маленькую чашечку кофе и уселась с сигаретой за стол.
— Я есть хочу. А ты могла бы им пальцем ткнуть, а потом потеряться.
— И кто будет пешком возвращаться, я или они?
— Можно поездом.
— Можно, и поезд останавливается прямо напротив входа в Тиволи. Слепая медуза не промахнется, и даже глухой услышит визг с аттракционов. Кто там сейчас в ванной?
— Пан Вацлав. Не, нам точно надо из себя имя Ромео выдавить, а то кто-нибудь да ляпнет не к месту.
— Велика важность, они, небось, уже привыкли. Скоро он оттуда выйдет, из крана вот-вот лед посыплется. Так как, магазина с тебя хватит?
— Лед, как же, ну ты и оптимистка. Этого мой бойлер не умеет делать. Картошку купишь?
— Только картошку? — удивилась я.
Алиция обвела накрытый к завтраку стол загадочным взглядом.
— Ну, может, еще что, там видно будет. И не пытайся чеки потерять!
— Они у меня не по дороге теряются, а здесь, в доме, — обиженно и с достоинством напомнила я.
Буцкие освободили наконец как ванную, так и комнату с телевизором и появились в салоне. Пан Вацлав с места принялся было восхищаться окружавшими его чудесами, но хозяйка тут же оборвала его восторги, пригласив всех к столу. И как обычно, можно сказать машинально, спросила:
— Яйцо кто-нибудь будет?
— С удовольствием, — мгновенно согласился пан Вацлав. — А ты, Шампусик?
— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Юлия.
О яйцах Алиция спрашивала каждого гостя и каждое утро, делая это совершенно механически и, я бы даже сказала, чтобы не обидеть подругу, бездумно, так как я тысячу раз ей объясняла, что яиц не хочу, а если захочу, попрошу сама, и на дежурном вопросе можно сэкономить время. Яйца у меня и дома есть, в смысле, на родине, и могу их лопать сколько угодно и в любом виде. А в Дании я предпочитаю датскую салями и салат с карри. Без толку, как об стенку горох. Однако всякий раз, когда кто-нибудь просил яйцо, а случалось такое крайне редко, хозяйка радовалась, как ребенок, а яйцелюб сразу завоевывал ее расположение. Интересно, поправит ли пан Вацлав теперь свою репутацию?
Похоже на то, так как Алиция весьма любезно расписывала гостям достоинства разных объектов для посещения, но с учетом требуемых усилий и возможной физической нагрузки. Пана Вацлава, правда, гораздо больше беспокоили расходы, и он настырно расспрашивал о цене входных билетов. Я, хоть убей, не могла ответить, где вход платный, а где нет, и уж точно понятия не имела, сколько надо платить. Даже с Тиволи я путалась, хотя бывала там в среднем раза три в неделю. Помнила только, что с утра вход дешевле, а потом становится дороже. Зато бега отличались постоянными ценами: пять крон вход и пять крон ставка. Но бега пана Вацлава не привлекали, его страстью были искусство и культура. А еще горы.
Тут его снова прорвало. В Дании, мол, с горами туго. Какая жалость! Украшенная горами, она была бы прелестной страной, просто земным раем. Встающие на горизонте заснеженные вершины, на которые можно взбираться, преодолевая препятствия, охраняющие эти чудеса природы от навязчивого внимания примитивных человеческих существ. Восторг охватит, когда их победишь и взойдешь туда, на гордую вершину, и увидишь мир у своих ног. На его счету есть парочка подобных достижений, которыми он может гордиться, хоть это и нескромно… А еще и вода, это его любимая стихия. Что за прелесть погружаться в нее, нырять и плескаться, ведь Дания расположена на воде. Полуостров как бы объят морем, так и хочется самому ощутить на себе эти объятья, экстаз испытать почти эротический…
Боже мой, о чем мы вообще говорим? Алиция отключилась, как только речь зашла о бегах. Могу поклясться, обдумывает, что я должна купить. Она очнулась на минутку при слове «плескаться», кивнула и, сказав: «Да, конечно…», прикусила, по всей видимости, язык и снова погрузилась в размышления о хозяйстве.
Юлия, как человек последовательный, упорно молчала, сохраняя при этом приятное выражение лица и вежливый интерес в глазах. Я решила обязательно дозвониться до Хани, чтобы выяснить, открывает ли она хоть иногда рот по собственной инициативе, если ее никто не спрашивает. При этом она никак не походила на дебилку, в отличие от второй жены моего мужа.
