– В муку их, хлопцы! Пащенка только збережіть обов’язково, – налетчики шли на новый приступ.
Пашку поразило лицо барышни – недовольное, сосредоточенное и при этом совершенно спокойное. Небрежно вытерла финку о юбку на бедре. Подождала, когда с ревом набегающие бандиты окажутся рядом, и выкатилась прямо им под ноги. Казалось, ее тут же расстреляют, задавят сапогами, но нет. Лишь передний налетчик, высоченный заросший хуторянин, успел выстрелить из обреза, промахнулся. Финка мгновенно вспорола ему живот. Бандит охнул, его тут же сбили напирающие сзади товарищи. Барышня успела ткнуть ножом одного в шею, но перед плотной напирающей массой ей было не устоять. Отбросили, задев прикладом по плечу. Девушка, зашипев, отскочила, наступив на спину вытянувшегося вдоль прохода дезертира, тот благоразумно не шелохнулся.
– Хлопцы, не лезь, она скаженна. Шмаляй в нее, – длинноусый бандит вскинул «наган».
Барышня отмахнулась рукой, как кошка лапой, – метнула нож, длинноусый ухватился за грудь. Уже оседая, бабахнул из «нагана», один из братьев, скорчившийся на скамье напротив, охнул, получив пулю в грудь. Девушка метнулась в купе, швырнула навстречу врагам увесистый саквояж, ухватила винтовку наперевес.
Отшатнувшиеся было бандиты осмелели:
– Вот фря бешеная. Добре, що патроны скинчилися.
Разом вскинулись карабины, но выстрелы загремели с другой стороны. Двое налетчиков упали, остальные кинулись назад. У купе возник плешивый с «маузером» в руке:
– Катюш, валим отсюда. Там прапор дверь держит, но хиловат офицерик.
– Бля, ты где был? Мне плечо отшибли, и ни одного патрона не осталось.
– Там тоже сурово. Все, уходим, – плешивый сунул девушке «маузер». – Окно – вот то. Щас трофей прихвачу… – мужчина исчез в соседнем купе.
Тут по вагону ударил пулемет. Сыпались стекла, безнадежно вопили, не слыша себя, десятки людей.
Казалось, это длится вечно. Пашка зажмурился. Нет, это не «Льюис», – у того в диске всего под полусотню патронов. Ой, боженька, спаси и помилуй! По ноге резануло болью. Все – ступню оторвало!
Грохот пулемета затих, и в окна полезли бандиты. Барышня тряхнула головой, выскользнула в проход, перепрыгивая через трупы, метнулась в одну сторону, потом в другую, всаживая пули в оконные проемы. Выстрелов почти не было слышно, так кричали от боли и ужаса пассажиры. Когда магазин опустел и затвор «маузера» застыл в заднем положении, девушка ударила рукоятью пистолета в лоб лезущего в окно бандита, выхватила карабин.
– Витюш, ты где?!
Из головы вагона отозвался прапорщик:
– Отходят, мерзавцы!
Пашка поднял голову, увидел, что барышня возвращается, заглядывая в купе. Вокруг стонали люди. Надрывался несчастный младенец.
– От она! Бей!
По проходу рванулись трое затаившихся бандитов. Одного из них девушка навскидку свалила из карабина. Второй начал садить из револьвера, но бешеная девица уже отпрыгнула в ближайшее купе.
– Прикрой, Гудьзик! – рявкнул стрелок, осторожно приближаясь к купе и держа «наган» наготове.
Второй, обвешанный оружием бандюк, остановился напротив Пашки, повел бешено глазами:
– Усих порешим! Скильки хлопцев положили!
Пашка, невзирая на боль в ноге, ужаснулся этого взгляда. Да они все здесь свихнулись! Пристрелят и имени не спросят.
Бандит, крупный, грузный, с подбородком, заросшим седой щетиной, не опуская обреза и не отводя взгляда от перепуганных глаз Пашки, потянул из ножен кривую «шабелюку».
За перегородкой истерично взвизгнула женщина. Бандит, заглядывающий в то купе, с перепугу выстрелил, в этот же миг на него сверху свалилась девушка, ударила в шею прикладом. Оба упали в проход.
