– Снимут четверку.
– Тогда Виола будет шесть-один!
– Шесть-один – это целое состояние, – с запалом объявил пан Здись.
– Сто миллионов, – ехидно подсказала я. – Пока что пришло четыре-шесть…
– У меня обе есть, – сообщил Юрек. – Но что-то должны сделать, раз объявили протест, только не знаю, кого они выкинут.
– Я проиграла, – изумленно сказала Моника Гонсовская. – Вы были правы, надо ставить третью сторону треугольника, но с этой лошадью определенно что-то случилось. Он так выглядел, словно внезапно страшно захотел спать. Я спущусь, посмотрю поближе…
Техническая комиссия решила вопрос полюбовно. Заезд не отменили, просто дисквалифицировали Полонеза, что встретило полное одобрение народа. Возврат ставок спасал деньги.
– Ну и привет, – сказала Мария. – Выигрыши объявят послезавтра.
– Но квинта будет страшная, – с восторгом восклицал пан Здись. – В квинте нет возвратов?
– Факт, – подтвердил Вальдемар. – Только квинты вовсе не будет. И посмотрите, я так хорошо начал…
– И последовательность будет колоссальным выигрышем… – начал пан Здись.
– Прекратите, не то я стану выражаться, – пригрозила я. – Какая последовательность, откуда у вас тут последовательность, возврат ставок за Полонеза – двадцать тысяч, посмотрите – двадцать тысяч козьих орешков…
– У нас ведь еще возвраты, – объявила Мария. – Пока мы ни одного триплета не проиграли. Метя, отрывай эти купоны. Нет, погоди, этот мы выиграли, мы заканчивали его Хименой.
Последовательность подсчитали, двенадцать тысяч, триплет все еще был недостижим. Я схватила Метю за руку и потащила его вниз.
– У меня вся жизнь отравлена этой опекой над тобой. Будешь делать все то же, что и я, потому что мне уже терпения не хватает. Или я не могу ставить как человек, или вся нервничаю, не пристукнул ли кто тебя!
Метя не протестовал, забота о его жизни доставляла ему явное удовольствие. Пятый заезд был наградным, именным, шли шесть лошадей, из которых ставить можно было на двух, Варраву и Стояна. Остальных словно не существовало. Оба фаворита отличались так, что не могли проиграть, и у меня кожа мурашками покрывалась при мысли о том, что я снова должна буду впихивать деньги в этих железных фаворитов. В нормальной ситуации как Сарновский, так и Бялас должны были бы остаться сзади, но поскольку по непонятным причинам они едут честно, нельзя рассчитывать на то, что они придержат лошадей.
Прежде чем вернуться наверх, я успела этого злосчастного Метю потерять. Тупорылый тип все время крутился около него, и это меня дополнительно напугало. Я бросилась к Ярковскому, решительно протестуя против возложенных на меня обязанностей, где-нибудь в другом месте – ради Бога, могу с него глаз не спускать, но уж не здесь! Старший комиссар на бегу меня успокоил, что за Метей следят очень старательно, и пропал в густой толпе. Мне ничего другого не оставалось, как только идти на свое место и ждать Божьей милости.
Метя сидел в своем кресле, отчего мне стало так хорошо, что я даже его не выругала. Вернулась Моника Гонсовская.
– Я все знаю, – сказала она. – Полонез получил снотворное. Я говорила, что он показался мне сонным. Не хвастаюсь, но я и вправду понимаю в лошадях, я среди них выросла, а иногда даже пробую что-то думать. А эти два фаворита мне вообще не нравятся, они вышли в паддок в отличной форме, а тут стали гаснуть на глазах. Я бы их сняла с заезда…
Тут рупор хрюкнул и объявил, что конь номер два, Стоян, и конь номер четыре, Варрава, снимаются с заезда дежурным ветеринаром. Секунду царила тишина, после чего вскочили все, спрашивая, закрыли уже кассы или еще нет.
