На мониторе появилось окно, содержащее описание вредоносного процесса. Кончик ручки остановился возле странной последовательности символов и цифр.
– Это идентификатор пользователя, который проник в вашу операционную систему, взломав интерфейс беспроводной связи. Случилось это в три часа ночи 9 ноября.
– Ты полагаешь, что против нас может работать один из гостей Тюленева?
Деверо пожал плечами.
– Точно сказать не могу. Пока что все мои высказывания остаются на уровне догадок и предположений. Генерал, вы не помните, каким интерфейсом пользовался Тюленев для выхода в Сеть?
Северский развел руками.
– К сожалению, нет, Франсуа, таких деталей я не запомнил.
Молодой компьютерщик потер пальцами висок.
– Это плохо, Алексей Арнольдович. Еще хуже то, что недоброжелатель проник внутрь военных серверов и покопался в недрах ванхорновской «Милашки». Наглец был уверен в своем мастерстве и не стер журнал завершенных операций. Идентификатор пользователя мне известен, но личность противника я пока установить не могу.
Завершив разговор, Деверо захлопнул крышку компьютера, спрятал ручку в карман пиджака и весело произнес:
– Удачи, генерал, я возвращаюсь к работе. Если вдруг до чего докопаюсь, то дам знать.
Резко хлопнув дверной створкой, Ольга повернулась к Сергею. Взгляд у нее был злой и недовольный, в глазах сверкали искры ярости. Вытерев грязные от работы руки черной промасленной тряпкой, Нестерова указала командиру на пластиковый стул:
– Садитесь, полковник. Можете не тянуть кота за хвост, я знаю, зачем вы пришли.
Сергей последовал совету Ольги и опустился на твердое сиденье. Летчица подошла к подвесному деревянному шкафчику и вытащила из него два прозрачных бокала. Следом за стаканами на столе появилась наполовину опустошенная бутылка виски.
– «Талламор Дью» двенадцатилетней выдержки, одна из последних бутылок, оставшихся на этой чертовой планете. Можете смело разливать по стаканам. Мне не жалко.
Прислонившись к шкафчику, Нестерова скрестила на груди руки:
– Ты понимаешь, полковник, что поставил под удар жизнь моей дочери! Какого черта ты нарушаешь свои же обещания?! Почему ты принимаешь решения, не посоветовавшись со мной?
Сергей тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула:
– У меня не было выбора, Ольга.
– Очередная отговорка! Ты отдал меня Никонову потому, что так тебе было удобно.
Нестерова опрокинула в рот добрую порцию виски. Поморщившись, женщина добавила:
– Экстренная починка машины твоя работа?
Полковник покачал головой.
– Нет, все ремонтные операции выполняются по прямому приказу Никонова. Если бы не мое обещание, твой обездвиженный «Ил» до сих пор бы стоял под открытым небом. Я понимаю причину твоего гнева, но по-иному я поступить не мог.
– Из-за твоей договоренности мне придется совершить над Атлантикой три опасных полета? Туда и обратно, Сергей, в оба конца, без дозаправки. Я буду летать над враждебной территорией с минимально возможным конвоем, а то и вовсе без него. Я стану огромной жирной точкой на вражеском радаре, целью для многочисленных ракет класса «воздух – воздух», жертвой, не способной оказать сопротивление. Ты хотя бы раз думал о моих шансах на выживание? Ты учел, что я не просто летчик, а мать-одиночка. В случае моей гибели Наташка останется сиротой. Кто будет заботиться о ней? Ты или этот эгоистичный тип Матвиенко?
– Ты несправедлива к Николаю.
– Это ты ошибаешься в нем, а я вижу, каким взглядом он смотрит на мою дочь!
Ольга до конца осушила бокал и с грохотом поставила его обратно на стол.
– Сергей, я хочу слышать ответы на свои вопросы. Ты скажешь мне что-нибудь толковое или будешь молчать?
– Ольга, пойми, я прекрасно осознаю причины твоего негодования. Ты права в том, что хочешь защитить дочь. Однако взгляни на сложившуюся ситуацию с моей точки зрения.
Сергей посмотрел в зеленые глаза летчицы.
– Никонов попросил у нас помощи, а взамен обещал настоящую поддержку. Ребята, заново собирающие крыло твоего «Ила», вовсе не наемные работники. Это советские военные специалисты, работающие по прямому приказу своего начальника. Если ты откажешься от полета, восстановление транспорта будет прекращено. Петренко починить «Ил» не сможет. Его люди никогда не работали с тяжелыми машинами.
Два-три вылета на благо советских ВВС, и ты навсегда покинешь Арктическую зону. Улетишь в Европу и будешь ждать нашего возвращения.
Ольга задумалась. Огни ярости продолжали плясать в ее зеленых глазах. Плеснув в свой бокал сто граммов виски, Нестерова произнесла:
– Я не подведу тебя, Сергей. Однако, помни, что по завершении операции моя частная лавочка выйдет из состава твоей эскадрильи.
Сергей обреченно покачал головой:
– Ольга…
– Я приняла решение, полковник. Отговаривать меня бесполезно.
Соколов разочарованно вздохнул:
– Хорошо, я будут молчать. Скрою свою печаль за маской ледяного безразличия. Упрашивать тебя о возвращении не буду, во всяком случае, пока. По завершении операции отойдем от эмоций и обсудим все толком, согласна?
– Согласна! – В голосе Ольги послышалось раздражение. – Во время вылетов Наташка останется на базе, в подземном убежище. Если увижу, что Николай с ней заигрывает…
– Ясно, я передам твои слова Матвиенко. Детальную информацию по грузовым полетам, в том числе карты маршрутов, сможешь скачать с моего PDA.
Нестерова приняла из рук полковника маленький электронный прибор:
– Бери с собой, вернешь во время следующей встречи.
Ольга покорно кивнула головой и спрятала PDA в переднем кармане комбинезона.
Унылое полярное солнце медленно, неохотно вынырнуло из мрачной океанской бездны. Его тусклые, ледяные лучи пробежались по каменистым островным пляжам и коснулись несущих поверхностей самолетов. Солнечные зайчики просочились под фонари машин и заплясали на пластиковых крышечках приборов.
Небо нерешительно освободилось от темной вуали ночной темноты. Вековечные северные сумерки окрасились золотистыми красками нарождающегося утра. На смену сероватой пелене пришла пронзительная синева арктического небосвода. Острые иголки звезд погасли, а потом и вовсе пропали из вида, превратившись в незримые для человеческого глаза точки.
Тени ангаров побежали по краешку бетонной полосы, вытянулись, превратились в нагромождение угловатых фигур и замерли, парализованные дикой полярной стужей.
– Солнце скроется за горизонтом через полтора часа, – гулко пробубнил Петренко. – Никак не могу привыкнуть к короткому световому дню. Только вышел посмотреть на рассвет, а на улице уже закат. Ветер воет, словно тысяча чертей. Ночью воздух плотный, чистый и кусачий, словно дикая собака. Странно тут все, командир, не по-человечески. Лишние мы здесь, на этих островах.
