художники, до того, как Саломэ Святая запретила изображения Проклятого.
Полуэльф же казался не до конца ожившей статуей, холодной, бесстрастной, настолько потусторонней, что это пугало сильнее молний и проклятий. Подобное зло не укладывалось в голове, но достаточно было один раз заглянуть в эти глаза, чтобы больше не сомневаться - Арлану нет места среди живых. Но Салин не видел короля - тот потребовал, чтобы Корвин высадил его не заходя в поселок, в другой бухте, вечером, и сразу же исчез в лесу. Корвин простоял ночь на якоре, а с первыми же лучами солнца отправился за Тэйрин, радуясь, что избавился от проклятого груза:
- Не в хвосте дело! А в том, что маг он там, эльф или бог, все одно - нежить! И ничего ему среди людей делать. Я потому и согласился его сюда привезти, что назад не повезу. И у вас второго шанса не будет, эти земли отныне запретные.
Салин почесал макушку: вон оно как… без грузов с большой земли тяжеловато придется, первое время особенно. Да и половина парней в деревне еще неженаты, невест ждали весной, а теперь когда еще им жены подрастут… Но бежать? Снова лишиться дома из-за эльфов?! И он огрызнулся сердито:
- Нет уж, ваше сиятельство! Чтобы мы из-за какого-то эльфийского сына свои дома бросили да бежали? Не много ли ему чести? Вы эту землю сами нам подарили, взамен той, что эльфы сгубили, здесь мы и останемся. А если ваш куцехвостый сюда пожалует, найдем, чем встретить! - В глазах юноши взлетели отблески давнего пламени, пожравшего его родную деревню, и он уже спокойней добавил, - повстречался мне как-то один человек мудрый, сказал, что во имя умерших не убивать надо, а жить. Вот мы и живем, детей растим, землю пашем. У наших сыновей и дочерей их имена. Сбежать сейчас - все равно что на их могилы плюнуть!
Корвин понимал:
- Ну что ж. Ждать я не могу, мы и так попадем в самую непогоду. У вас есть время до вечера. Если кто решит - возьму на борт.
- А герцогиня как же? - Салин все собирался спросить повежливее, но слов не подобрал, и брякнул прямо в лоб:
- А герцогиня возвращается со мной, - не терпящим возражений тоном ответил герцог.
Тэйрин стояла перед ним, и смотрела через его плечо на океан: волны набегали на плотный мокрый песок и отбегали назад, не оставляя следа. Она молчала, он тоже молчал, внезапно растеряв все слова. В пути Корвин много раз представлял себе их разговор, перебирал фразы: вот я скажу, потом она ответит, потом снова я, потом она, и заканчивалось все каждый раз поцелуем, долгим, кружащим голову, таким, как в первый, безмятежный год их совместной жизни. И позабыв обо всем, спросил, как в омут с головой:
- Ты все еще любишь меня? - Не зная, что делать, если она скажет 'нет', но больше не в силах выносить сомнения.
Она молчала, долго, так долго, что он уже перестал ждать и опустил голову, понимая, что сейчас прозвучат те самые слова, и будет невыносимо больно. Но лучше уж так, чем медленно отрывать себя от нее, сдирая кожу.
- Ты переплыл море, чтобы спросить?
- Да.
- Да.
- Да?
- Да. Я все еще люблю тебя. Я пыталась перестать, но убить любовь куда сложнее, чем человека. Достаточно одного удара, чтобы умереть, а любовь издыхает годами, мучается, болит, сбрасывает старую кожу, переливается в детей, но продолжает жить.
- Мы должны вернуться. Корабль не может ждать, а других не будет.
Она усмехнулась грустно:
- Я люблю тебя и поэтому не вернусь. Прости. Я хочу сохранить то, что еще осталось в моей памяти, а ты убиваешь эту любовь ежечасно, каждым словом и жестом.
Он мог бы напомнить ей, что их сыну нужен отец, рассказать о том, что произошло в столице, о проклятом короле, объяснить, почему эти земли отныне станут запретными, но вместо этого сам того не ожидая вдруг рассмеялся:
- Тогда я остаюсь здесь. Так даже лучше - ты не сможешь опять от меня убежать, разве что в лес, но там я тебя найду.
- Но ведь это последний корабль!
- Я не передумаю.
- А как же твои земли?
- Они не мои. Пускай вернутся к кому-нибудь из твоих кузенов.
- А наш сын?
Корвин махнул рукой в сторону леса:
- Ему земли хватит!
Тэйрин опустила голову ему на грудь, он прижал к себе женщину, зарылся носом в ее волосы, жадно вдыхая родной запах. У них все будет хорошо, если только… если только Проклятый не вернется из этого леса. Если же Аред воспрянет в Мощи своей… ну что же, сказки обычно так и заканчиваются: '…и умерли в один день'. Он примет и это.
Они шли по лесу долго, продираясь сквозь бурелом. Ларион не смотрел под ноги, шел напролом, по сторонам он тоже не смотрел, что Мэлина несколько беспокоило - эту часть леса местные избегали, хотя толком и не знали, почему. Но чем дальше они углублялись в чащу, тем сильнее ныло в области затылка тупое предчувствие: нельзя, запретно, поверни назад! От предчувствия маг отмахнулся - и без того понятно, что ничего хорошего их не ждет, но настороженно осматривался, замыкая их маленький отряд.
К вечеру они вышли к лесному пруду: в черном неподвижном зеркале воды отражались деревья. Было тихо, ни шороха, ни звука… слишком тихо для лесной глуши. Вокруг пруда лежал нетронутый слой опавшей листвы - звери не приходили сюда на водопой, птицы не вили гнезда, даже ветер, похоже, старался не беспокоить застывшие кроны. Мэлин глубоко вдохнул:
- Мне это не нравится.
Ларион остановился, словно наткнулся на невидимый барьер:
- Это здесь.
- Что здесь? Ворота на тот свет? Я ничего не вижу.
- Это здесь, но он не пускает меня! - Юноша вскинул руки, и Мэлин увидел, как на кончиках его пальцев запрыгали алые искры.
Пока они спорили, Далара подошла к берегу и не задумываясь шагнула в воду. Мэлин рванулся за ней, ухватил за ворот и рывком оттащил в сторону:
- Ты с ума сошла?
Но прежде, чем она успела ответить, по зеркальной глади пошла рябь, и глубокий женский голос произнес:
- Доступ подтвержден.
Рябь усилилась, волны взметнулись и разошлись в стороны. Образовавшаяся тропа протянулась к черному провалу двери - прямоугольный проем, ведущий в никуда в мановение ока вырос как из-под земли. Далара высвободила платье из пальцев Мэлина и шагнула вперед:
- Идем.
- И вода сомкнется у нас над головами? Ты хоть плавать умеешь?
- Хранитель впускает нас. Возьмите меня за руки.
Мэлин хотел снова возразить, но по лицу эльфийки понял, что она все равно туда пойдет, и принял протянутую ладонь. За вторую руку взялся Ларион. Он болезненно прямо держал спину, готовый ударить в
