В западной Манитобе, в том месте, где в реку Ассинибойн вливается приток, стоит старый торговый посёлок, имеющий историческое значение. Это форт Эллис, столица степей и сборный пункт кочевых племён в 30-х – 60-х годах XIX века.
Индейские племена привозили сюда бизоньи шкуры и бобровые меха и меняли их на товары, порох и спиртные напитки. Сюда, между прочим, часто наведывалась группа отделившихся от своих сородичей- Лакотов, которые называли себя «изгнанниками». Их вождем был
После долгого лета с его празднествами и танцами, наступила осень, и три племени снялись со своих стоянок и разошлись в разных направлениях. У Белой Палатки были две очень красивые дочери, за которыми увивалось много юношей. Правду сказать, до сих пор ещё ни один не мог похвастаться успехом. Один или двое юношей хотели даже из-за любви к девушке покинуть своё племя и уйти с изгнанниками, но, боясь насмешек соплеменников, не решились на такой шаг. Даже Ангус МакЛауд, старший сын торговца, должен был держать себя в руках, так как ни одна женщина не нравилась ему так, как
Лакоты направились к северу, по направлению к Мышиной Реке. Они и раньше устраивались на зимовку в этой области, где они открыли в своё время большое пастбище бизонов. Но теперь обнаружилось, что стада откочевали к западу, на другой берег Миссури. Это обстоятельство сильно озаботило изгнанников. Знахарь, одним из первых узнавший об их тяжёлом положении, поспешил с пророчеством:
– Великая Тайна явился мне во сне. Он показал мне людей с худыми, изголодавшимися лицами. Боюсь, что мы будем голодать эту зиму!
Вождь созвал совет и сообщил им прорицание жреца. Ведь оно уже отчасти исполнилось – бизоны ушли на запад. Было решено высушить и собрать возможно больше мяса, но и для этого было уже поздно. Уже начались снежные бураны, и зима была более суровая, чем когда бы то ни было. Охотники выловили всю мелкую дичь, какую только можно было найти во всей местности, но бизонов не было, а другой дичи было очень немного. Самые отважные мужчины отправлялись на охоту в прерии, но, в большинстве случаев, возвращались с пустыми руками.
Наступил, наконец, месяц больших глаз – март. Важийя – бог бури – продолжал неистовствовать. До сих пор люди ещё кое-как перебивались старыми запасами, но теперь уже почти всё было съедено. У Лакотов оставался лишь весьма небольшой запас пороха, и потому они не могли по глубокому снегу отправиться на охоту в другие места. Люди боялись самого худшего. Умерло уже несколько стариков и слабых, а также много детей.
Типиска вновь созвал совет, и было решено послать гонца в форт Эллис. Для этого выбрали юношу по имени Против Ветра, который отличался выносливостью в далёких путешествиях и очень быстро ходил. Старый знахарь приобрёл доверие своих соплеменников, поскольку его недоброе предсказание исполнилось в худшей степени. Он внимательно оглядел гонца и сказал:
– Дети мои! Великий Дух оскорблён – вот причина наших страданий. Я вижу тень над нашим гонцом, но я буду молиться Великой Тайне. Быть может, он спасёт его. Великая Тайна, будь милостив! Поддержи этого юношу в пути, чтобы он мог дойти до конца и оказать нам помощь! Если мы доживем до лета, то принесём тебе в жертву лучшее мясо и будем восхвалять и почитать тебя!
При этой молитве присутствующие услышали сильный гром, – он часто гремит в марте. Но это совпадение привело пророка почти в исступление, бедный народ дрожал от страха. Против Ветра принял этот гром за ответ на молитву и, несмотря на то, что он ослабел от голода, он почувствовал в себе силу для выполнения возложенной на него задачи.
Он вышел на другое утро на рассвете и к вечеру третьего дня добрался до форта. Он был похож на какое-то привидение, и жители испугались его вида.
Гонца повели в дом МакЛауда, где он встретил радушный приём. Бедняга всё время бредил: ему казалось, что он сражается с Ийя, духом голода, у которого рот от одного уха до другого. Где бы этот дух не остановился, наступает голод, поскольку он проглатывает всё, что видит, даже целые народы.
