Индеец-фейгеле, заметил про себя Мори. Как из Гринвич-Вилледж.
– А где эта мумия, кто бы он ни был? – спросил амиш.
– Если подумать, – обратился Мори к Джимми, индейцу-фейгеле, – так откуда вы знаете, что он уже не в музее? Он у этих ребят? Такой один большой, мускулистый, другой с маленькой головой и третий такой жирный?
– Безбожники? – спросил Джимми.
– Они безбожники? Вы их знаете? Они ваши приятели?
– Кто? – спросил фермер. – Кто?
– Они не мои приятели, и не знаю, как он мог бы у них оказаться, – ответил Джимми. – Они напали на Джинджер, и я ее спас. Больше я про них ничего не знаю.
– Джинджер? Джинджер
– Джинджер Родджерс? Из «светляков»? – спросил фермер.
– Ага, Джинджер Родджерс, – кивнул Джимми. – Вы ее тоже знаете?
– Джинджер Родджерс – подружка Джимми, – пояснил бармен.
– Мы просто друзья, – сказал Джимми.
«Вот в это я могу поверить», – подумал Мори. А индейцу-фейгеле он сказал:
– Позвольте старому человеку дать вам совет. Если вы думаете ввести в свою жизнь женщину… будьте осторожны. Она вас предаст. Отдайте женщине свое сердце, и рано или поздно она из него сделает гамбургер. Думаю, так оно было еще в пещерные дни. Мужчина добывает, женщина режет и жарит. Такова их природа.
– Поддерживаю тостом, – сказал фермер-амиш.
– Спасибо за совет, сэр, – ответил Джимми. – Я его запомню.
– Погодите-ка, – попросил фермер-амиш. – Вы минуту назад говорили про Дуна. Про эту мумию. Он где?
Джимми пожал плечами и влил в себя треть бутылки.
– Он появляется и исчезает, – сказал он голосом человека, только что потерявшего лучшего друга. – Пуф! – Он сделал еще один глоток. – Мой босс бросил фургон и уехал на три дня в горы. Ящик пуст. – Он допил остаток и уставился на пустую бутылку. – И я понятия не имею, где он. Ну никак.
Мешугене индейцы, подумал Мори. Ужас что алкоголь с ними делает.
45
Нежные воспоминания Хорейса Дакхауза о прошлой ночи были прерваны шагами, донесшимися из лаборатории. Он быстро запихнул свежекупленную коробку (дюжина профилактических средств с резервуарами на конце) в самую глубину ящика стола и посмотрел на часы. 8.20. Двери не откроются до десяти, сотрудники никогда раньше девяти не приходят, значит, это Платон Скоупс – явно снова сердитый, если судить по темпу шагов.
Главный научный сотрудник ворвался в кабинет, не здороваясь:
– Мой слон! Кто-то украл моего слона. Это вот тот уборщик с хитрой рожей, он здесь ночью убирал. Притаскивает с собой детишек, и один из этих мелких мерзавцев…
– Тпру-у-у! Что за слон?
Скоупс заходил из угла в угол, совершенно выведенный из себя.
– Игрушечный розовый слон, вот такого размера. – Он развел руки. – Для диорамы с мумией. Я нашел в этом городе сапожную ваксу правильного оттенка и отличную пару бивней и…
На краткий миг вместо раздражающего и физически не вдохновляющего Платона Скоупса перед взором директора явилось видение гологрудой Марии.
Он моргнул, и вместо Марии увидел Скоупса, рычащего насчет своего игрушечного слона.
Мысль о Платоне Скоупсе даже в мимолетной сексуальной близости с пылкой Марией была весьма огорчительной.
– Сядьте, ради Бога, – сказал Дакхауз. – Вы меня нервируете.
Скоупс сел.
– Кто-то из вороватого отродья этого уборщика…
– Отис, – с нарочитым спокойствием перебил его Дакхауз, – работает в музее более семнадцати лет. Его дети помогают ему бесплатно, и работа Отиса обходится нам дешево. У нас ни разу даже медный крючочек для пуговиц при нем не пропал. Вы, наверное, куда-то сами своего слона положили. И чем беспокоиться о вашей никчемной игрушке, вы бы лучше больше внимания уделяли своей драгоценной мумии.
– Мумии? А что с ней?
– Ваша мумия ушла отсюда сегодня ночью. -ЧТО?
Скоупс бросился из офиса прочь. Слышно было, как открылась и захлопнулась стальная дверь лаборатории.
Через тридцать секунд дверь снова клацнула, и Скоупс, отдуваясь, снова появился в кабинете.
– Мумия там, где я ее оставил, но эти чертовы дети простыни перепутали.
