Небичёванных, молодо-гордыхПод тревожное ржанье подругЖеребят на коротеньких кордахОбъезжать выводили на круг.Первый хлыст — и не боль — изумленье,Вера в руку, творящую зло,Но на третьем сгибает колениВороной — он готов под седло.Круг за кругом — измученной тенью,Клочья пены роняя с боков…И Гнедой, замечтавшись о сене,Принимает своих седоков…День к закату — последний на корде,Хлыст звенит, как натянутый лук!Это Рыжий несется по хорде,Вырывая верёвки из рук!Бросьте хлыст — он не станет послушней!Хоть с откоса — но сам, без петли!Рыжий ветер, надежда конюшни,Золотая веснушка земли!
* * *
…А потом мы ослепли,но как-то не сразу дошло —если полная тьма,ни к чему это хрупкое зренье.Долго жили надеждой,варили траву и коренья,приставали к всевидящим:может уже рассвело?..А потом стало сниться,что выросли дети и зрятконтур синего моряи мягкую зелень травы…Приставали к всевидящим,те говорили — зарницынаблюдают в районе Находки,а в дебрях Москвыпросветления ждут через двеили три перестройки,только если всем миром,и если прищучит разинь……О, куда ты летишь,ненормальная дикая тройка,дарвалдайскую медьрассыпая в дорожной грязи?..…А потом мы оглохли…
* * *
Безвольно плыть по утренней волне,сплетённой из предзимнего тумана,плащи, пальто, плешивые платаныпривычно оставляя в стороне.Кофейной чашкой долго согреватьозябшие, негнущиеся пальцы,и пусть жильцом себя не сознавать,но — слава Богу! — и не постояльцем.И обтекая отмели проблем,хранить туманом смазаные лица…не плакать — плыть… сливаться и не слитьсяс чужими, но не чуждыми совсем…
* * *
Мы в детстве пахли рыбьей чешуёй,всё знали о ветрах и о теченьях,
