от него только вот эта нога.
Не знаю, почему Балтазара так рассмешило то, с каким интересом разглядывала я на экране большую карту. А ведь она представляла фрагмент уже мне знакомой карты, только белых лепешек на ней не было. Уничтожили негатив, наверное, сделали снимок… Мужчину, который сжег кадр пленки, Дарек полностью проигнорировал, крупным планом выделив лишь его руки. Удивило меня, как этот мужчина держал горящую пленку. До конца держал, ему чуть пальцы не опалило. Почему держал до конца, всякий нормальный человек просто бросил бы горящую пленку в пепельницу?
– А у него протез, – пояснил Дарек. – Я его до этого видел, бывал у них часто этот тип, как раз в то время, когда я сидел с ногой.
А Балтазар просто покатывался:
– Глядите, и в этого влюбилась! Бедняжка, вид только сзади. Слушай, сын, а вида спереди этого человека у тебя не найдется? Чтобы наша Иоанна утешилась.
– Нет, не найдется, я только сзади снимал.
Я вдруг вспомнила слова юноши, сказанные в самом начале нашей встречи.
– Что значат твои слова о том, будто твои фотографии пригодятся второй раз? Уже когда-то пригодились?
– Еще как пригодились, когда года три назад кто-то пытался забраться в коттедж соседей.
– Четыре года назад, – поправил папочка.
– Может, и четыре. Пытались залезть в их дом, нагло, средь бела дня. Соседи куда-то уехали, а я по своему обыкновению сидел и фотографировал. Мне сначала в голову не пришло, что это попытка кражи со взломом. Уже потом, когда приехала милиция, я сообразил и отдал им свои фотографии. Только благодаря им и схватили голубчиков. Впрочем, кажется они не много там украли.
Представляю себе, как «обрадовала» Фредю такая неожиданная помощь. Ага, уточним еще одно обстоятельство.
– Мужчина с протезом тот самый, что приносил квитанцию из прачечной?
– Нет, другой. У того руки были нормальные.
– А ты и в Хайнриха влюбилась? – ехидно поинтересовался Балтазар.
– Я влюблена во все, что делается в доме напротив, – веско заявила я. – А что, запрещается?
– Ненормальная, опять во что-то ввязалась! – упрекнул меня Балтазар. – И когда ты поумнеешь? Пора бы уж!
Заверив Балтазара, что никогда не поумнею, я поблагодарила за помощь, прихватила все, что дал Дарек, и поехала к Мачеку. Там рассыпала на тахте полученные фотографии, и Мачек принялся их разглядывать. И вот сенсация – Хайнрих оказался тем самым скорняком! Если, конечно, верить тому, что человек, заклинавший Мачека бояться как огня некомплектных карт, был скорняком.
Нас с Мачеком очень заинтересовало сообщение о краже со взломом в доме Фреди. Через друзей в милиции мне удалось ознакомиться с закрытым делом.
Взломщиками оказались представители местного хулиганья, некий Дойда и некий Зомбек. Милиция их сразу поймала, а они сразу во всем признались, поскольку, оказывается, выполняли благородную миссию.
Один человек нанял их для того, чтобы они забрали из временно опустевшего особняка принадлежавшие этому человеку вещи, которые хозяин особняка украл у этого человека. Ничего ценного, просто фотоснимки и карты, но тот человек уже давно коллекционирует такие вещи, а мерзавец пришел в гости и украл. Через милицию в таких случаях не действуют, верно ведь? Вот тот человек и попросил Дойду и Зомбека оказать ему услугу: забраться в дом и отобрать у узурпатора его собственность.
Ничего ценного, избави Бог, не трогать, только карты и фотографии. На всякий случай принести ему все, какие найдутся в доме, он уж сам свои отберет.
Дойда и Зомбек честно выполнили свою задачу, перерыли весь дом и принесли заказчику все географическое, что под руку попалось. Возможно, небольшой беспорядок в доме и оставили, но ведь их нанимали не для того, чтобы наводить порядок. Заказчика честные жулики не знают, видели два раза в жизни – когда их нанимал и когда принимал товар за наличный расчет. Как выглядел? Лохматый и кудлатый, чистая обезьяна. Да, они тоже думают, все поддельное: и патлы, и борода, и усы. И вдобавок на носу пластырь наклеен. Нет, ни в жизнь его не опознают.
