красным зеленым голубым черным евреем-христианином-мусульманином (The new Playboy of the Western World should be socialist ecological homosexual Afro-American Jewisch-Christian-Islamic one!)! Пожилые черные и голубые фундаменталисты, охраняя удобство мягких своих пиджаков в просторную клеточку и уютных вечеринок с дурью и джазом, не говоря уже о назначенных сенатскими постановлениями квотах, забаллотировали на факультетском совете чересчур пылкую мисс, и ей ничего не осталось, как сдаться в казенную службу.
А я так думаю, что человек - это двуногое существо с плоскими, широкими ногтями. Таким он и останется. И без перьев.
С ней, то есть с ним, мы встречаемся почти каждый день пополудни, в том единственном на здешние сутки часу, когда острое холодное солнце бывает что прорезается на затененную то одной, то другой скалой площадь - я по дороге в дешевую “Кафку”, бывшую столовую бывшего рудника им. Клемента Готвальда, он по пути в деликатесный продмаг “Генрих Вернер и Хайнц-Йорген Вондрачек с 1934 года - Французские Сыры и Свинина собственного Воспитания”, бывший кооператив бывшего народного сельхозпредприятия “Юденшлюхтский вперед”, он же бывшая “Гастрономия и Бакалея Каганского”. Минут десять - сто двадцать стоим у пограничной калитки и базарим малёхо о том, о сем, о пятнадцатом - с ним, как и со всяким настоящим американцем, на славу можно поговорить по душам при помощи всего двух маленьких слов: fine! и really? Две необходимые для такого разговора каталожные карточки у меня всегда под рукой, в правом кармане юбки - залоснились уже, по краям замахрились, как, впрочем, и весь карман с оттопыром, да и юбка сама; ох, давно уже надо бы съездить с кем-нибудь из конных евреев типа старика Голоцвана, в шестерке с третьим двигателем, что привезла его сюда из Хабаровска, на барахолку в Карловы Вары - купить у цыган новую того же фасона, но только, может быть, с рюшами? Что-то я того старика Голоцвана с неделю уже нигде не видал, что ли уехал куда? Кругло- и гологоловый во вкусе тридцатых годов, как Берия или Будда, в серой льняной паре (ворот рубашки поверх пиджачного), бывший директор биробиджанской лесопилки им. Карла Маркса, человек с интересом ко всему деревянному. Но голубая шестерка его как стояла - у зоомагазина “Хомячий Рай” (“Hamster- Paradies”), недавно открытого четырьмя веселыми чурками в бывшем участке гэдээровской народной полиции - так и стоит. Рядом третий день уже припаркован серебристый фургон с надписью CNN.
Джулиен Голдстин, удалой молодец - герой Запада нашего времени, симпатизирует мне, потому что он так считает, что я лесбиянка и уже тем на стороне всего светлого и прогрессивного. Потому что: во-первых, если я не лесбиянка, то кто же? А во-вторых, прошлым маем, когда мы проходили - он сюда, я туда - мимо цыганских и славянских девушек в цвету весенних прыщей (начиная от чешской границы они, наподобие черных и розовых цапель, полутораного стоят вдоль всех стен в ожидании немецких пенсионеров-дальнобойщиков и десантированных в увольнение колорадских горных стрелков), наблюдательный, как ему и положено, Джулиен Голдстин засек меня, дуру, как я загляделась в одно декольте с особенно взволнованно дрожащими и будто бы переворачивающимися в нем сиськами. Как нежное тесто в медленном миксере. Сам он в такие прорвы и бездны не смотрит, не для того он из прямых тетенек переходил в обратные дяденьки и честно-благородно отказывался от полученной было стипендии “Культурбункера”! - поэтому не узнал, что за чернокожаной пазухой, апплицированной Микки-Маусом, вертелась и билась бурая мышь с бело-красными от ужаса круглыми глазками - интересное изобретение, если кто понимает, не завести ли и мне таку цацу, как говорят - или говорили? - габардиновые Полурабинович и Корольштейн, заслуженные артисты Кабардино-Балкарии. Гонза сдает девушкам дрессированных мышей напрокат, по три немецкие марки за мышедень и пятьдесят марок залога, на случай, если мышь задохнется под сисечной массой.
