознесение?

– Да, вскоре. Пусть все свободные члены нашей конгрегации соберутся у автобуса в восемь утра. Мы сотрясем основания этого музея язычников, как смел Иисус Навин стены Иерихона. Мы штурмом возьмем двери, как только их откроют.

Голиаф ударил себя кулаком по ладони:

– Будем готовы, сэр! И тут еще одно…

– Да? У тебя есть предложение?

– Маленький Билли Майк умеет играть на рожке, сэр.

– Отлично! Он и возглавит наступление.

Рита Рей повернула зеркало заднего вида, рассматривая свое лицо.

– Бр-р-р-р! – Она стерла салфеткой размазанную косметику, углом рта обращаясь к Орландо: – Чего ты так долго добирался до кабинета?

Он с визгом шин вырулил на хайвей:

– Ты думаешь, я ждал нарочно? Я считаю плитки, читаю на стенах bа?о [66], пока этот сторож ищет… сото se dice [67]? – hu?rfanos. Сирот.

– Сирот?

– St, turistas [68], которые остались после закрытия. Наконец он входит в bа?о, стучит в дверцы своей железной палкой. Я стою на сиденье, жду с ножом в руках – может, слишком сильно дышу, и золотые цепочки играют музыку – вот так. – Он показал. – Охранник останавливается, медленно открывает дверь и хочет заглянуть, а дверь почему-то – трах! – и его прямо в лоб. В следующий раз, когда очнется, я думаю, он будет поосторожнее заходить в bа?о.

– Пока ты там трахался с дверьми, я…

– Трахалась с el viejo maric? n [69], – договорил за нее Орландо и передернулся. – Qu? feo! Mi pobrecita guajira, бедняжечка моя, как ты ради меня страдала! Но по te preocupas, mivida [70]. Сегодня ты будешь с настоящим мужчиной, oiste? Будешь танцевать настоящую мамбу с расчудесной pinga Орландо.

– Трусы разорвались к чертям – я их выбросила в горшок какого-то растения у двери. – Рита Рей выбросила из окна салфетку и покосилась на Орландо. – Только я его в рот не целовала, ты видел. – Она застегнула блузку, заправила ее в юбку. – Блин, ты на это глянь! Здоровенное пятно у меня на юбке. Вот тебе и трах всухую.

– Не так уж сухо то, что я вижу.

– Это не я.

– Как скажешь, только, пожалуйста, прими душ как следует, когда приедем.

– Слушай, ты… – Она забыла, что хотела сказать, пораженная внезапной мыслью, и резко повернулась к заднему сиденью. – А где он? Мой Шики? Он в багажнике?

– Обернутый белой простыней. Лежал и ждал меня, завернутый как un regalo [71]– подарок.

– Отлично. Мы его выбросим возле полицейского участка, как только стемнеет, а завтра прочтем в газетах, если только раньше не позвонят домой со словами: «Вы бы сперва сели, мэм».

Она потерла уголок глаза:

– Надо бы порепетировать печальное лицо. – Но это печальное лицо тут же стало счастливым: – Детка, какая жизнь начнется! Карибы, Ривьера! Миллион долларов!

Уходя от «Пончо», Младший скалился во весь рот:

– Я папе сказал, как мы уперли Дуна из-под носа у Молота, и он сказал, что мной гордится. И вами, ребята, тоже. Блин, как сейчас этот латинос злится…

– А этот старик как офонареет, когда увидит Персикову надувную бабу в багажнике, – добавил Ящик.

– Ее зовут Анджелина, – буркнул Персик. – Интересно, что он с ней сделает?