Пострадавший заявил, что у него и в самом деле из дома ничего ценного не исчезло, взяли только старые бумаги, он и сам собирался от них отделаться, так что самой крупной потерей можно считать испорченный замок во взломанной входной двери. А вообще он никогда в жизни ни у кого ничего не крал, поклеп это. Поскольку на счету у Зомбека уже было несколько взломанных ларьков, он, как рецидивист, получил три года. Дойда же на стезе взлома подвизался первый раз, прошлое его было безупречным, он отделался условным наказанием. Условное на целых четыре года. Хорошо, что его не посадили, парень был насмерть испуган случившимся и, чтобы расстаться с нехорошей компанией, решил вообще скрыться из Варшавы. Не было в нем, видимо, преступных наклонностей.
Мне хотелось побеседовать с неудачливыми взломщиками. Зомбек исключался, меня не устраивало его теперешнее окружение, а вот Дойду я попыталась разыскать. Его мать и сестра сначала в ответ на все мои расспросы только отмалчивались, но мне удалось доказать, что с преступным миром меня ничто не связывает, напротив, я как раз с этим миром борюсь, и мне нужна помощь их Леонарда. Наконец, сестра парня согласилась раскрыть место пребывания брата. Он выехал куда-то под Болеславец, во всяком случае они пишут ему до востребования на почту в Болеславце. Точного адреса они не знают, парень работает где-то в лесничестве.
От Алиции пришло письмо. Ординарца звали Бенон Гобола, тридцать лет назад проживал в Валбжихе на Вроцлавской улице. Может, он и жив, тогда был совсем молодой и здоровый, да и теперь не очень старый. Во всяком случае, еще не пенсионер.
Стало ясно, что выезда на Западные Земли мне никак не избежать.
В Валбжих мы поехали вместе с Мачеком. Ни малейшего следа Бенона Гоболы там обнаружить не удалось.
– Что делать? – размышляла я вслух, глядя на громадный жилой дом, выросший на месте того, где тридцать лет назад проживал бывший немецкий ординарец Бенон. – Пойти к районным властям и притвориться, что намерена писать историю Валбжиха, выбрав в качестве примера вот этот дом? Или сразу идти в милицию?
– Или к дворнику, – продолжал рассуждения Мачек. – Но и в милиции, и дворнику надо сказать, зачем мы его разыскиваем.
– Как зачем? Узнать о моей родственнице, пропавшей в последние дни войны. Я давно разыскиваю ее и вот узнала, что Гобола располагает какими-то сведениями о ней. А у нее дети за границей, просили меня узнать о мамочке, хотят на ее могиле памятник поставить.
Идея с памятником очень Мачеку понравилась, и мы поделили между собой учреждения, чтобы сэкономить время. Ну и выяснилось, что из всех учреждений только милиция не подвела. Правда, участковый был молод и ничего не слышал о Беноне Гоболе, но дал нам хороший совет: разыскать предшественника его предшественника на многотрудном посту участкового. Тот предыдущий предшественник уже давно на пенсии и разводит у себя в деревне кроликов, но молодой участковый много слышал о нем и очень советует порасспросить его. Очень любознательный был участковый… И живет недалеко, всего сорок километров.
Мы с Мачеком поехали и не пожалели. Любознательный участковый хорошо помнил Гоболу, и не столько из-за него самого, сколько из-за доноса, который на него поступил. Лет десять назад. Дескать, к этому Гоболе приезжают иностранцы из ФРГ, наверняка шпионы. Милиция обязана была проверить, донос оказался ложным, но вот в памяти старого милиционера остался. Кто писал донос? А как же, помню, я все помню. Трудзяк писал, Чеслав Трудзяк.
Когда мы ехали обратно, Мачек сказал:
– Знаешь, доносчик может оказаться для нас полезнее самого Гоболы, ты так не считаешь?
– Чеслав Трудзяк, – с сомнением покачала я головой. – Ох, не знаю. Теперь и его будем искать? А ты не считаешь, что количество причастных к нашему делу возрастает с устрашающей быстротой? И придется нам с тобой остаток жизни провести в Валбжихе.
