когда в жизни сотрудниц появлялись приятели, от них исходило сияние любви и добра, работать с ними было очень легко и приятно. Но мы живем в женское время, и настоящие мужчины остались только на экране.
Радик в ярости вывалил на стол содержимое всех галстучных коробок, хотел крикнуть что-то саркастическое в подсобку, обернулся и вздрогнул, увидев Славу Арак.
— Здравствуйте, Радик. А я стою и смотрю на вас.
— А вы, наверное, за отложкой пришли? — смутился Радик.
— Нет, за вами.
Радик растерялся и вдруг увидел на ладони Славы свою потерянную флэшку.
— Все, теперь понял, — засмеялся Радик. — Я упаковывал ваши покупки, и она выпала из нагрудного кармана в пакет. Я так ее искал! Все тут обрыл!
— Пойдемте, кофе выпьем. Есть время? Девушки, я вашего коллегу заберу на пять минут.
— Вот так всегда, — кокетливо сказала Ира. — Скоро всех мужчин разберут.
Кофе пили в кафе Аркадия Новикова. Сидели за барной стойкой.
— А я и не знал, что вы такой интересный человек, — говорил Слава. — Меня просто интуитивно тянуло. Приятно общаться, как бы.
— Да, и мне, — соглашался Радик в ожидании, что он скажет еще.
— А я тут из любопытства прочел вашу рукопись. Графики, таблицы, цифры, в общем, я пропускал и просто читал как роман.
Радик засмеялся и вдруг вздрогнул от услышанного.
“Это похоже на Велемира Хлебникова”, — казалось, произнес Слава. Нет, так бывает, когда очень хочется что-то услышать — невнятные звуки вдруг складываются в желаемое словосочетание.
— Как “Доски судьбы”, если читали?
— Да, читал, — Радик склонил голову.
Это потрясающе — перед ним сидел брат по духу. Радик, втайне от всех, лично для себя сравнивал свою рукопись с “Досками судьбы” Велемира Хлебникова. Он так хотел услышать это еще от кого-нибудь. “А чему же ты так удивился?! — раздражаясь на себя, подумал Радик. — Откуда взялось это дурацкое мнение, что если человек богатый, то, значит, грубый, узконаправленно развитый и так далее. А все наоборот. Иначе откуда могут появиться такие деньги?”
— Вы, пожалуй, могли бы стать писателем, — продолжал Слава. Он говорил с Радиком уважительно, как с равным. — Думаю, я мог бы издать ваше произведение отдельной книгой в стиле нон-фикшн, если вам это интересно. Типа “Забавная авиация” или “Заметки обкуренного диспетчера”, что-то в этом роде.
— Слава, называйте меня на “ты”. Ведь вы старше меня, — у Радика сорвался голос. Ему так хотелось попросить: скажите еще раз про “Доски судьбы”.
— Как скажешь! — Слава протянул ему руку. — А потом, у меня ведь тоже имеется небольшой авиапарк, и мои специалисты сказали, что эта ТВОЯ теория вполне применима на практике в частном порядке. Ты мог бы с ними сотрудничать?
Радику показалось, что весь мир специально напрягся и сработал только для него, чтобы у него одного все так идеально совпало и сбылось все задуманное — Слава, ты…
— Ты!
Бармен, который все время их разговора вел себя подчеркнуто индифферентно, выронил шейкер.
Охранники, похожие на смешных разбойников, уносили покупки, Слава шел следом. Радик всегда с досадой смотрел на вечное несоответствие в его тотал луке — Слава очень любил экзотические туфли и почти всегда одевался так: строгий классический костюм и крокодиловые туфли с чуть загнутым носом и высоким каблуком. У Радика так и чесался язык сделать ему замечание.
— Радик влюбился! — Ирка постучала в стенку примерочной и усмехнулась.
— Поздравляю, — голосом женщины, красящей губы, сказала Таня.
— Гребаный магазин! — сказал Радик и засмеялся.
Счастливый Радик брел по ночному Арбату. У кафе с двух сторон громоздкие мотоциклы. Проходя по этому коридору, он почувствовал, как веет теплом от их разгоряченных двигателей. Под светящейся крышей сидели байкеры и красивые девушки. Теперь у Радика не было зависти к ним, ни к кому не было, и он знал, что это благодаря Славе-Вячеславу, благодаря тому, что востребована самая главная работа его жизни.
Когда Радик рассказал обо всем Лорке, он вдруг заметил в ее глазах корыстный блеск, которого не было раньше.
Теперь Радик на крыльях летел в магазин. Не замечая пробок, не чувствуя тесноты людей вокруг. Сегодня утром, часов с одиннадцати, Радик заметил, что бар на площадке между магазинами Китон и Кензо, постепенно заполняется девушками — юными, торжественными, к чему-то приготовившимися. “Наверное, модели, — подумал Радик. — Показ, видимо, готовится. Опять проблемы, черт побери”. На минус третьем этаже он увидел Адбериева, деловитой походкой спешащего из салона Альдо Коппола к лифту. Радик почтительно поздоровался: “Здравствуйте, Рудольф Агариевич. А к нам уже пришли ваши размеры, как вы и заказывали, и Китоновские туфли по Вашей мерке”. Тот автоматически улыбнулся и кивнул головой.
Радик сходил в туалет, прижал воском Тафт жесткие волосы, уложил их на косой пробор. А когда вернулся, увидел Славу. Теперь с ним были охранники, похожие на фээсбэшников. Радик обрадовался, что хорошо и свежо выглядит сейчас, как специально.
— Блин, Слава, извините, а портные еще не закончили ваши пиджаки.
— Да и хер с ними, Радик, — просто сказал Слава. — Я ненадолго, привез тебе пригласительный, хочу позвать на одну нашу тусу, — он протянул Радику длинную, похожую на линейку, ярко раскрашенную картонку.
Вечером бармен Ваня спросил у Радика: “Видел утром девушек у меня в баре?”
— Да-а, модели, наверное, к показу готовятся?
— Нет, это Адбериев назначил встречу проституткам. Выбрал одну и уехал. Он часто так делает.
— Обалдеть! — словно обрадовавшись, воскликнул Радик. Теперь так получалось, что он всему был рад, все воспринимал с истеричной восторженностью.
Отлично, что кончился сентябрь и, как всегда, так много нового открывает и предлагает октябрь.
И как всегда, когда все хорошо, Радика что-то тревожило и страшило, некое темное, слепое пятно на его душе предостерегало от чего-то.
“Лорке сказал, чтоб не ждали меня. С тоской и тревогой поцеловал маленького Германа. В супермаркете “Пятерочка” купил дешевые презервативы, особо чувствительные. В парфюмерном магазине украдкой опрыскал себя парфюмом из пробника. Машина Славы уже стояла возле метро. Я увидел, как вздрогнули девушки на автобусной остановке, когда я пошел и сел в этот роскошный автомобиль. Со странным чувством смотрел я из окна на рынок, на торгующих бабушек, на нерусских людей за лотками с овощами, на бедные советские машины, я смотрел с жалостью и превосходством. Как это ни смешно звучит, я уже чувствовал себя избранным, особенным. Машину вел один из главных телохранителей Славы, и я понял, что меня всегда удивляло в его лице. На нем как будто сделана грубая пластическая операция. Мне казалось, что этот человек — убийца, и каждое убийство отпечатывалось на его лице в виде этих глубоких мученических морщин по краям глаз, в виде этих горьких, истеричных носогубных складок, в виде этих развитых желваков и челюстей, будто всякий раз, когда он нажимал на курок, он сильно стискивал челюсти.
Это была дача, похожая на Большой театр. Бескрайний участок с каналом, впадающим в огромный водоем, другого берега не видно, наверное, озеро какое-то. По каналу плавала гондола. Гондольер в пиратской повязке и с бесцветным официантским лицом. У причала несколько яхт. И много-много людей на территории. Несколько раз я встречал клиентов своих магазинов. Они присматривались и мучительно пытались узнать. Чуть стемнело, и заметнее стали факелы, освещающие дорожки, беседки, лужайки. Славы не было. От страха, смущения и неприкаянности стал напиваться. Смотрел на всех исподлобья и хмыкал в гулкий стакан с виски. Официанты наперебой приставали с напитками. Мне захотелось как-то приколоться, и я понял тогда, что напиваюсь. Нечаянно залил сигареты виски. Тянул так, что сигарета искрила и чувствовался вкус древесного спирта. Неловко перед Славой, что уже набрался. И я обрадовался, что есть Слава — как отец