Звонка к закрытию еще не было, поэтому я успела взять деньги обратно и поставить три последовательности на Битинию. Возле касс царил дантов ад. Моника Гонсовская похвасталась, что на этих коней она даже не ставила, а поставила только пять-три, на Битинию с Дельфином. Я позавидовала ей, на Дельфине ехал Куявский, и, если бы я успела подумать, тоже, наверное, поставила бы только пять-три. Скорек на единичке мне особого доверия не внушал, а ученик Мязга на шестерке в принципе не имел шансов. Лошадь была неплохая, зато Мязга – ни к черту. После того как из паддока убрали фаворитов, не осталось никого другого, кроме Битинии и Куявского.
Битиния без проблем выиграла, Куявский был вторым, Мязга третьим, а Скорек последним.
– Что за кошмарный такой день! – сердился Вальдемар. – Уже объявили первый триплет или нет?
– Да куда там, я же говорила, – встряла Мария, – завтра скажут.
– Какой скандал, идиотизм, ведь бухгалтерия на пальцах считает. – бесился Юрек. – Ну, есть у меня Битиния, и что? При таких возвратах не триплет будет, а кукиш с маслом! А квинта моя сломалась еще на Химене, потому что у меня была Виола!
– Такой фукс вроде бы эта Виола, а у всех она есть! – ехидно заметил пан Эдя.
– А вы не узнали, пан Вальдек, почему тех двоих сняли? – спросил пан Собеслав.
– Больные они были…
– Не больные, а допинг получили, – поправил полковник.
– Наоборот, – тихо возразила Моника Гонсовская. – Не допинг, а антидопинг…
За столиком возле барьерчика все еще сидел Капуляс в компании, которая разговаривала все более цветистым языком. По-хорошему, если бы вычеркнуть те слова, которых в словарях до сих пор днем с огнем не найдешь, так в их речи уцелело бы едва ли каждое двадцатое. Капуляс принимал в беседе уже более активное участие, он все еще держался неплохо, но явно начал расслабляться. К ним причалил Врублевский.
– И хорошо! – сказал он ожесточенно.
– Кому хорошо? – разозлился один из собеседников, после чего из цензурных слов в его речи остались одни только местоимения. Можно было считать, что он выражает общее недовольство всем на свете.
Врублевский был трезв.
– Заткнись, – предложил он. – Мне это не нравится. Увидим, что сейчас будет.
Мне стало не по себе. Я заглянула в программку. Метя вернулся на кресло с воплем «давай, Клубничка!» на устах. Клубничка принадлежала Врублевскому, ехал на ней Куявский после многочисленных любителей и учеников. Не дожидаясь, когда объявят выигрыши, я помчалась вниз.
– Вы куда-то пропали, а я вам хотела сказать, что в этом заезде можно рассчитывать только на одну лошадь, – сказала Моника Гонсовская, когда я наконец взяла деньги, поставила на заезд и убедилась, что за Метей следит Мария и оба подсматривают за Фигатом. – Лошадь номер шесть, это Клубничка, Я, правда, ничего не понимаю, поскольку вижу, что раньше она приходила максимум пятой, но она самая лучшая среди них и в замечательной форме. К ней приближаются две лошади: Граница и Юргельт. У Границы роскошные бабки. Я поставила и на третью сторону треугольника, но очень дешево.
Зная собственную фортуну, я поставила на Клубничку со всеми остальными, и уверенность в безумии Мети стала решительно во мне ослабевать. В триплете у меня не было Клубнички, пока что мне возвращали все ставки из-за снятых с бегов лошадей, на остальное я махнула рукой. Мнение Моники напомнило мне кое о чем.
– Могу вам сказать, в чем дело. Продолжается честная езда на хороших лошадях, чего никто не понимает. У меня получается, что Клубничку до сих пор изо всех сил придерживали, может быть, сегодня ей удастся прийти первой…
– Давай, Клубничка! – заорал с восторгом Метя.
– Может, его в Творки[3] отправить? – вполголоса спросил испуганный Юрек.
– Метя, – зловеще начала Мария. – Клубничка у нас в одном триплете, и она не придет, раз мы на нее поставили. Но больше у нас ее нет! Перестань говорить глупости, потому что я и впрямь тебе сделаю что- нибудь нехорошее.
– Давай, Клубничка! – откликнулся Метя.
