централизованного контроля над действиями относительно большого числа своих людей. Хоть верховые Апачи и имели преимущество над пешими индейцами Кэддо, им всё же требовалась хорошая организация на те случаи, когда земледельческие Кэддо могли собрать крупный отряд и уравновесить силы с врагом. Благодаря наличию лошадей, Апачам без особого труда удавалось собирать отдельные группы в единую массу. В основе такого подхода лежали не только военные причины, но и наблюдения за бизонами, которые мелкими стадами сбредались в единую лавину в сезоны спариваний, и охотиться на них следовало общей силой. Когда же население нескольких племён сходилось в едином лагере, сами собой возникали вопросы о необходимости провести военную экспедицию.
Отсюда родился институт верховного военного вождя, которому подчинялись военные вожди каждой группы даже в то время, когда общины жили порознь. При получении известий от верховного военного вождя каждый подчинённый вождь приезжал со своим отрядом в заранее усложненном месте, откуда Апачи выступали в поход. Захваченная добыча делилась только верховным вождём. Особо надо отметить, что никакие экспедиции не могли организовываться без согласия верховного военного вождя.
В качестве иллюстрации этой строгой организации можно привести случай, когда в начале 18-го века испанцы попытались заключить мир с Апачами.
“Индейцы, с которыми они имели контакты, говорили, что они делятся на пять племён (наций), каждое из которых управляется своим вождём (капитаном). Но все эти вожди признают власть верховного вождя (capitan grande), проживающего гораздо севернее. Женщина, служившая посланником у Флореса, рассказала, какими методами проводят Апачи свои налёты… Она сказала, что все пять вождей собираются в одном месте и выделяют по двенадцать человек на каждый рейд. После похода они приезжают в то же место, и там делится награбленное, после чего они возвращаются в свои деревни. Женщина утверждает, что без разрешения верховного капитана никто из вождей не осмеливается отправиться в поход.”
В добавление к этому можно привести речь верховного вождя Падуков (Апачей), выступавшего перед Бургмонтом в своей деревне: “Отец мой, ты видишь перед собой множество воинов, но это лишь четверть всех, кто находится под моей властью… Мне подчиняются двенадцать деревень… И я обещаю тебе, что если тебе понадобятся 2 тысячи воинов, ты лишь должен сказать мне об этом… они последуют за мной, чтобы послужить тебе.”
Апачи применяли для своей кавалерии тактику внезапности и окружения, которая выработалась у них за время охоты на бизонов и переросла в боевой навык. Если же их противник оказывался слишком многочисленным, чтобы его окружить, Апачи выстраивались в линию и начинали пускать стрелы и бить копьями. Так, например, сражение, произошедшее в северном Техасе в начале 18-го века, хорошо демонстрирует эту альтернативную модель. В данном бою Апачи превосходили числом Испанцев (700 Апачей против 100 Испанцев), но из-за протяжённости испанской цепи индейцы не сумели провести окружение. Обе стороны выставили кавалерийские линии.
“Индейцы оказались хорошо дисциплинированы и проявили редкую доблесть. Они сидели на конях, покрытые кожаными доспехами, которые не пробивались ни стрелами, ни копьями. Они дождались, пока солдаты разрядили свои ружья, затем бросились вперёд и вступили в рукопашную схватку. Этот приём повторялся неоднократно на протяжении всего сражения… Битва продолжалась почти пять часов, но индейцы так и не сумели преодолеть огневую мощь испанцев и примерно в час дня они отступили, полностью изгнанные из своих ранчерий. Согласно подсчётам Бустильо, погибло около двухсот индейцев.”
НЕ ТОЛЬКО АПАЧИ
Потрясающий успех Апачей и их кавалерии, оснащённой бронёй, вынудил соседние племена перенять этот комплекс с такой быстротой, какую позволяли обстоятельства. Согласно сообщениям Тонти, к 1690 году Кэддо восточной Оклахомы приобщили к своей культуре много из тактики врагов. Они начали использовать лошадей не только на охоте, но и на войне. Они приняли на вооружение высокое испанское седло, стремена и многочисленные кожаные доспехи для людей и лошадей. Однако весь их комплекс не был столь тщательно разработан, если сравнивать с Апачами. Так они заменили деревянные стремена на металлические. Помимо этого, у них было мало лошадей.