Бандит отвернулся от Пашки, вскинул обрез. И тут беглый красноармеец Звиренко совершенно непроизвольно двинул гада чемоданом по затылку. Обрез выпалил, пуля пронизала перегородку, едва не задев боровшихся в проходе барышню и бандита. Налетчик упорно цеплялся за девушку и пытался уткнуть револьвер ей в бок. Барышня не позволяла, умело выкручивая бандиту кисть. Внезапно ударила противника в кадык, вроде бы довольно легко, но мужчина сразу обмяк.
Бандит, слегка контуженный Пашкиным чемоданом, с рычанием прыгнул на изворотливую девку, замахнулся саблей. Барышня чудом успела подставить карабин. Бандит рубил как бешеный, сталь звякала о сталь, девушка шипела, отбивалась, но подняться на ноги у нее не получалось. Клинок скользнул по стволу, едва не срезав пальцы. Девушка отшвырнула карабин в лицо противнику. Бандит без труда успел заслониться, но и барышня успела вскочить и отшатнуться от свистящего клинка. Тут ей не повезло – споткнулась о лежащее тело, села. Пашке показалось, что удар сабли раскроил ей череп. Барышня действительно вскрикнула, но тут же рванулась вперед. Бандит был в два раза тяжелее, но толчок свирепой девки сшиб его с ног. Она на миг оказалась сверху, отбила кулак, сжимающий саблю, мига барышне хватило, чтобы вырвать из ножен на поясе мужчины широкий немецкий штык. Девушка коротко, без размаха вдавила клинок в брюхо врага. Бандит взревел раненым быком, бросив саблю, двумя руками отшвырнул девку. Попытался встать, зажимая набухающую кровью рубаху на животе. Хлопнул выстрел – в проходе стоял прапорщик.
– Лучше позже, чем… – прохрипела барышня – левую сторону ее лица ручьем заливала кровь. Не обращая внимания на рану, девушка поползла на четвереньках в купе. На сиденье, схватившись за руки, сжались монашка и мальчик. Плешивый господин лежал у их ног лицом вниз. Девушка его перевернула. Мужчина открыл серые блеклые глаза:
– Кончился я. Катя, уходи. Возьми… – мужчина замолк на полуслове.
– В живот его ранили, – прошептал мальчик. – Ой, заберите нас отсюда.
Девушка пыталась протереть глаза, залитые кровью:
– Вот б…во. Прапор, что там?
– Не видно, залегли вдоль насыпи.
– У них пулемет заклинило, – непонятно зачем сказал Пашка. – С «Льюисами» всегда так, если диск не чистить.
Девушка мигом оказалась в проходе. Пашка онемел: половины лица у нее просто не существовало, сплошная кровавая масса.
– Поможешь. Живо! – барышня выплевывала слова вместе с кровью. Поскольку Пашка не шевельнулся, рывком сдернула его на пол. Парень охнул, плюхнувшись на мешки. Уткнувшись друг в друга, тряслись мосластые брат с сестрой. Третий брат, приоткрыв рот, мертво смотрел в потолок. Все это было так жутко, что Пашка не рискнул сказать про свою раненую ногу. Барышня, способная стоять, когда у нее срубили половину лица, уточнять про какие-то там ноги ничего не будет.
Девушка двигалась молча и резко, но кровь, заливающая глаза, ей сильно мешала. На разбитый проем окна было брошено пальто.
– Ждите. Раненому – тряпку. Прапор – оружие, – изуродованная барышня кошкой исчезла за окном.
Пашка втянул голову в плечи, ожидая выстрелов. Но темнота молчала. Зато с другой стороны слышались голоса, всхрапывали кони.
Пашка осторожно заглянул в соседнее купе. Монашка нерешительно склонилась над плешивым. Прапорщик сунул Пашке карабин:
– Стрелять умеешь?
– А я… – парень машинально взял оружие. Было жутко. В конце вагона кто-то протяжно и безнадежно стонал. Пашке хотелось бросить карабин и заткнуть уши. Утешало только то, что и у прапорщика голос заметно вздрагивал.
В окне беззвучно возникла окровавленная маска. Прапорщик отшатнулся.
– Живее! – прошипела неузнаваемая барышня. – Раненого берем. Спускаем.