Из темноты за распахнутой дверью ближнего к моему окну вертолета наставлена прямо в меня двойная прицельная трубка - две ее вертикальные линзы в мои горизонтальные две. Белка ползет вверх по стволу каштана, как ящерица с мохнатым хвостом. В зоомагазине четверо турок склонились над клеткой с хомяком золотым, палестинским. Неужто же я, простой петербургский хазарин Юлик Гольдштейн, увижу сегодня через час, через два Императора всего Запада, Пантократора Свободного Мира Цезаря Августа Принцепса - Светоча Цивилизации, Вечного Двигателя Прогресса, Самого Могущественного Мужчину на Свете и прочая, прочая, прочая?! В дедушкин трофейный бинокль “Карл-Цейс-Йена” со шкалой расстояний в виде перевернутой буквы Т из мельчайшей цифири (про который покойная нянька моя, баба Катя, таинственно говорила, что-де там, где-то под колесиком резкости, такая есть немецкая тайная кнопочка - нажмешь на нее, и все, что на прицел насеклось, вдруг задымится, коротко вспыхнет и испарится навеки - чтоб и трогать не вздумал!). Снилось ли мне такое лет двадцать пять назад в Скифопарфии, в отставной каменной ставке ее обессилевших от старости ханов, на уроке труда у Тимофей-Михалыча Заяичко, где я (в сатиновом синем халате поверх мышастого пиджачка) резал и гнул из бронетанковой стали совок? Или снится сейчас?
6. Война стариков и детей (1)
В которой из башен к сорок пятому году размещалась особая группа СС “Бумеранг” с раввинами и глиняным кусом, в моей новодельной или же в настоящей голдстиновской? а в какой самоуправление юденшлюхтского гетто? - объединенный архив не дает ответа на поданный для блезиру запрос. Не полностью еще каталогизировали единицы хранения, нанесенные из трех единичных хранилищ. Разные маркировки, разные языки, включая мертвые, черт ногу сломит, одним словом. Прекрасная Ирмгард нашла мне (на абонементе у Голдстина) какие-то сущие пустяки: письмо обер-фельдфебеля горно-егерской дивизии Алоиза-Венцеля Шварценеггера от 9.11.1943, послано брату в Обер-Венден-Йох (в Каринтии, на границе с Италией и Словенией) и возвращено 13. 8.1968 по адресу полевой почты за выбытием адресата. Сраное местечко, Ксаверль, жаловался обер- фельдфебель, все заросло копотью, с утра до вечера сумерки, то снег с дождем, то дождь со снегом, а таких нелюбезных и неразговорчивых жителей не видал я ни во Франции, ни на Кавказе, и ни даже в Берлине. Далее следовали догадки насчет того, какого роду-племени эти нелюбезные жители - не немцы, это самоочевидно! - не чехи шкодливые, но и никак не цыгане. Цыган-то мы наизусть знаем. То ли венгры, то ли турки, то ли слегка подошедшее ростом потомство богемских гномов-гранильщиков, помнишь, в детстве нам читывал батюшка из неизвестного автора “Лорелеи”, как они на празднике деревенском каком-то в пух и прах разругались с людьми? Жителей этих по окрестным хуторам упорно дразнят евреями, но доказательств никаких не приводят. Сводят, может, свои местные счеты: козу там не поделили или колодец, как, помнишь, батюшка наш, господин учитель - со словенцами из Нидер-Венден-Йоха, или у них вообще кровная месть от начала времен. Гаулейтер, в виду нестихающего потока сигналов граждан, послал научный запрос по партлинии, из Берлина
командировали профессора расовой гигиены, тот ходил-ходил, мерил штангенциркулем уши, черепа и носы и высказался наконец в том смысле, что евреи ли и какого рода евреи, если евреи, заключить затрудняется. Тюркско-монгольские элементы и славянская метизация очевидны. У большинства мужчин монголоидный копчик и алтайский тип оволосения. Берлин пообещал вызвать временно отступившего с войсками из Крыма караимского поэта по имени, если мы с Ирмгард правильно транскрибировали шварценеггеровскую латиницу, Парис Баклажан, который уже помогал (в Крыму у себя) проводить научно-расовую экспертизу и отмежевывал еврейских крымчаков-раббанитов от нееврейских караимов, чем заслужил благодарность фюрера и объединенных народов Европы, несущих по миру и особенно на Восток идеалы свободы, культуры и права, каковая миссия была бы несовместима даже с самым незначительным пятнышком на их коллективной совести, что, братишка (“братское сердце”, - калькой перетаранила Ирмгард), между нами говоря, типичное пруссаческое умосрачество (preussische Klugscheisserei) и занудство. Странное юденшлюхтское племя вывели до окончательного выяснения за систематизацию в качестве этнической группы уточняемой принадлежности, мужчин с монголоидным копчиком мобилизовали на оборонные работы и увезли - недалеко, но глубоко (судя по всему, в виду имелся рудник, будущий им. Клемента Готвальда), а в Юденшлюхте остались только женщины (очень нелюбезные, дают - с трудом), старики от