Свернув на мужа, я задумалась и не только перестала слушать словоблуда, но и забыла проследить, оближет ли он ложку. Позже оказалось, что Алиция тоже об этом забыла. Боюсь, Мажена нам этого не простит.
Я ушла в себя. Там к моему бывшему вдруг прибился мой актуальный увядающий супермен, отличавшийся от пана Вацлава тем, что сам никогда поперед уличного оркестра не выскакивал, а только отвечал на заданные вопросы, но уж отвечал так, что никому мало не покажется. Обстоятельно, детально и так подробно, что человек лез на стенку и готов был на все, лишь бы отвязаться от затронутой темы, но не тут-то было. А если ему и удавалось вставить два слова, то дело только ухудшалось, ибо на сцену курцгалопом въезжала новая тема, не менее тщательно развиваемая. В результате выходила жуткая тягомотина, этакое принудительное просвещение под страхом проклятия на веки вечные, отвертеться от которого (просвещения, конечно, а не проклятия) не было никакой возможности.
И как прикажете в такой ситуации следить за ложками! По магазинам я отправилась, озадаченная наставлениями Алиции купить, что надо, притом не обязательно самое дорогое из того, что мне попадется на глаза, но обязательно наименее трудозатратное в приготовлении.
— Ты у себя дома тоже гостей принимаешь, — проворчала подруга. — И они со своей жратвой не приходят, поэтому поступай, как знаешь.
— Еще как приходят. У себя я как раз хрен бы купила, в том смысле, что один хрен в магазинах и есть. — Выдав на прощание эту краткую характеристику развитого социализма в польском издании, я удалилась.
Впервые Алиция спихнула на меня обязанность по снабжению дома, хотя гостей у нее бывало и поболее, чем теперь. Сама она как раз совсем недавно досрочно вышла на пенсию, чтобы спокойно заниматься своей любимой керамикой, и времени у нее было предостаточно. Никогда раньше она так не поступала, максимум просила купить по дороге какую-нибудь мелочь, но чтобы все и сразу, без согласования и подробнейшего обсуждения? Странно…
И вообще, все мне вдруг стало казаться странным, включая поведение Алиции. В нормальной ситуации она отправилась бы за покупками сама или поехала со мной, а сейчас почему-то повела себя иначе. Опасалась оставить дом на Ромео с Джульеттой? Но не могла же Ханя рекомендовать ей в качестве гостей двух подозрительных типов!
Пришлось мне все эти загадки из головы выкинуть, так как я вспомнила про грядущий визит Эльжбеты и Олафа, прониклась чувством ответственности, и проблема закупки продовольствия в условиях капиталистического изобилия сразу повернулась ко мне своей приятной стороной, так что я с удовольствием переступила границу датского продовольственного рая.
А когда я вернулась на базу с набитым продуктами багажником, Алиция опять показала зубки то ли в улыбке, то ли в оскале раздражения. Пан Вацлав пытался помочь ей в кухне и, кажется, опять что-то отчебучил. Расспрашивать я не стала, затащила продукты и как последовательная свинья сбежала в огород, чтобы сжечь подсохшую хворостяную мелочь и нападавшие на дорожку ветки. Оправдание у меня было подготовлено заранее: это якобы последняя возможность устроить им аутодафе, так как буквально через несколько дней вступит в силу запрет на разжигание костров в летние месяцы, а значит, весь собранный мною в красивые кучки сушняк может так и остаться лежать до самого сентября.
Юлия полулежала на террасе в садовом кресле, заваленном подушками. Вероятно, ей было достаточно удобно, так как эта мебель требовала именно такой позиции, сидеть же на ней было сущей пыткой. На всякий случай я свои древесно-стружечные работы проводила, отвернувшись от дома, чтобы, боже упаси, не принимать участия ни в чем, что там могло происходить.
И снова я поймала себя на мысли об аномальности ситуации. Ведь в доме у Алиции всегда случается что-то крайне интересное, захватывающее. Иногда эти события утомляют, но остаются при этом яркими, загадочными, таинственными. И я радостно во все эти дела влезала, вертелась, как слон в посудной лавке, а если не вертелась, то наблюдала со стороны, слушала, сплетничала. А теперь что? Может, у меня
