раскладывать по тарелкам скьяффони.
— Это совершенно невозможно! — категорически отверг его предложение Тиан Обержин.
— Ох-ох-ох! — простонал Кот. — Сейчас сюда выйдет Легат Пелагий, и с меня живьем снимут шкуру!
— Он нас не увидит, — беспечно отозвался Робин, пробуя пасту. — Лучше расскажи, Котуся, что ты там видел и слышал.
Бабушка тоже была не в восторге от трапезы на каменной скамье. Она вытащила из своего мешка четыре теплых полу-пальто на меху и постелила их на холодные камни. Робин, Кот и Тиан Обержин сели сверху.
— Я услышал, — с набитым ртом сказал Саладин, — что император Фридрих Гогенштауфен в молодости приказал отрубить хвост своему дворцовому коту, только чтобы убедиться, что без хвоста кот не сможет приземлиться на все четыре лапы!
— Какое чудовище! — ужаснулась Бабушка.
— Не следует забывать, что нравы в Средние века были несколько грубее, чем сейчас, — вступился Робин за императора. — Возможно, Фридрих поступил так из любви к науке…
— Ни одно научное открытие не стоит кошачьего хвоста! — патетически воскликнул Кот.
В эту самую секунду в зал, в котором они сидели, ввалилась толпа папских гвардейцев. Кот испуганно затих. Предводитель гвардейцев возбужденно кричал:
— Это точно здесь! Чувствуете запах? Это не с папской кухни! Клянусь острием алебарды, это кто-то из стражников варит похлебку в камине!
— Посмотри сам, нет тут никого! — пытался вразумить его другой воин, но было уже поздно: капитан гвардейцев промчался через весь зал, воинственно принюхиваясь, и со всего размаху налетел на Тиана Обержина, склонившегося над кастрюлькой с пастой. Тиан, не выдержав удара, сел на пол, но и капитан потерял равновесие. Взмахнув алебардой, он обрушился рядом с поваром и левая рука его по локоть погрузилась в кастрюлю, все еще до середины наполненную слипшимися от моцареллы скьяффони.
— Здесь призрак, призрак! — взревел капитан, стряхивая с обожженной руки липкую, невидимую ему массу. — Он тянет меня в ад! — еще громче завопил он, когда услужливый Тиан попытался помочь ему подняться.
Между тем Робин, Кот и Бабушка быстро запихали одежду в мешок, а еду в корзину и приготовились убегать. По залу беспорядочно передвигались стражники. Они кричали, размахивали руками и алебардами. То и дело кто-либо из них задевал кастрюлю из-под пасты и та со звоном отлетала от одной стены зала к другой. Тихонько, по стеночке, наши путешественники пробирались к выходу, стараясь уклоняться от разбушевавшихся гвардейцев. Бабушка дергала за рукав несчастного Тиана, который никак не мог отказаться от мысли продолжить трапезу. Когда они были уже у самой двери, с другого конца помещения раздался строгий голос:
— Что здесь происходит?
Гвардейцы замерли и вытянулись по стойке смирно. Опираясь на позолоченный посох с Ангелом на рукояти, в зал медленно вошел Папа Гонорий. Он переводил взгляд с одного гвардейца на другого и наконец грозно спросил:
— Что вы здесь делаете, бездельники?
— Ваше святейшество! — испуганно пролепетал капитан. — Здесь только что был чей-то призрак, а может, и сам дьявол! Он расставил ловушку, и я едва не провалился прямо в преисподнюю!
Папа перевел взгляд на Кота Саладина.
— Здесь нет дьявола! — медленно сказал он. — А если и есть, он сейчас же уберется отсюда! — и Папа нахмурил брови, не сводя взгляд с несчастного Кота.
Саладин нырнул в дверной проем и со всей доступной ему скоростью помчался вверх. За ним следом бежали Робин, Бабушка с мешком и повар со спасенной им в последний момент кастрюлькой.