В сказании говорится, что Ийя боится только звенящего металла. Поэтому умирающий закричал МакЛауду:
– Позвони в твой колокол, Вахада!
Купец согласился, и когда гонг, звонивший обычно перед едой и в часы начала и окончания работ, в неурочное время прорезал своим звоном морозный воздух, индеец привстал и вздохнул в последний раз. Он так и не рассказал ничего, и МакЛауд с сыновьями могли только предполагать, что индейцы находятся где-то у Мышиной Реки.
Когда мужчины держали совет, Магаскави сидела, склонившись над своим рабочим мешком. Она нашла маленький свиток бересты, в которой хранила иглы дикобраза, служившие ей для вышивания. Магаскави не была обыкновенной необразованной индейской девушкой. Она жила некоторое время в семье миссионера в Соединенных Штатах и научилась немного говорить и писать по-английски. У неё не было ни чернил, ни пера, ни карандаша, но она нацарапала костяным шилом на белой стороне бересты следующее:
«Мистер Ангус МакЛауд!
Мы живём неподалёку от Пещерной Горы, на Мышиной Реке. Бизоны откочевали к западу, на другой берег Миссури. Наши порох и свинец подходят к концу. Мы умираем с голоду.
Прощайте, если нам больше не придётся свидеться!»
Девушка отдала это письмо бабушке, а та – гонцу.
– Ангус, – сказал МакЛауд, – поди и скажи слугам, чтобы они завтра утром похоронили беднягу. Мне кажется, что он нёс нам известия от Белой Палатки. Может быть, нам указывают изобилующие дичью области, и тогда мы поедем туда и приведём индейцев или же подождём, пока изгнанники не вернутся весной. Гонец, вероятно, захворал дорогой или умер от какой-нибудь другой напасти.
Последнее замечание рассердило Ангуса.
– Кто знает, отец! Мне кажется, надо осмотреть его сумку, – сказал он.
С пояса умершего сняли узкий продолговатый мешок.
В нём были запасные мокасины. Из одного мокасина Ангус вытащил маленький свёрток, заботливо обвязанный жилами. С трудом разобрал он неясный почерк и, наконец, воскликнул:
– Теперь всё понятно, отец! – и он прочитал в слух послание Магаскави.
– Завтра утром я поеду туда. Мы можем захватить много пороха, свинца и пищи, положив их на пару саней, запряжённых шестью собаками. Трое сильных людей поедут со мной, – решительно сказал он.
– Да, да, жаль терять наших лучших охотников. Ты можешь привезти домой их запас мехов и бизоньих покрывал, заметил практичный отец.
– Ну, шкуры то меня не очень интересуют, – ответил Ангус и пошёл готовиться к поездке.
Между тем, положение в лагере ухудшалось с каждым днём. Типиска, отец своего народа, решил поделиться с ним последним куском пищи, и каждое утро Уинона и Магаскави, забрав немного еды, шли к тем, у кого уже больше нечего было есть.
На краю лагеря жила старушка с сироткой внучкой. Чтобы сохранить жизнь ребёнку, она сама несколько дней уже ничего не ела. К ней часто заходили девушки, и так как старушка не могла от слабости подняться, они вливали ей в рот теплый суп. Однажды какому-то охотнику посчастливилось уложить оленя. Животное немедленно разделили между всеми жителями, но по какому крошечному куску досталось каждому! Даже сам отважный охотник вряд ли получил столько, чтобы хоть немного утолить свой голод.
Накануне отъезда Ангуса в форт неожиданно явился со своим товарищем
Собакой-вожаком был старый надёжный Мак, проделавший много зимних путешествий. Белые были одеты в кожаные рубахи и штаны, отделанные длинной бахромой, меховые шапки и подбитые мехом мокасины. Оружие было привязано к длинным нартам.
Снег немного растаял и покрылся ледяной коркой, посыпанной недавно выпавшим снежком. Северо-