saddhana, тиб. sgrub thabs) — скорее всего именно к этому разряду и относится текст 'Книги Юнглей Мансурова', — содержат строфы, предназначенные для рецитации, а также краткие наставления по совершению ритуала и порядку визуализации. Я не сомневаюсь, что Э.Э.Ухтомский переписал всю «Книгу» целиком, а это значит, что текст содержал также и практические ритуальные инструкции, которые скорее всего не были адекватно прочитаны представителями той литературной среды, в которой по преимуществу и распространялась «Книга». Таким образом, тантрийские мистерии трансформировались в литературную традицию, явившуюся по сути своей насыщенной средой, хранящей для последующих прочтений изначальные смыслы 'ni-kha-yung-sle'i man-su-ro-bha'. Э.Э.Ухтомский, распространяя «Книгу», видимо надеялся, что она будет прочитана как некое практическое руководство, однако этого при его жизни не произошло. Мистерия исчезла, превратившись в литературу, которая в России сама стала культом.
Сегодня культ литературы умирает. Вернется ли слово мистерией?
Новые материалы к изучению истории 'Общества Ловцов Теней'
Учение 'Общества ловцов теней' вне всякого сомнения носит гностический[133] характер и уходит своими корнями к ереси наасенов.[134] По свидетельству Епифания,[135] именно в среде наасенов существовала легенда о Змее, который открыл первым людям — Адаму и Еве — значение тени. В пересказе Епифания легенда эта звучит так: 'Другие же говорят следующее. Возгордившись, Ялдаваоф (Ialdabaoth[136]) воскликнул: 'Я Отец и Бог и нет никого выше меня' (Is. 45: 5), а после создал человека по своему образу и подобию. Был этот человек огромных размеров и мог только ползать. Когда Ялдаваоф вдохнул в него дыхание жизни (Gen. 2:7), он неосмотрительно лишил себя силы. Горя ненавистью, Ялдаваоф решил найти способ лишить человека его силы [которую передал по неосмотрительности] и для этого создал женщину из своего разумения (enthymesis). Но были Адам и Ева лишены знания, ибо не дано им было видеть, что Древо Жизни, которое есть Свет в силе Бездны, отбрасывает также и Тень. София же попросила Нус,[137] который был изогнутым, как змей, открыть им силу плодов Древа. Сразу же после этого они постигли ту силу, которая над ними, и были изгнаны Ялдаваофом из рая за непослушание, ибо открыли для себя истину. Лишенные силы, они были сброшены на землю, и змей был отправлен вслед за ними. Вместе с ангелами, которые были в его власти, он произвел шесть сынов и сам стал седьмым, для того, чтобы имитировать ту Гебдомаду,[138] которая окружает его отца.
В раю Адам и Ева имели светоносные и духовные тела. Однако на земле эти тела стали более темными, тяжелыми и малоподвижными. Их души также стали слабыми и безвольными, поскольку в них осталось только лишь дыхание мира, вложенное их творцом. София пожалела их и вернула им сладостное благоухание света жизни. Так они узнали, кто они такие, почему они здесь, поняли, что они нагие и имеют материальное тело. Поняли они также и то, что обременены смертью. Но они мирились с этим, зная, что тело — это только временная обуза. С помощью Софии они нашли пищу и, насытившись, тут же совокупились, — так родился Каин.
