“Я боюсь, — заплакала Мийли. — Хоть убейте, но я боюсь”.
Зарубежный эстонец Парри, который был новеньким и не знал царящих во Дворце взаимоотношений, пожал плечами и пошел с ледяным выражением лица в кабинет Пакса. Пакса не было. Его секретарь сообщила, что Пакс уехал с девочками на катере на архипелаг. Это было трагическое стечение обстоятельств, потому что в кацелярии знали — Пакс может остаться на архипелаге до темноты, потому что страшно любит устраивать девочкам фейерверки. В прежние времена он страсть как обожал голышом прыгать с нимфами через костер. В эти минуты он представлял себя большим и толстым вождем из племени Французской Полинезии.
Но больше он так резвиться не мог, разве что чуть-чуть, совсем немножко. На “Водяном” был мобильный телефон, и Мийли пыталась по нему дозвониться, но Пакс выключил телефон — возможно, намеренно.
“За день надо было уведомить”, — отметила секретарша Пакса назидательно. Она знала, чья она секретарша.
Мийли трепетала, потому что Рудольфо мог в любой момент объявиться в кабинете. И что могла бедная Мийли ответить? Но Рудольфо не объявился. Час проходил за часом, а его не было. Никто не решался уходить с работы. Около шести зазвонил телефон.
“Он в Финляндии, — произнесла Мийли, прикрыв трубку рукой. — Как он туда попал?”
Она просто представить не могла, на каком транспорте он туда попал.
“На чем вы добрались?” — спросила она, выслушав сначала лирику Рудольфо о синеве финских озер.
“В мире примерно шестьдесят тысяч разных конгрегаций, я имею в виду религиозных сект, — ответил Рудольфо. — Среди них есть большие и маленькие. Иные состоят всего из десятка членов. Очень многие находятся на Черном континенте, даже на прежней Ньясамаа. Они берут с собой жаворонков, которые прилетают на лето в Эстонию. Разумеется, они являются их тотемными птицами. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду”.
“Ага”, — сделала понимающий вид Мийли.
Как Рудольфо попал в Финляндию, так и осталось тайной. Правда, у Фабиана промелькнуло в голове, что шеф мог использовать народный эпос “Калевипоэг” и что-то наколдовать, но это была чистая спекуляция — Wille und Vorstellung.
Фабиан женится
Когда Фабиан устроился на работу, он решил, что этот шаг должен быть переломным в его жизни. А чтобы перелом был полным, это должно было произойти и в личной жизни. Он уже сделал формальное предложение Миранде, которая в тот памятный вечер сидела напротив него в лиловом кресле.
Теперь он не видел никакой серьезной причины, чтобы не привести свои слова в исполнение.
Кроме того, в кулуарах Дворца царило мнение — хотя официально этого никто не требовал, — что государственному служащему лучше быть женатым, чем холостым. Тогда у него меньше соблазнов и он более защищен от чар женщин-агентов.
Они подали заявление и сочетались браком, легализуя таким образом редкие, проведенные вместе минуты.
На работе Фабиан сообщил о свадьбе накануне вечером. Он тайно надеялся получить три свободных дня, чтобы придать своей семейной жизни видимое начало. В последний момент он посчитал, что разумнее не ходить к шефу с просьбой о свободных днях, потому что тот запросто мог ответить: “В Освободительную войну по этому случаю не давали даже трех свободных часов”.
Фабиан лишь сказал коллегам, что три последующих дня его не будет на работе.
Коллеги улыбнулись и понимающе кивнули. С особенным пониманием кивнула Муська.
Вечером после свадьбы, когда Фабиан и Миранда уже были дома, зазвонил дверной звонок. У порога стоял шофер канцелярии Пеэтер, он передал гигантский набор пищевого мыла “747”, которое даже было посыпано сахаром. Этот сахар насобирали коллеги Фабиана из своих скудных запасов. Это ужасно растрогало Фабиана, и ему стало неловко, что он не может со всей душой относиться к работе, что он все еще несколько прохладен.
“В чем дело? — подумал он. — Дело в работе или дело в душе?”
Вечером после просмотра семейного сериала они лежали с Мирандой в постели и совершали таинство брака.
Фабиан на всякий случай положил телефон на пол на расстоянии протянутой руки.
И что же! Четверть одиннадцатого он таки зазвонил.
Фабиан долго взвешивал, брать трубку или не брать, под конец чувство долга снова взяло в нем верх.
“Хорошо, что ты дома, — бодро зазвучал голос шефа. — Знаешь, ты здесь сейчас ужасно нужен”.
“Вы, наверное, забыли, что я сегодня женился”, — произнес Фабиан раздраженно.
“Ах так, м-да, прости, я действительно забыл...” — но трубку шеф не положил.
Фабиан почувствовал неловкость из-за своего резкого тона и спросил:
“А что случилось?”
“Уж не знаю, считать ли это случившимся... Только про твою свадьбу еще кое-кто забыл”, — ответил шеф.
“И кто же?”
“Русский Генштаб”.
Фабиан подумал, уже в который раз, что шеф спятил. Ведь он нес что-то несусветное!
“Почему ты думаешь, что там забыли?”
“Потому что тогда для взятия Вышгорода они выбрали бы другое время”.
И когда Фабиан ничего не ответил на это, Рудольфо объяснил, что русские десантные части были обнаружены в нескольких десятках километров от Таллинна. Их обнаружил сторожевой пост новых лазутчиков, ядро которых составляли вуяристы, недавно провозгласившие лояльность Эстонской Республике в надежде, что она легализует peep-show.
“Знаешь, — сказал Рудольфо, — мы можем относиться к их сексуальным предпочтениям как угодно, особенно ты, который только что женился, но эти парни там, в отрядах, видят как совы... Именно сейчас, — тон Рудольфо изменился, — мы получили сообщения из Литвы и Латвии, там аналогичное положение. В Литве есть человеческие жертвы. Похоже, что местные интеры собираются осуществить государственный переворот по сценарию сорокового года”.
“Тогда конечно”, — сказал Фабиан глухо и положил трубку.
“Что-то случилось?” — спросила Миранда, которая слушала разговор тихо как мышка.
Фабиан не ответил.
“Сейчас ты от меня никуда не уйдешь! — воскликнула Миранда со страстностью, которой он от нее не ожидал, и крепко вцепилась в него своими тоненькими ручками. — Ты и так слишком отдалился. Сегодня, по крайней мере сегодня, у меня тоже есть какие-то права”, — говорила Миранда.
Фабиан поднял взгляд, посмотрел в темнеющее окно, проклиная себя и свою судьбу.
“Отечество прежде всего!” — провозгласил он, извлек член и пошел.
Но прежде, одеваясь, он сказал Миранде:
“Я скоро вернусь. Сиди дома. Не выходи на улицу и никому не открывай дверь. Без тебя я из Эстонии не уеду, в этом можешь быть уверена”.
Голая женщина, не поднимая головы с подушки, смотрела ему вслед — рука под щекой, во взгляде полная растерянность. Затем она повернулась на бок.
Тревожная ночь
Фабиан широкими торопливыми шагами поднимался в гору с легендарной папкой под мышкой, белый шарф на шее развевался как полоска облака, застрявшего на мачте Длинного Германа.