— Здесь были другие гномы, — пробормотала она. — Два… нет, три… м-мм… больше четырех. Я чувствую… нефть. Кровь в отдалении. Внизу туннеля. — Она так резко встала, что чуть не ударилась головой о потолок, — пошли!
— Здесь становится все более опасно…
— Мы можем найти ответ! Пошли! Ты-то можешь не бояться смерти! — Ангва рванулась вперед.
— По твоему, провести тысячи лет, похороненной в иле, будет забавно? — закричала Салли, но ее слова были услышаны только грязью и зловонным воздухом. Она чуть помедлила, издала стон и поспешила за Ангвой.
Дальше главный туннель разветвлялся на многочисленные проходы. Из них вытекали потоки грязи, похожей на застывающую лаву. Салли прошлепала мимо чего-то что выглядело, как огромная медная воронка, плавно поворачивающаяся в потоке.
Здесь туннель был проложен более старательно, чем та часть перед колодцем. Он заканчивался круглой гномской дверью, к которой припала Ангва, и был освещен бледным сиянием. Салли не обратила на Ангву внимания. Она даже не взглянула на гнома, прислоненного спиной к двери.
Вместо этого, она уставилась на большую руну, коряво начертанную на металле. Это был большой и небрежный рисунок, изображавший что-то вроде круглого глаза с хвостом, который светился бледно- зеленым сиянием вирвей.
— Он начертал его своею кровью, — сказала Ангва, не оборачиваясь. — Они бросили его здесь умирать, но он был еще жив. Он умудрился добраться досюда, но убийцы закрыли дверь. Он царапал металл двери — я чувствую запах — и стер ногти до крови. Затем, он начертал руну кровью и сел тут, зажимая рану и наблюдая, как вокруг собираются вирви. Я полагаю, что он мертв восемнадцать часов.
— По моему, нам надо убираться отсюда прямо сейчас, — сказала Салли, пятясь назад. — Ты знаешь, что значит этот знак?
— Я только знаю, что это шахтная руна и все. А ты знаешь?
— Нет, но я знаю, что именно эта одна из самых плохих. Не стоит на нее смотреть. Что ты делаешь с телом? — Салли попятилась еще дальше.
— Пытаюсь определить, кто это был, — сказала Ангва, обыскивая одежду гнома, — так мы поступаем в Страже. Мы не топчемся на месте, переживая из-за рисунков на стене. В чем проблема?
— Именно сейчас? — спросила вампирша. — Он немного… воняет.
— Если я могу вытерпеть, то и ты сможешь. На этой работе тебе придется часто встречаться с кровью. Не пытайся ее выпить, вот мой совет, — сказала Ангва, все еще осматривая тело. — Ага, у него есть рунное ожерелье. И… — она вытащила руку из камзола мертвого гнома — Не могу разобрать точно, но я чувствую запах чернил, может быть это письмо. Отлично. Пошли отсюда.
Она повернулась к Салли. — Слышишь меня?
— Руна написана умирающим, — сказала Салли, все еще держа дистанцию.
— Ну?
— Вероятно, что это проклятие.
— И что? Мы его не убивали, — сказала Ангва, с трудом поднимаясь на ноги.
Они посмотрели на грязь, уже поднявшуюся им до колен.
— Ты думаешь, его это волнует? — деловито заметила Салли.
— Нет, но я думаю, что здесь может быть еще один выход, то последнее ответвление, которое мы прошли, — сказала Ангва, разглядывая туннель.
Она показала Салли. Поспешно удирая, линия вирвей со слепой определенностью маршировала по сочащемуся влагой потолку с такой же скоростью, с какой текла грязь по полу. Они направлялись в боковой туннель, сливаясь в светящийся поток.
Салли пожала плечами. — Стоит попытаться.
Они ушли и всплески их шагов стихли вдали. Грязь медленно затопила туннель, наполняя темноту шуршанием. Светящийся хвост вирвей постепенно скрывался из виду. Вирви, обводящие контур руны, тем не менее, остались, потому, что такое угощение стоило того, чтобы умереть. Они поочередно мигали.