Ла Харпе сообщал в 1719 году, что Кэддо на реке Арканзас в восточной Оклахоме использовали кожаные доспехи, высокие сёдла и уздечку. Лошадей у них было уже много по сравнению с 1690 годом, но не вполне достаточно. Некоторые из вождей имели особенно хороших коней с испанскими сёдлами и уздечками. Эти племена практиковали ежегодный цикл, как и Апачи: занимались земледелием в своих постоянных деревнях весной и летом, выращивая кукурузу, и вели кочевой образ жизни осенью и зимой, охотясь на бизонов.
В 1719 году Ду Тисне посетил Поуней в Канзасе и увидел, что они владеют вполне достаточным для их потребностей количеством лошадей и применяют их для охоты и войны. Индейцы были прекрасно оснащены кожаными доспехами, пользовались луками и копьями с закреплёнными на них в качестве наконечника саблями. Он рассказал, что они были смертельными врагами Падуков (Апачей), у которых Бургмонт обнаружил в 1724 году точно такое же снаряжение.
На севере и северо-западе от Апачей развивалась такая же пост-лошадная и до-огнестрельная военная модель у Ютов и Команчей, которые были ближайшими соседями Апачей в той стороне. Юты поддерживали весьма дружеские отношения с испанцами во время всего восстания Пуэбло в 1680 году. Первое сообщение о появлении у них лошади относится ко времени экспедиции Де Варга в 1692 году, когда он повстречал их верховых союзников Моки (Хопи). Вполне вероятно, что некоторые Юты пользовались кожаными доспехами и копьями, так как Хопи уже имели всё это на вооружении. Однако в 1694 году, когда Юты по ошибке напали на армию Де Варга, они были без лошадей. Это говорит о том, что применение конной силы в бою не сделалось ещё правилом для Ютов в конце 17-го века.
Однако в первых двух десятилетиях 18-го века взаимоотношения Ютов и Испанцев в корне изменились. Кража лошадей превратилась для индейцев в постоянное занятие. Первые жалобы по этому поводу были отмечены в 1704 году, а к 1719 году угон лошадей сделался правилом. Ситуация была хорошо обрисована Хуаном де Арчибеком, членом совета, собравшегося в Санта-Фе в 1719 году для обсуждения назревшей проблемы и для того, чтобы решить, начинать войну или нет. Сам он считал, что “война против Ютов и Команчей должна начаться, ведь в течение семи или восьми лет они занимаются беспрестанным угоном табунов и грабежами, похищая товары, предназначенные для торговли с Апачами из Эль Квартелехо. Сейчас они совершили три убийства, что является весомым основанием для объявления им войны…”
Несомненно, Юты и их новоявленные союзники Команчи уже полностью приобщились к кавалерийскому образу военных действий и верховому кочевью. Постоянный рост потребности этих дикарей в лошадях был связан не только с расширением их экспансии, но и с тем, что более восточные племена Шошонов тоже начали перенимать конную модель охоты и войны.
У Ютов и Команчей появились лошади, но это не привело их к совмещению земледельческого и кочевого-охотничьего образов жизни, как это было у Апачей. Они сделались полноценными кочевыми охотниками на бизонов. Объяснением может служить то, что они совсем недавно переселились из мест, мало пригодных для земледелия. А Команчи всегда обитали вдали от земледельцев.
КОЧЕВЫЕ ОХОТНИКИ ИДУТ НА ЮГ
Примерно в первой четверти или первой трети 18-го столетия Юты и Команчи изгнали Апачей практически со всех северных окраин их территории, и сами обосновались на этой богатой земле. Первые этапы этой победы имели под собой две причины. Первая – Команчи частично переняли кавалерийское боевое снаряжение Апачей. Даже в середине 18-го века в сражении между Оседжами и их союзниками с одной стороны и Команчами и Вичитами с другой, Команчи применяли настоящую модель пост-лошадной и до-огнестрельной техники. Источники сообщают:
