Я замолчал; у меня не было уверенности, что его действительно нет. Возможно, я просто его не заметил. Я посмотрел вниз еще раз и тогда только убедился, что действительно не увижу его из этого окна, потому что оно выходило на боковую улицу.
— Нет, — сказал я. — Сегодня его не будет.
— Да. Он поехал в Хайфу. Оставил тебе записку.
Она взяла со стола конверт и подала мне; я сунул конверт в задний карман брюк и застегнул карман на пуговку, которую мне специально пришил Роберт, хотя никто, кроме меня, не носит джинсы с пуговицами, и только после этого посмотрел на нее и рассмеялся, а она тоже рассмеялась.
— Боже, — сказал я. — Забыл, что дальше.
— Что?
— Ничего. Вспомнил. Меня научили. Но тебе этого не понять. — Я подошел к двери. — Ты знала, что так случится. И я знал, что так случится. Только Роберт все перепутал. Теперь, когда у меня уже есть деньги, я в этом не нуждаюсь. Да еще черномазый этот стоит на углу и не оборачивается… — И повернул ключ.
Все было бы хорошо, если б не Роберт со своей спешкой. И если б дожди не кончились раньше, чем в прошлом году; но этого мы наперед знать не могли. Роберт пошел в туристское агентство и вернулся сияющий.
— Полный порядок, — сказал он.
— Уродина?
— Да. Очень удачно. Разводка.
— Моральная травма?
— Да. Все будет о'кей. Помнишь последнюю моральную травму? Ту старую перечницу из Чикаго?
— Да.
— Муж издевался над ней, мученья длились годами, и только ты, чистая душа, даже не знающий цены деньгам… верно?
— Можешь не договаривать.
Мы отправились к человеку, который нас финансировал, и там сидел еще один. Когда мы вошли, хозяин дома сказал:
— Это мой шурин.
Я усмехнулся.
— Чего усмехаешься? — спросил Роберт. Он вдруг побледнел. — Ты чего усмехаешься? Газет не читаешь, да? Ты депрессивный маньяк, псих, а я за тобой присматриваю. Скажи: чего ты развеселился? И я посмеюсь за компанию. Только кто нам будет платить? Потом, когда ее уже заберут в психушку, мы посмеемся вместе. А пока изволь быть мрачнее тучи.
— Я только улыбнулся.
— Какого дьявола? Что тут смешного? Объясни мне, прошу.
— Он сказал, что это его шурин, — ответил я. — У них рожи одинаковые — не отличишь. Каждый отсидел по пятаку в Дартмуре. Это последняя в Европе тюрьма, где есть телесные наказания.
Роберт успокоился.
— Превосходно. Он у нас такой. Грубый. Дикий. Хам. Один я еще могу на него влиять, и то все меньше и меньше. И лишь эта развалина… В Эйлате — вы понимаете, о чем речь. К тому же физически он очень силен. — Он указал мне на шурина хозяина дома. — Засвети этому малому промеж глаз. — И принялся расстегивать мою куртку.
— Почему он должен меня бить?
— Как почему? Он силен как бык. Восемьдесят килограммов. Сплошные мускулы. Сами сейчас убедитесь.
— Но зачем?
— Ведь вы платите? Верно, господа? Надеюсь, вы не передумали?
Он опять побледнел.
— Все остается так, как я сказал, — произнес хозяин дома.
— Превосходно. Вы платите, а я — человек дела. Деньги зарабатывать можно только чистыми руками. Главное тут — воображение. Будь он болен чахоткой, я б его сюда не привел, правильно? Я бы его отвез в санаторий. — Он повернулся ко мне. — Чего ты ждешь?
— Благодарю, — сказал шурин хозяина. — Весьма признателен.
— Не хотите? Почему? Все очень просто. Не думаете же вы, что я привел человека, не способного хорошенько вам врезать? Неужели обо мне можно так подумать?
Он вдруг расплакался.
— Слишком много пьет, — сказал я. — Нервы.
— Только когда я его отпускаю одного, — сказал Роберт. — Вы уж, пожалуйста, извините. Просто меня трясет от страха, как подумаю, что ему предстоит остаться с этим чучелом наедине. И вдобавок… моральная травма. Я боюсь.
Он опять зарыдал.
— Не понял, — сказал я. — Моральная травма? У кого? У нее?
— Конечно, у нее. Не у меня же. Скажешь тоже… Отыщи мне кого-нибудь получше в середине марта.
Сделай одолжение, попробуй. А я позвоню агенту миссис Тейлор, чтоб она сюда приехала специально ради тебя. Самая соблазнительная невеста Америки. Прекраснейшая женщина в мире. Вот только бы дождь перестал.
— Успокойся.
— Нет, не успокоюсь, пока мы не выцарапаем башли. Я боюсь оставлять тебя одного. Только Бог на Страшном Суде узнает, что я переживаю.
— Могу в свою очередь тебе рассказать, что я переживаю, — сказал я. — Когда такая развалина раздевается и изображает из себя бэби. Наивная курочка. Выглядит как Мисс Городского Морга. И чертовски расчетлива. А я чувствую себя так, точно попал в городскую больницу.
— Это хорошо, — сказал Роберт. Он успокоился. — Видишь, когда ты молодец, я всегда тебя хвалю. А про свои чувства расскажешь ей.
— Вы это всерьез? — спросил хозяин дома.
— Разумеется. Не понимаете? Он ее любит, но не верит, что Господь ниспошлет ему такое счастье. Вам это непонятно? Я его представляю по-современному и вместе с тем в самом что ни на есть традиционном ключе: со всеми моральными комплексами. Умоляю, господа, не давайте мне советов.
— Вам никто никаких советов не дает, — сказала хозяйка дома.
— Конечно. Я всегда все должен сам. Правда? Вам наплевать, что я испытываю, когда оставляю его наедине с этой старой каргой. Но я тоже человек и иногда нуждаюсь в добром слове. Об этом вы, естественно, не подумали. Зачем? Я и так все организую. Только в один прекрасный день свихнусь. Но это уж мое дело, верно? Я уже ненормальный.
— Пожалуйста, не плачьте.
— Как же мне не плакать? Я что, не человек? Думаете, у меня нет сердца? Не знаю. За одно могу поручиться: оно было. — Он повернулся ко мне. — Так ты ей скажешь. Когда она тебя спросит, скажешь: было. Понятно? Груз прожитых лет, морщины, седина в волосах. — Он опять обратился к хозяйке дома: — Вас правда интересует, есть ли у меня сердце? Есть. Ну и что с того? Скажите, пожалуйста: зачем оно мне? Ну пожалуйста. Вы требовали от меня абсолютной искренности. Я прошу того же: какой мне от него прок? Умоляю; коли уж вы меня терзаете своими вопросами, и я себе позволю разок спросить. Но требую полной откровенности. Скажите, пожалуйста: какой мне от моего сердца прок?
— Да ведь вас никто ни о чем не спрашивал, — сказал братец жены. — Даже если бы мы захотели, не смогли б.
— Естественно. Зачем спрашивать? Вы только возьмете бабки. Вопросы излишни. Я б на вашем месте тоже ни о чем не спрашивал. Ведь есть человек, который за тебя думает. Что может быть лучше! Попрошу не перебивать. Если мне потребуется совет, я к вам обращусь. Другое дело, что вы посоветуете какую- нибудь глупость. И, пожалуйста, не возмущайтесь — ни на что иное я и не рассчитывал. Конечно, вас не
