Понемногу слух возвращался, и Асад услышал вопли Багиры, полные ужаса. Затем она вскочила на ноги и, подбежав к дальнему парапету, высунула голову и стала что-то кричать.
— Заткнись! — Асад подбежал к ней и схватил за руку, но Багира вырвалась и с дикими воплями заметалась по крыше.
В дальнем конце городка прозвучали еще четыре взрыва. На соседней крыше Асад заметил солдат, устанавливавших зенитные пулеметы. Багира тоже заметила их и, протянув руки, закричала:
— Помогите! Помогите!
Солдаты увидели ее, но продолжили заниматься своим делом.
— Помогите! Помогите!
Асад обхватил ее сзади и повалил на бетонную крышу.
— Замолчи!
Багира сопротивлялась, и Асада изумила ее сила. Она продолжала кричать, царапая его грудь, шею и лицо.
В этот момент пулеметы на соседней крыше открыли огонь, их дробь смешалась с воем сирен и грохотом отдаленных взрывов. Стрельба еще больше напугала Багиру, и она завопила еще громче.
Асад зажал ей рот ладонью, но она укусила его за палец и так двинула коленом в пах, что Асад свалился на спину.
Багира билась в истерике, и Асад понял, что нет способа успокоить ее.
Хотя…
Асад схватил Багиру за горло и сжал пальцы.
Штурмовик летел над пустыней, держа курс на юг. Затем Сатеруэйт выполнил разворот на сто пятьдесят градусов — этот маневр должен был вывести их на побережье в сотне километров к западу от Триполи.
— Эй, Билл, отличный полет! — воскликнул Уиггинз.
На это Сатеруэйт ничего не ответил, но предупредил:
— Будь внимателен, Чип, могут появиться ливийские самолеты.
Уиггинз пощелкал тумблерами радара.
— Небо чистое. Летчики Каддафи, наверное, обделались от страха, а теперь стирают трусы.
— Будем надеяться.
У штурмовика не имелось ракет класса «воздух — воздух», а идиоты конструкторы не удосужились даже оснастить самолет пушкой. Так что единственными средствами защиты оставались скорость и маневр.
— Будем надеяться, — повторил Сатеруэйт, посылая по радио сигнал, что «Карма-57» цел и в порядке.
Далее полет продолжался в молчании, Уиггинз и Сатеруэйт ожидали сигналов от других экипажей. И они начали поступать. Их эскадрилья в полном составе успешно выполнила задание и не понесла потерь.
— Будем надеяться, что и у остальных все в порядке, — сказал Уиггинз.
Сатеруэйт кивнул. В конечном итоге, все вышло здорово. От этого у него улучшилось настроение. Сатеруэйту нравилось, когда все проходило так, как запланировано. Если не считать устаревших ракет и зенитного огня, что никому не причинило никакого вреда, операция ничем не отличалась от учебного бомбометания в пустыне Мохаве.
— Все прошло как по маслу, — подвел итог Сатеруэйт.
— Приятная прогулка, — согласился Уиггинз.
Асад Халил продолжал сжимать пальцами горло Багиры, стараясь заставить ее замолчать. Багира смотрела на него широко раскрытыми, выпученными глазами. Асад надавил сильнее, и тело Багиры задергалось под ним. Глядя в ее немигающие глаза, Асад изо всех сил сжал пальцы, досчитал до шестидесяти и только после этого убрал руки. Вот так, одним относительно простым действием, он решил и нынешнюю проблему, и все будущие.
Поднявшись, Асад завернул Коран в молитвенный коврик, забросил тот на плечо и, спустившись вниз, вышел на улицу.
Сейчас в городке не горело ни одного огонька, и Асаду пришлось пробираться к своему дому в темноте. С каждым шагом он все больше удалялся от здания, на крыше которого оставил мертвую Багиру.
Впереди лежало в руинах соседнее здание, в свете пожара Асад увидел тела мертвых солдат. Едва не споткнувшись о труп, он в ужасе уставился на тело мужчины: из проломленного черепа, носа и рта текла кровь. Асад изо всех сил старался сдержать приступ рвоты, но не смог. Затем, отдышавшись немного, продолжил свой путь.
У Асада возникло желание помолиться, но Коран запрещал это делать после совокупления с женщиной, пока мужчина не вымоет лицо и руки.
Заметив возле одного из зданий искореженную цистерну с водой, Асад подошел к ней, умылся, смыл с себя кровь и мочу. Двинувшись дальше, он все шептал цитаты из Корана, молясь за безопасность матери, сестер и братьев.
Он шел и вдруг заметил пожар в том месте, куда направлялся. Асад ускорил шаг, а затем побежал.
На бегу Асад подумал, что сегодняшняя ночь началась с греха, а заканчивается адом. Похоть привела к греху, а грех привел к смерти. Это Сатана послал проклятие ему и Багире, но милосердный Аллах сохранил ему жизнь. Теперь надо было молиться, чтобы он сохранил жизнь и его семье. С запозданием он подумал, что надо бы также помолиться за семью Багиры и за Великого лидера.
Пробираясь через руины Эль-Азизии, шестнадцатилетний Асад Халил понял, что и Сатана, и Аллах послали ему испытания. Из этой ночи греха, смерти и огня он выйдет мужчиной.
Глава 17
Асад Халил продолжал бежать к своему дому. В этом квартале людей было гораздо больше — солдаты, женщины, дети бежали либо медленно брели, словно оглушенные, а некоторые стояли на коленях и молились.
Асад свернул за угол и остолбенел. Ряд оштукатуренных домов, в одном из которых он жил, выглядел совершенно иначе. Тут до него дошло, что на окнах нет ставней, а улица перед домами засыпана обломками. Но еще более странным показалось то, что лунный свет проникал сквозь распахнутые окна и двери. Внезапно Асад понял: крыши обрушились вниз, а двери, окна и ставни повыбивало и снесло взрывами. «Аллах, умоляю, нет…»
Асад почувствовал, что теряет сознание, поэтому глубоко вздохнул и побежал к своему дому. Споткнувшись о куски бетона, он выронил молитвенный коврик, но не стал поднимать его и подбежал к дверному проему. Несколько секунд он стоял на пороге, не решаясь войти, а затем рванулся в дом, туда, где находилась гостиная.
Крыша целиком обрушилась в комнату, засыпав пол, ковры и мебель кусками бетона, деревянными балками и штукатуркой. Асад поднял голову и увидел небо. Аллах милостивый…
Он снова глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. У дальней стены стоял деревянный шкаф, который его отец когда-то смастерил своими руками. Асад пробрался через руины к шкафу, отыскал в нем фонарик и включил его.
Обведя мощным узким лучом комнату, он теперь увидел полную картину разрушений. Однако фотография Великого лидера, висевшая в рамке на стене, осталась цела… Это несколько ободрило Асада.
Он понимал, что надо пойти в спальни, однако не мог заставить себя, зная, что может там увидеть.