Подземная темнота погладила руну, которая вспыхнула красным и погасла. Наступила полная тьма.
В этот день в 1802 году, художник Методия Плут попытался засунуть эту штуковину под кипу старых мешков, чтобы она не разбудила цыпленка, и дорисовал последнего тролля, используя самую маленькую кисточку для прорисовки глаз.
Было пять часов утра. Шел дождь, не сильно, но с мягкой настойчивостью.
На Саторской и на площади Разбитых Лун капли дождя шипели на белом пепле костров, время от времени освобождая из под него оранжевые угли, которые с треском и шипением гасли.
Вокруг шныряла семья гноллов, каждый со своей собственной тележкой. Кое-кто из полицейских присматривал за ними. Гноллам было все равно, что собирать, лишь бы оно не сопротивлялось, и об этом ходили разговоры. Но их не запрещали. Никто не сможет очистить место лучше, чем гноллы.[15]
С расстояния они выглядели как маленькие тролли, несущие на спинах большие кучи компоста. Это были все их пожитки и они гнили.
Сэм Ваймс поморщился от боли в боку. Ему как всегда повезло. Всего двое полицейских пострадали в это чертовой заварушке и одним из них оказался он! Игорь сделал все, что мог, но сломанные ребра есть сломанные ребра и потребуется неделя или две, чтобы подозрительная зеленая мазь что-то изменила.
И тем не менее, теплое чувство приятно согревало его. Они работали по старинке и, поскольку старые добрые полицейские парни неизменно проигрывают в численности, он использовал старые добрые полицейские приемы — хитрость, обман, а также любое оружие, которое пришлось под руку.
Это едва ли можно было назвать сражением. Гномы либо пели заунывные песни, сидя на земле, потому что они падали, когда пытались встать, либо лежали, после попытки подняться, и храпели. С другой стороны, тролли, в основном стояли, но падали, когда их толкали.
Несколько более трезвых троллей пыталась затеять неуклюжую, смехотворную драку, но были сражены старомодным полицейским приемом — удачно приложенным ботинком. Ну, скажем так, в основном сражены. Ваймс немного подвинулся, чтобы ослабить боль в боку. Как же он не заметил того тролля?
Но все хорошо, что хорошо кончается, а? Никто не умер, и как раз для того, чтобы завершить лучезарную картину, у него в руках был утренний выпуск Таймс, на первых страницах которого сетовалось, что по городу разгуливают банды и вопрошалось, когда же Стража примется за работу и очистит улицы.
Да уж примемся, вы, напыщенные болваны. Ваймс чиркнул спичкой о постамент и зажег сигару в честь этого мелкого, но доставляющего мрачное удовольствие триумфа. Боги знают, как им нужен хоть один триумф. Вся эта Кумская Долина была в печенках у Стражи и неплохо было бы, если ребята получили взамен что-то, чем могли гордиться. Самое важное, они определенно добились Результата…
Ваймс уставился на постамент. Он и не помнил, что за статуя стояла здесь когда-то. Ныне же он прославлял несколько поколений настенных художников.
Образец тролльского граффити украшал его, отменяя все творения, выполненные с помощью каких-то там красок. Он прочитал:
МИСТЕР СИЯЮЩИЙ
ОН ЕСТЬ АЛМАЗ
Шахтные руны, городские граффити, подумал он. Когда ситуация ухудшается, люди начинают рисовать на стенах…
— Командор!
Он обернулся. Капитан Моркоу, сияя доспехам, торопился к нему, как всегда излучая стопроцентной чистоты Энтузиазм.
— По-моему, я распорядился, чтобы все полицейские, не занятые с арестованными, пошли спать, — сказал Ваймс.
— Я только хочу прояснить несколько вещей, сэр, — ответил Моркоу. — Лорд Витинари прислал
