войдет в ленинградское отделение Всероссийского Союза поэтов, а в 1925 г. - во Всероссийский Союз писателей. В 1927 г. опубликует первый сборник стихов «Мой дом». Выйдет замуж за писателя и поэта М.Фромана, родит дочку (нынешняя хозяйка квартиры на Невском - Е.Царенкова), переживет блокаду и эвакуацию. А в 1951 г. ее арестуют. «Вас мы не добрали в 37-м», - скажет ей на допросе следователь. Считается, что одним из поводов ареста стал донос о висевшем когда-то в ее квартире портрете ее кумира Н.Гумилева работы художницы Шведе-Радловой. Она своей любви к Гумилеву не скрывала и, в отличие от И.Одоевцевой, бумаг, связанных с ним, не уничтожала. Иду приговорят к десяти годам лагерей строгого режима и освободят лишь после смерти Сталина в 1954 г. Жить станет в двух шагах от студии, в доме, который ленинградцы нарекут «Слезой социализма» (ул. Рубинштейна, 10). Он тоже, хоть и обветшал, ныне цел. Фредерика переедет к отцу, станет помогать ему в фотолаборатории. Когда ночью 1958 г. скоропостижно скончается ее отец, Фредерика, потеряв в тот же миг сознание, умрет вслед за ним. А Ольга, выйдя замуж, станет довольно известным литератором - Ольгой Грудцовой.
39
Сохранилась, например, записка А.В.Луначарского, адресованная ему: «Комиссару Русского музея Н.Н.Пунину. 31 июня 1918 года. Москва. Ввиду коренной реорганизации Эрмитажа, Коллегия по делам музеев и охране памятников искусства и старины выделила из своего состава комиссию с особыми полномочиями для всестороннего ознакомления с постановкой музейного дела в Эрмитаже. Так как комиссар Эрмитажа т. Г.С.Ятманов перегружен работой по коллегии в Петрограде и Москве... уполномачиваю Вас, товарищ, временно исполнять обязанности комиссара Эрмитажа, оставаясь в то же время комиссаром Русского музея. Народный комиссар АЛуначарский».
40
Это был первый арест Н.Пунина. А вообще, кто из нас не замечал - слова мстят нам даже спустя десятилетия. Тот же Н.Пунин в том же 1918 г. вместе с неким Е.Полетаевым выпустил книгу «Против цивилизации», в которой, в частности, были строки: «Отдельные индивиды могут, конечно, пострадать или погибнуть, но это необходимо и гуманно, и даже спорить об этом - жалкая маниловщина, когда дело идет о благе народа, и расы, и в конечном счете человечества...» Разве он знал тогда, что он будет еще дважды арестован и найдет смерть свою в ГУЛАГе. Погибнет и его соавтор - Е.Полетаев. Оба они и стали теми «отдельными индивидами», которые «гуманно» погибли и которых им самим в 1918-м было, разумеется - теоретически, совсем не жалко...
41
Наивным! Именно после этого разговора он станет вдруг постоянно встречать ее на улицах. «Сегодня, едва я успел выйти, встретил ее, - пишет он, - она покраснела и поздоровалась на ходу сдавленным голосом... Днем я шел на лекцию, она встретилась мне на Невском, поздоровались за руку и разошлись. Теория вероятности!.. Что это значит?..» Он даже встретит ее однажды в час ночи, когда, провожая друга, выйдет за папиросами. «Еще раз, что это значит? - будет задаваться вопросом в дневнике. - Кто толкает меня и ее, что же это - предопределение?..» Он не знал, что Л.Брик не только с ним, со всеми мужчинами привыкла добиваться своего. И что через два года, в марте 1923-го, он, увидев ее в Москве, запишет: «Л.Б. говорила о своем еще живом чувстве и о том, как много тогда “ревела' из-за меня. “Главное, - говорила она, - совсем не знала, как с вами быть; если активнее - вы сжимаетесь и уходите, а когда я становлюсь пассивной, вы тоже никак не реагируете”. Но она одного не знает, - подчеркнет Пунин, - что я разлюбился, что вообще ничего не могло быть без влюбленности, какая бы она, Лиля, ни была...».
42
В конце 1917 г., когда они часто встречались, Ахматова сказала вдруг Мандельштаму, что во избежание сплетен им нужно видеться пореже. «Если б всякому другому сказать такую фразу, - жаловалась она впоследствии П.Лукницкому, - он бы ясно понял, что он не нравится женщине... Ведь если человек хоть немного нравится, женщина не посчитается ни с какими разговорами». И добавила: «Он был мне физически неприятен. Я не могла, например, когда он целовал мне руку». «Следов» этой ссоры он, видимо, и опасался, идя к Ахматовой на Казанскую.
43
Кстати, в доме Бауэра, но за полвека до Ахматовой, жила семья генерала, тайного советника С.И.Мережковского, чей сын Дмитрий станет всемирно известным писателем. В семье Мережковских было шесть сыновей, и о каждом можно было бы долго рассказывать. Старший, Константин, станет профессором ботаники Казанского университета и одновременно писателем, автором профашистской утопии «Рай земной, или Сон в зимнюю ночь: сказка-утопия XXVII». Средний, Николай, будет служить в Отдельном корпусе жандармов. А самый младший, Дмитрий, сначала станет поэтом, первым символистом, даже теоретиком символизма, и лишь потом тем знаменитым прозаиком, о котором мы знаем сегодня. Образно говоря, с его появления в литературе и начался Серебряный век. Ибо манифестами «нового искусства» - модернизма - в России станут философский трактат «При свете совести» Н.Минского (1890 г.), лекция Дм. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях в современной русской литературе» и его сборник стихов «Символы» (1892 г.), а также три антологии юного еще москвича В.Брюсова «Русские символисты» (1894-1895). Впрочем, здесь Д.Мережковский будет жить до шестнадцати лет, до 1881 г. Потом вместе с родителями переедет отсюда на Знаменскую (Знаменская, 35/40). Но про этот дом у моста он, кстати, напишет стихотворение, которое войдет потом в его сборник «Старинные октавы».
44
Революция застала Виктора Горенко в Севастополе, на Черноморском флоте. Там тоже расстреливали морских офицеров, но Виктору удалось избежать казни. Н.Мандельштам напишет потом: «Про второго брата, Виктора, ей (Ахматовой. - В.Н.) сказали, что он расстрелян в Ялте. Слух шел такой: тела сбросили с мола в море...» К счастью, Виктор, раздобыв штатскую одежду, выбрался из Крыма и бежал на Сахалин. Там, в построенном им доме, жил до 1929 г., принимал у себя приехавшую к нему мать (она прожила у него три года), а в 1929-м, когда на Сахалине начались аресты, бежал сначала в Китай, а затем, в 1947 г., через двадцать лет, в США. Ахматова знала, разумеется, о его бегстве на Запад, и когда с 1953 г. он стал писать ей письма - она ни на одно за десять последующих лет не ответила. Написать ему решилась только в 1963 г., за три года до своей смерти. Боялась.