Некоторые при этом говорят, что сама София приняла форму змея и боролась против творца, который создал Адама, и научила людей знанию. По этой причине змей и называется самым мудрым из всех тварей (Gen. 3: 1). И наши внутренности, благодаря которым мы питаемся, по этой причине имеют форму змея, указывая на эту все порождающую субстанцию'.[139]
Как пишет Ириней, '…в среде наасенов были особые жрецы, которым вменялось в обязанность наблюдать за тенями людей и животных и своевременно сообщать, если что-то в поведении теней начинает вызывать опасения'.[140] Ириней не сообщает, чем именно тени заинтересовали наасенов, но из сочинений Ипполита известно, что впоследствии жрецы, наблюдающие за тенями, откололись от наасенов и основали свою школу 'ловцов теней'.[141] Кроме того, согласно Валентину, Христос родился 'не без некоего рода тени', которую он отбросил и вернулся в Плерому. Как замечает по этому поводу Ориген: 'Необходимо было, чтобы одна из крайностей, а именно наилучшая, называлась Сыном Божьим за свое величие, а вторая — диаметрально противоположная — сыном злого демона, Сатаны и диавола'.[142]
Ипполит также сообщает, что учение секты излагалось в двух книгах. Одна из этих книг называлась 'Книгой длинных летних теней', а другая — 'Книгой коротких зимних теней'. К этим книгам запрещалось прикасаться руками, и читать их следовало, переворачивая страницы языком.[143] Кто и когда написал эти книги — неизвестно, но сами 'ловцы теней' верили, что их продиктовала тень Симона Мага.[144]
Как известно, крайне индивидуалистический характер гностицизма не позволил ему, в отличие от христианства и неоплатонизма, оформиться в сколь либо цельное и широкое религиозно-философское течение, и к V в. нашей эры гностические секты практически исчезают.
Несколько иначе обстояло дело с обществом 'ловцов теней'. Упоминание о 'культе тени' и 'ловцах теней' уже безо всякой связи с гностицизмом встречается как у средневековых авторов, так и в комментаторской литературе Нового времени. Вот некоторые сведения о 'ловцах теней', которые мне удалось обнаружить:
Клемент Александрийский в «Stromata» уделяет 'ловцам теней' всего одно предложение: 'Члены этой [поклоняющейся] теням секты узнают друг друга по особой татуировке, нанесенной на язык'.[145]
Ритор Арнобий в сочинении 'Adversus nations libri' пишет: 'Слышал я, что некоторые толкователи мифов и аллегорий говорят: 'Есть вещи, которые отбрасывают тени, и есть тени, которые отбрасывают вещи'. Знатоки считают, будто бы слова эти имеют отношение к учению 'ловцов теней'. Как бы там ни было, это двусмысленное высказывание нельзя считать свободным от иносказаний (reclusis esse obtentionibus)'.[146]
Упоминание о тенях, которые отбрасывают вещи, встречается и у Исидора Севильского — духовного наставника и старшего друга вестготского короля Сисебута (612–612). В трактате 'О природе вещей' ('De natura rerum') Исидор пишет: 'Изучение природы некоторых вещей не следует оставлять суеверному суждению, если можно рассмотреть их с помощью здравого и трезвого разума. И если древние мужи говорили, что не только вещи отбрасывают тени, но и некоторые тени обладают способностью отбрасывать вещи, то суждения эти для выяснения их истинности следует подвергнуть всестороннему рассмотрению. Ибо известно, что не всем в этом мире светит одно и то же солнце'.[147] Высказывание Севильца о солнце можно было бы понимать как своеобразную фигуру речи, если бы не сообщение Андреа Палладио, непосредственно касающееся 'ловцов теней' и их священных книг. В доме своего друга Даниэле Барбаро Палладио встречается с неким кавалером Лионе — путешественником, только что вернувшимся из 'земель германских'. Палладио пишет:
'Этот странный человек рассказывал о тайном сообществе, члены которого занимаются тем, что ловят тени. Он рассказал, что у ловцов теней есть свои книги, написанные на греческом. Он сам якобы видел одну такую книгу в библиотеке бенедиктинского монастыря в Тегернзее. Была она переплетена в человеческую кожу и не отбрасывала тени, когда подносили к ней горящую свечу. Он рассказывал, что в тени праведников книга эта начинает говорить разными голосами на языках, человеческому разумению недоступных. В своем рассказе он привел также несколько высказываний из этой книги, показавшихся мне весьма любопытными. Так, по его словам, в ней говорилось о том, что солнце нашего мира дает свет, но есть и другое, незримое «черное» солнце,[148] которое свет забирает, и что, когда дают свет — появляются тени, а когда свет забирают — появляются вещи. Еще он рассказывал, что для ловли теней используют мелкий речной песок, серебряные ложки и особым образом настроенный свисток'.[149]
Об одном интересном случае, имеющем, как мне кажется, отношение к исследуемой теме,
