что король прогневал Семерых, занявшись темной магией, и они покарали его, но принца он успел зачаровать. Третьи, что королева самолично устранила и мужа, и сына. Четвертые… впрочем, - он махнул рукой, - какая разница? Важно, что официальному разъяснению не верит никто.
Мэлин усмехнулся криво:
- И правильно делают, - и, без видимого перехода, спросил, - как она?
- Плохо. Все больше молчит, но я вижу. А помочь не могу.
- Ну что ж, одна хорошая новость во всем этом безумии, несомненно есть. На одного короля меньше убивать.
- Ты все-таки сумасшедший, - Эльвин нахмурился, - что значит 'на одного меньше'?
- Ах да, всех так увлекла смерть младшего братца, что пропажу старшего и не заметили!
- Ты? - Эльвин опять закашлялся.
Мэлин кивнул:
- Воссоединил короля Ирэдила с его Творцом. Только не думай, что это было так просто сделать. И оказалось, что младший без старшего просто жить не может, что удивительно. Тварь должна была стать сильнее с уходом эльфов, а вместо этого умерла, а принц вырос, - теперь нахмурился уже Мэлин. Кусочки мозаики соединялись в картину, и эта картина ему крайне не нравилась. Для Лариона в ней было только одно место:
- А почему ты не кричишь от ужаса, услышав, что король на самом деле был Тварью? То есть, не по складу души, хотя и в этом тоже, а той самой, что предвещает конец времен и приход Ареда? - Поинтересовался он у кузена, склонившегося над курильницей.
- Потому что знаю, и потому, что делаю все, что в моих силах.
- Делаешь что?! - С изумлением переспросил Мэлин. Хрупкий болезненный родич, книжник без капли магической силы, в его представлении мало годился в борцы с Аредом.
Эльвин сухо заметил:
- Понимаю, что тебе это не слишком интересно, но, должно быть, даже ты замечал, что вокруг тебя живут люди. Простые смертные, не великие маги. Этим людям нужно есть, растить детей и спокойно спать по ночам. Вне зависимости от конца времен или начала. Король, плох он или хорош, держал империю в узде. Сейчас все разваливается на куски, война с Кавдном продолжается, дворянские дружины ослаблены. Если допустить развал империи сейчас, варвары съедят нас по одному в течение года, а кавднийцы добьют уцелевших.
Мэлин пожал плечами: политика, скучно и грязно, с этим его двоюродный братец мог справиться, хотя сам он, пожалуй, предпочел бы Ареда - там хоть знаешь, чего ожидать:
- Не вижу, чем те варвары будут отличаться от этих. Какая разница?
Светло-карие глаза Эльвина потемнели:
- Для тебя - никакой. Но я жду от тебя содействия, а не сочувствия. Когда начнется всеобщая грызня, я буду в первую очередь защищать свою землю. Инванос худо-бедно выстоит. Но на Виастро меня уже не хватит. Сын Вильена - ребенок, его брат - мальчишка, едва взявший меч в руки. А за тобой долг, Мэлин. Пора платить.
- Ах ты, - Мэлин подался вперед, в гневе вскинул руку, - ты же сам не дал мне спасти Вильена!
Эльвин не сдвинулся с места:
- Я не дал тебе погубить Далару. И не только ее. Не позволили спасти одного человека ценой сотен жизней. Это грязные подсчеты, как ни крути, все равно тошно. Но другого выхода нет. Тогда ты понял, постарайся понять и сейчас.
Рука сама собой опустилась, Мэлин упал в кресло. Только сейчас он понял, до какой степени устал. А ведь еще предстоял разговор с Даларой, и, самое страшное - встреча с Ларионом. Молодой маг почти до тошноты боялся заглянуть племяннику в глаза, уже догадываясь, что он там увидит. Мальчик был прав - эта война их настигла:
- Я все сделаю. Но, - он встал, подошел вплотную к Эльвину, оттеснив того к столу, наклонился и прошипел прямо в лицо, - тебе я ничего не должен, родич. Помни об этом, когда в следующий раз предъявишь мне счет за чужую кровь.
Граф закрыл глаза, вцепился в столешницу, но не пытался отодвинуться, и когда Мэлин отошел, зашелся в кашле, а когда снова смог говорить, прошептал едва слышно:
- Нет разницы, чужая кровь или своя. Но ты не поймешь.
- А ты лжешь. Причем самому себе. Это вашему святому Адану, может, и было все равно, за кого умирать. А для тех, кто решает за других, разница есть всегда.
Эльвин молча опустил голову, на этот раз не найдя, что возразить.
Лариона он нашел в замковой библиотеке, занимавшей все левое крыло, не так давно отремонтированное. Большую светлую комнату заливал солнечный свет, рассыпался пятнами по деревянному полу, играл бликами на чернильном приборе и мраморной столешнице. Вдоль стен ровным строем стояли книжные шкафы, новомодные, со стеклянными дверцами. Как ни крути, а быть книгочеем по-прежнему оставалось дорогим удовольствием: сами книги подешевели, как только король разрешил печатный станок, зато один такой шкаф, должно быть, стоил дороже своего содержимого. В этой комнате хранили только новые книги, бумажные, в твердых переплетах. Сквозь стекло поблескивали золотые буквы на корешках. Рукописные фолианты и пергаментные свитки разместили в других помещениях, Мэлину пришлось пройти через все крыло, пока он добрался до нужной комнаты.
Юноша, уже не мальчик, но еще не мужчина, впрочем, полуэльфы поздно взрослели, он мог бы провести годы на тонкой границе между юностью и зрелостью, прежде чем всемогущее время оставило бы первые следы на его лице. Эльфийская кровь смягчила угловатую резкость черт Аэллинов, скруглила высокие скулы и подбородок, но несмотря на это, повзрослевший Ларион удивительным образом стал больше походить на отца. В волосах прибавилось темных прядей, затвердели губы, избавившись от детской припухлости запали щеки.
Ларион сидел на подоконнике, забравшись с ногами, раскрытая на половине книга валялась на полу:
- Я рад, что ты вернулся. Ей станет легче, когда ты будешь рядом.
- Ей? А тебе? - Мэлин покачал головой, - что ты сделал с собой, мальчик? Зачем?! Тебе, единственному среди живущих, была дана свобода! С самого рождения!
- Я выбрал, - спокойно ответил Ларион, - право выбирать - это ведь тоже свобода, - но Мэлин слишком хорошо знал своего племянника, чтобы поверить этому обреченному спокойствию.
Перед его внутренним взором сверкал невыносимо яркий камень безупречной огранки, семигранный наконечник копья, семь чистых, глубоких цветов: алый, зеленый, синий, желтый, белый, серебряный, черный. Нет места для оттенков и полутонов, все беспощадно ясно. Еще одно живое оружие. Сила, невероятная, невыносимая, пульсировала на острие, и Мэлин понимал, чего стоит мальчишке удерживать в себе эту мощь, не позволяя сорваться раньше времени.
Ларион все так же бесстрастно сказал:
- Ты убил Ирэдила.
- Он первый начал.
- Верю. Но его смерть спустила лавину. У нас не осталось времени, ни у него, ни у меня, - и вдруг, на мгновение, в нем проглянул прежний Ларион, голос дрогнул, а по сверкающим граням прошла легкая рябь:
- Я видел отца.
Мэлин только кивнул, потом сказал негромко, сам себе:
- А я-то думал, что быть Аэллином уже достаточное проклятье. Но нет предела совершенству. Ларион, послушай, это, конечно, бесполезно, не могу же я один переубедить Семерых и твоего покойного батюшку, но все же! Ты свободный маг, это твоя суть, твоя природа. Они могут дать тебе свою силу, наполнить и переполнить тебя силой, но никто не может изменить то, что ты есть. Ты ничего им не должен.
- Но это и есть я, - все так же спокойно объяснил Ларион. Он легко соскользнул с подоконника,
