145
Удивительно, что «вытворяют» с нами гены. Вообразите, через два года после расстрела Н.Гумилева его сын, двенадцатилетний Лев, знаменитый в будущем ученый, напишет матери из Бежецка: «Я заведую музеем, у нас музей естествознания, мы собираем камни, насекомых, скелеты рыб и листья». И в этом же письме сообщит: «Я увлекаюсь индейцами, и у нас создалось племя из четырех человек, в котором я состою колдуном, я вылечил вождя и тетю Шуру...» Он, как и отец, не только будет играть «в индейцев», но и ребенком еще научится «читать» немые карты, что требовало, как известно, немалых знаний в географии.
146
В 1920 г. Гумилев признается поэтессе И.Одоевцевой: жалел, что выпустил столь слабый сборник. «Скупал его, - скажет ей, - и жег в печке...».
147
Про «букет» рассказал в мемуарах поэт Вс. Рождественский, чей брат был, кстати, однокашником Гумилева в царскосельской гимназии. И.Одоевцева, которая все, конечно, знала о Гумилеве, отвергнет этот факт. «Если бы такой случай действительно имел место, то Николай Степанович не удержался бы сообщить о нем мне, так как любил производить впечатление». Та еще, согласитесь, аргументация. Более серьезны претензии к мемуарам Вс. Рождественского у А.Ахматовой. В опубликованных ныне записях И.Михайлова, который встречался с нею в 1960-х г., Ахматова, на вопрос о мемуарах Рождественского, сказала: «Ну, это, конечно, чепуха, как все, что вылетает из этого мутного источника... Вечно он все перепутывает, выдумывает... Он, например, однажды рассказывал, будто на мои именины преподнесли шесть одинаковых букетов и Гумилев, который принес такой же, увидев это, забрался под окна императрицы и нарвал мне цветов там. А как же это могло быть, если мои именины на зимнюю Анну, зимой?..» Да, именины Ахматовой приходились на 16 февраля. Но ведь автор воспоминаний пишет о дне рождения, который, как известно, был в июне. Я, со своей стороны, почти уверен, что подобный поступок был. Во-первых, он, что называется, в духе Гумилева (таких «безумств» у него не счесть). А во-вторых, Ахматова, которая и позже мало обращала внимания на поэта, вполне могла в пылу праздника «не заметить» этого эпизода, не услышать, о чем переговаривалась ее мать с Колей.
148
Имеются в виду сестры Аренс, дочери барона и свитского адмирала Е.Аренса: Зоя, Вера, Анна и их двоюродная сестра - Лидия. Все, кроме Анны, были в Гумилева влюблены. Гумилев дружил с Верой Аренс, поэтессой и переводчицей, а Лида, с которой у него возникнет роман, и есть та девушка, которая из-за него уйдет из родного дома. Ахматова узнает о давнем романе Гумилева и Лиды Аренс только в начале 1920-х г. - от Н.Пунина, который был женат как раз на Анне Евгеньевне Аренс.
149
Это возвращение в Париж Гумилев опишет в письме к В.Брюсову как цепь то ли мифических, то ли действительно бывших приключений. Оказывается, он прожил неделю в Константинополе, «в Смирне имел мимолетный роман с какой-то гречанкой, воевал с апашами в Марселе и только вчера, не знаю как, не знаю зачем, очутился в Париже. В жизни бывают периоды, когда утрачивается сознание... цели, когда невозможно представить своего “завтра’’ и когда все кажется странным, пожалуй, даже утомительным сном...» Понятно его настроение. Но что за гречанка, что за роман, про который даже Ахматова недоуменно пожмет плечами? Биограф Гумилева В.Шубинский, выпустивший семисотстраничную книгу «Жизнь поэта», пишет: «Почему Гумилев (как правило, не рассказывавший знакомым и даже друзьям о своих отношениях с женщинами) счел необходимым поведать Брюсову о “мимолетном романе”. Можно предположить одно... - утверждает биограф, - будущий неутомимый ловелас в двадцать один год, несмотря на... гимназисток, был еще, в отличие от своей возлюбленной (А.Ахматовой. - В.Н.), “невинен'. В Смирне он (обиженный и уязвленный тем, что узнал...) спешно потерял девственность с первой же портовой девицей. О таком важном событии, конечно, подмывает рассказать хоть кому-то...».
150
Тот же В.Шубинский считает, что этот рассказ - всего лишь «беллетристический опыт» молодого А.Толстого, а описанные «ощущения отравившегося», по словам исследователя, «наводят на мысль скорее не о цианиде, а о наркотиках». Возможно, об «ощущениях» - какие и от чего они бывают - автор биографии поэта осведомлен лучше, но я, несмотря на некоторое несовпадение рассказа в датах, верю Толстому, лично и хорошо знавшему Гумилева. Более того - допускаю, что яд, который он принял, сам Гумилев считал цианистым калием. Прецеденты «чудесного спасения» бывали в истории: тот же Г.Распутин, кого убийцы, как известно, травили пирожными, «набитыми» цианидом.
151
Почему Орестом? В ее воспоминаниях, кажется, есть ответ. «В 1913 году, - пишет она, - Мейерхольд ставил в Мариинском театре оперу Рихарда Штрауса “Электра”. Мне он дал мимическую роль...» Роль гадалки. А вообще, Электра, по греческой мифологии (а не по дошедшим до нас античным пьесам), не сестра - кормилица Ореста, который, мстя за убитого матерью отца, убивает и мать свою, Клитемнестру, и ее любовника. Орест мстит матери за отца. В известной мере, зная, что О.Высотская порвала с Гумилевым, но при этом родила от него сына, она как бы «убила» отца для собственного сына. С другой стороны, Орест (возможно, такова была логика этой и тонкой, и умной женщины) своим рождением как бы навсегда «убил» и жизнь матери, которая не только никогда не выйдет замуж, но и всю оставшуюся жизнь проживет одиноко. Кстати, факт расстрела Гумилева Высотская будет скрывать от сына до 1924 г., уверяя его, что отец «найдется» после Гражданской войны. Потом она встретится с Ахматовой, Орест и Лев, братья по отцу, подружатся, вместе будут арестованы, но оба выживут. И, образно говоря, Орест сполна «отомстит» за расстрелянного отца. Несмотря на то что сам станет всего лишь директором мебельной фабрики, он тем не менее составит генеалогическое древо Гумилевых, опубликует «Африканский дневник» его и, главное, напишет блестящую книгу «Николай Гумилев глазами сына». Глазами, которые никогда не видели отца.
