– Дорогая Кассандра, – сказал он. – Вулф сообщил мне хорошие новости. – Шейн пришел не с пустыми руками. Он принес мне соколенка. – Я не позволил бы Тейлору прикоснуться к нему, – сказал он, позволяя птице перелететь на мою кровать. – Я хотел, чтобы вы первой наложили путы на его лапы и снабдили его серебряными колокольчиками. Это ваш сокол, Кассандра, и вы будете тренировать его.
Шейн Гордый отдавал приказ. Я ощутила острое желание наброситься на него и снова обвинить в попытке убить меня. Посмотрев в его янтарные глаза и увидев в них отблеск искренней гордости и удовольствия, я подумала, не приснилось ли мне это нападение?
Решив заняться воспитанием сердитого соколенка, я обнаружила, что благодарна Шейну.
Глава 12
На следующий день миссис Джигс сняла с моей головы повязки, после чего я спустилась к завтраку и сообщила Шейну, что достаточно хорошо себя чувствую и готова приступить к работе над книгой.
Хорошо знакомое мне веселое выражение блеснуло в его глазах.
– Я рад, – сказал он, как мне показалось, вполне искренно.
– Уверен, что ты поочередно включишь в свою книгу всю семью, кузен, – ядовито заметил Хью.
– Я включу все, что считал уместным дед, – ответил Шейн. – Как ты прекрасно знаешь, Хью, книга – его детище. Я всего лишь привожу в порядок материал, который он собирал много лет.
– Старый Шейн был подонком, – заявил Хью и, резко отодвинув свое кресло, вышел из-за стола. Горечь и ненависть выражались им слишком недвусмысленно.
Нора, сидевшая напротив, с извиняющимся выражением улыбнулась мне.
– Дорогой Хью, – вздохнула она, – еще не свыкся с этой ужасной повязкой. Он был таким красивым мальчиком… Затем исчезновение бедной Шейны расстроило его больше, чем мы предполагаем. Они много времени проводили вдвоем, бродили по окрестностям вместе с Фоссом. Они были близкими родственниками, и их объединяла любовь к Соколиному замку.
– Неужели ты всегда должна извиняться за Хью, мама? – сказала Рой. – В конце концов, он взрослый мужчина и отвечает за свои действия, так же как Шейна – взрослая женщина – отвечала за свои.
– Рой, ты всегда говоришь так, будто Хью и Шейна… – Нора оборвала фразу, беспомощно всплеснув руками. – Как будто между ними было нечто большее, чем родственная близость. Меня поражает, когда я слышу, как ты говоришь о них подобным образом, Рой. Это нехорошо, ведь Шейны уже нет в живых. Нельзя плохо говорить о близких нам людях, которые умерли.
– У нас нет уверенности, мама, в том, что она умерла, – возразила Рой, глядя на меня.
– У меня теперь не осталось никаких сомнений, – сказала Нора. – Шейна не стала бы неделю лежать в постели, как бы сильно ни поранила себе голову. Она бы не вытерпела, вскочила бы в ту же минуту, как уехал Вулф. – Нора посмотрела на меня. – Я не хочу сказать ничего плохого, дорогая. Вы кажетесь такой благоразумной девушкой.
– Люди меняются, – упорствовала Рой.
Трула не проронила ни слова, ее кошачьи глаза были опущены, как будто она рассматривала содержимое кофейной чашки. Однако я чувствовала, что она настороженно прислушивается к каждому сказанному слову. Я уверилась в этом секундой позже, когда она заговорила.
– Я чувствую, что сегодня вечером нам пора раскрыть правду о Шейне, – сказала она. – Я назначила сеанс.
Сказав это, Трула оставила нас. Но позднее я снова увидела ее в тот день из-за бархатных штор: она прогуливалась с Хью по мысу.
После завтрака Шейн сразу повел меня в библиотеку, где, по его словам, имелись словари и другие справочники, полезные для успешной работы секретаря. Я оглядела просторную, уставленную тысячами томов комнату и заинтересовалась, как можно из такого количества книг выбрать то, что нужно. Каталога не было, хотя Шейн говорил, что собирается составить его.
В библиотеку можно было попасть из вестибюля, она находилась рядом с большой гостиной. Я поняла, что механизм органа находится в толстой стене между этими двумя комнатами, так как внезапно полились дикие звуки.
– Рой здесь больше нечем заняться, – сказал Шейн.
– Разве у нее нет друзей в Соколином озере? – спросила я.
– Если вы имеете в виду мужскую компанию, то нет. Рой необщительна. Так же как и Хью. Я полагаю, из-за того… – Он не закончил фразу, внезапно улыбнувшись. – Но я предоставлю вам возможность сделать собственное заключение по этому поводу.
В тот день я выбрала для работы компактный университетский словарь, на первой странице которого было написано имя Шейна. Мы перебрались в его комнату и приступили к серьезной работе над книгой.
Комната Шейна О'Нила оказалась типично мужской. Как и в его «мерседесе», в каждом предмете ее декора отражался гордый характер хозяина. Громоздкая, обитая кожей мебель из темного дерева и сами стены, окрашенные в теплый оливковый цвет, свидетельствовали о характере Шейна.
В этой комнате я с небывалой полнотой ощущала незаурядность его личности. Казалось, сама атмосфера была насыщена ею. Все мои сомнения и страхи, как ни странно, улетучились, стоило нам приступить к работе над книгой, и меня вновь захватили романтические судьбы семейства О'Нил.
Увлеченность старого Шейна прошлым стала понятна мне, когда мы погрузились в изучение желтоватых страниц его записок, которые Шейн извлек из сейфа в стене за портретом. Вероятно, это был портрет Шейна, написанный маслом в прошлом веке, или Шейна Гордого.
– Дед, – пояснил Шейн. – После того, как я родился, эту картину называют портретом старого Шейна. Но дед никогда не выглядел старым. Он оставался красивым и гордым до последнего дня.
– Вулф упоминал о том, что он был красивым мужчиной, – заметила я.