Глава 8
«Непобедимая Манна» влетела в Апулию. Потянулись бедные деревушки с маленькими белыми домиками в окружении виноградников или просто пустырей, заросших чертополохом. То и дело попадались овраги, по большей части загроможденные разного рода мусором. Изредка, на холме или у перекрестка дорог, виднелись церкви с резными барочным фасадами. Наконец, на горизонте блеснуло море. Вдоль его кромки стояли сторожевые башни. Они образовывали цепочку, конца которой не было видно. Их стены, глухие, без единой бойницы, были сложены из тяжелых глыб известняка. На самый верх каждой башни, на смотровую площадку, вела широкая каменная лестница, пристроенная снаружи к одной из стен. Промежутки между соседними башнями составляли от одного до полутора километров.
— Какие странные сооружения! — сказал Робин Коту, принимавшему солнечную ванну на капитанском мостике.
— Это костровый телеграф, — меланхолично объяснил Кот.
— Что за такой телеграф? — удивился Робин.
— Если появлялся турецкий флот, на башне зажигали костер. Когда дым замечали с соседней башни, там тоже зажигали костер. И так далее, пока известие о вражеском флоте не приходило в Аскону или Брундизий.
— Кто же создал такую титаническую сигнализацию?
— Тот, кто не должен быть помянут! — мрачно сказал Кот.
— Что ты имеешь в виду, Саладинчик?
— Тот, кто мучает котов и сбрасывает их в пропасть, — еще мрачнее пояснил Саладин.
— Ах, император Фридрих! — понял Робин. — Ну что же, очень мудрое и разумное сооружение! Сразу видно, что, несмотря на дружбу с султаном, он не забывал и об обороне своей империи.
Кот сделал крайне обиженный вид. Обычно, когда он хотел изобразить обиду, он начинал сопеть, как паровоз, и вытягивал хвост трубой. На этот раз он даже поднялся со своего кресла и демонстративно ушел к бочке с селедками, стоявшей в тенистом углу рядом со штурвалом. Робин почувствовал себя неловко.
— Котик, Котик, что ты такой мрачный? — спросил он с искренним сожалением, подходя к селедочной бочке.
— Оставьте меня! — неприветливо отозвался Кот.
— Хочешь, я принесу тебе свежего молока от итальянской коровы? — предложил Робин, который вместе с Тианом Обержином накануне вечером ходил на ферму за молоком.
Кот только фыркнул и обратил свой взор к морю. В это время из кают-компании раздался мелодичный звук гонга.
— О, вот и обед! — просиял Робин и побежал к люку, ведущему во внутренние помещения «Манны». Кот нехотя последовал за ним. Перед тем, как нырнуть в люк, Саладин бросил последний взгляд за борт корабля, и вдруг странная процессия привлекла его внимание: по узкой полосе галечного пляжа быстрым шагом шли три высоких человека в плащах с поднятыми капюшонами. Вслед за ними один за другим бежали цепочкой двенадцать здоровенных псов, в которых Кот без труда опознал ирландских волкодавов. Они двигались в том же направлении, что и «Непобедимая Манна»: на юг, к Брундизию. Однако «Манна» летела быстрее, и через несколько минут мрачная процессия была уже далеко за ее кормой. Кот проводил ее глазами и с задумчивым видом наконец спустился в кают-компанию, прошествовал на свое место и, под негодующим взором Тиана Обержина, принялся за остывшие тигровые креветки.
У Бабушки в этот день с утра болела голова. Поэтому она отказалась от обеда и со стаканом томатного сока сидела у краешка стола с крайне несчастным видом. У Робина разрывалось сердце от зрелища больной Бабушки, мрачного Кота и разгневанного повара, плоды творчества которого в этот день не пользовались никаким успехом. Чтобы как-то разрядить обстановку, Робин попытался завести беседу на историческую тему.
— Я прочитал в учебнике истории Италии, — начал он, — что плодородные некогда долины Апулии пришли в упадок и запустение в результате войн гвельфов и гибеллинов.
