“Пошли, хватит этого идиотского ожидания”, — сказал Андерсон строптиво. Фабиан кивнул.
“Жаль, что Екабса нет, — заметил он. — Он подсказал бы, где можно подешевле поесть”.
Когда они проходили фойе, им встретился Екабс.
“Мы решили поискать, где можно перекусить, — сказал Фабиан. — Помоги найти!”
“А там что... — Екабс указал наверх, — уже все?..”
“Кажется, сегодня ничего уже не произойдет, — ответил Андерсон. — По крайней мере, в нашем присутствии нет необходимости”.
Фабиан мысленно с ним согласился. Вряд ли шеф вообще заметил, что их нет в номере, — до того, казалось, он был погружен в свои планы.
Но едва они отошли от гостиницы на сто метров, как услышали окрик: “Эй, вы там! Вернитесь!”
Это был шеф, который торопливо спускался по лестнице.
“Солдат не покидает своего поста”, — произнес он коротко.
“Мы хотели пойти куда-нибудь поесть”, — объяснил Фабиан.
Шеф подумал секунду, посмотрел на часы, покрутил головой и затем кивнул: “Ну ладно, пошли”.
Они отправились в Старый город в греческий ресторан. В сумрачном помещении звучала мелодия сиртаки, хозяин подал им меню. Фабиан впервые попробовал греческое пиво. При оплате вышло маленькое замешательство, потому что ни у кого из них не было представления относительно общего финансового положения. Никто не знал, в чьих руках и в каком количестве находятся, так сказать, общественные деньги. На сей раз расплатился Фабиан.
Ночью, прежде чем разойтись по комнатам, они постояли с Екабсом и Андерсоном в коридоре и обсудили обстановку. Андерсон был возмущен:
“Мы что, так и будем торчать при нем?”
“Вполне возможно, — кивнул Екабс стоически. — Кстати, у Хайле Селассие, говорят, был такой же стиль работы”.
Екабс провел с шефом целую неделю и знал, что говорил.
Первый по-настоящему рабочий день
Утром Фабиан встал в четверть восьмого. Он даже сделал гимнастику перед открытым окном, это помогало развеять неопределенное внутреннее напряжение, и постоял в душе под сильным напором воды, ибо и это действовало успокаивающе. Около восьми он спустился по лестнице в вестибюль, откуда вела дверь в кафе.
Андерсон был уже там и сообщил неприятную новость: как почти везде в Новом Свете, завтрак не входил в счет за гостиницу.
Фабиан заказал было кофе, но, заглянув в меню, чтобы узнать цену, успел отменить заказ, поскольку официант все еще стоял возле Андерсона. Фабиан заказал воду со льдом. Тут же поменял свой заказ и Андерсон, тоже предпочтя воду со льдом.
Однако Орвел, зашедший через минуту после Фабиана, обозрев меню на английском и французском языках, которых не понимал, заказал яичницу с беконом. Но яичницы не оказалось, и Орвел вынужден был довольствоваться кофе с булочками.
“Ну и дела”, — ворчал он, жуя венские булочки.
Андерсон и Фабиан выпили свою воду, холодную до боли в зубах, пожелали Орвелу приятного аппетита и встали.
“Видал?! — презрительно фыркнул Андерсон, когда они шагали через зал к выходу. — Он может себе это позволить, у него деньги от КГБ! Чертов стукач!”
В дверях они столкнулись с Рудольфо и Екабсом.
“Уже позавтракали? — спросил Рудольфо с сияющим лицом. — Мы тоже — недолго. Сегодня будет насыщенный день. Вальмар, — так звали Андерсона, — будь так любезен, принеси мне необходимые газеты. Вчера у тебя отлично это получилось”.
Андерсон, не сказав ни слова, ушел.
“Что это с ним? — озабоченно спросил шеф у Фабиана. — Он словно сам не свой. Я не вижу шарма и готовности к бою. Ауры нет. Может, наш отель действует на него отрицательно? Может, он лучше себя чувствовал бы в студенческом общежитии? Я постараюсь это запомнить, и потом мы с Момсеном что-нибудь предпримем. Мы должны заботиться о благополучии всех членов делегации и учитывать их особенности. Именно теперь, когда „Миссия“ подходит к решающему броску, нам каждый человек важен, мы никого не можем потерять”.
И шеф направился к ближайшему столу, где Екабс уже что-то обсуждал с официантом.
“Встретимся через сорок пять минут у меня”, — бросил он Фабиану вдогонку.
Рутть Ныммелийватеэ
В девять часов они были у шефа и ждали указаний, как вчера. Екабс коротко проинформировал их о результатах визита в общество зарубежных эстонцев. Они были позитивными. Нашлись посредники, которые были готовы ввести эстонцев в круги, в которых вращались люди, способные в свою очередь помочь устроить аудиенцию с президентом. “Миссии” было очень важно проникнуть к президенту, ибо после этого их приняли бы деловые круги большинства других государств.
Но что еще важнее — тогда у комиссии по суверенитету местной канцелярии иностранных дел не было бы никакого основания отклонить просьбу Эстонии о регистрации своей независимости. Ибо хотя независимость Эстонии была признана, но отнюдь не зарегистрирована. Это был тонкий политический нюанс, который позволял сильным мира сего свободно маневрировать в отношениях с Москвой.
Если их независимость здесь зарегистрируют, то не будет больше никаких препон для интеграции Эстонии в Мировую Схему. Все это объяснял им Рудольфо.
“Итак, давайте посмотрим сообща, к кому мы сегодня можем подъехать, — продолжал Рудольфо, находясь в особо хорошем расположении духа. — С учетом того, что нам не забудут предложить хороший кофе и дадут что-нибудь пожевать”.
В этот момент Рудольфо показался Фабиану очень человечным.
И они начали составлять список. В основном говорил шеф, потому что остальные имели весьма смутное представление о местных обстоятельствах и не знали деятелей политического и делового мира. Теперь Фабиан кое-что услышал о здешних организациях, которые неформально были связаны с коридорами власти. Также у него сложилось кое-какое представление о некоторых деятелях Эстонского зарубежья.
Как раз в тот момент, когда шеф спросил их мнения, как избавиться от назойливой госпожи Модильони, выступавшей здесь официальным представителем Эстонской Республики в довольно высоких кругах, так как у нее была соответствующая бумага от господина Ристсоо, последнего руководителя Верховным Советом, которую тот написал по рекомендации самоуверенных советников, — как раз в тот момент к ним постучали. В дверях стоял служитель отеля в ливрее и за ним какая-то пожилая дама.
Служитель спросил, знают ли они эту даму, которая настойчиво просит о встрече с ними.
Фабиан не видел раньше эту даму и другие, судя по всему, тоже. Только лицо Рудольфо осветил отблеск узнавания.
“Как хорошо, госпожа Ныммелийватеэ, что вы нашли время зайти. Мы, к сожалению, раньше не встречались, но я узнал вас по фотографиям. Кроме того, я знаком с некоторыми вашими рисунками. Ну что же вы стоите, проходите, пожалуйста!” — сделал он пригласительный жест.
Госпожа Рутть Ныммелийватеэ говорила по-эстонски лишь с небольшим акцентом.
На ее лице застыло выражение, навеянное образом Греты Гарбо. На ней было легкое потертое пальто с воротником из искусственного каракуля, волосы украшал искусственный василек. Она производила впечатление женщины, которая не умеет стареть и которая живет одна, отчего стала немного странной. А может, такой образ определяла известная богемность, ибо Рутть Ныммелийватеэ занималась искусством. Как они впоследствии услышали, госпожа зарабатывала в основном частными уроками по смешиванию
