даже пожирая её, но ведь и завтра будет день! Что придёт завтра в бесшабашную голову Вандзи? А уже понятно — с расходами гостья не считается.
В ожидании Доротки присутствующие налегли на выпивку, но больше тянуть было неприлично.
Девушка пришла, когда все садились за стол.
Подвыпившая крёстная бабуля так темпераментно приветствовала свою обожаемую внученьку, что той с трудом удалось вырваться, чтобы хоть руки вымыть. Проведённые ею в ванной две минуты показались крёстной просто невыносимыми.
— Открыть шампанское! — распоряжалась старушка. — И непременно выпьем за здоровье Доротки, потому как она моя наследница, и сейчас я вам все расскажу.
Фелиция передала заиндевевшую бутылку Мартинеку. Меланья решительно отобрала её у него и воткнула в руки Яцека. Тем самым обе сестры продемонстрировали как свои чувства, так и умение соображать в ответственные минуты. Мартинек вовсе не обиделся, напротив, а Яцеку было не впервой открывать шампанское. Ни капли не пролил и выстрелил умеренно, в люстру не угодил.
— За твоё здоровье, Вандзюня! — провозгласила тост Фелиция, по всей вероятности, из элементарной вежливости.
Видимо, руководствуясь тем же, Ванда вскричала:
— Да нет же, ваше здоровье, дорогие мои! И Доротки!
Доротке, ошеломлённой неожиданным торжеством, обеспокоенной присутствием Яцека и не успевшей узнать, расплатились ли с ним за сегодняшние безумства крёстной бабули, а также ещё не совсем пришедшей в себя после работы над норвежским детективом, было абсолютно безразлично, за чьё здоровье пить. Бабуля пьёт за её, тогда она выпьем за бабулино, проше бардзо.
Бабуле не терпелось перейти к делу, и она затараторила:
— Побывала я у нотариуса и написала завещание, чтобы все оформить, как положено. Поделила пополам, одна половина будет Дороткина, а вторая для вас, дорогие девочки, вы уж разделите их по справедливости между собой. Денег много, всем хватит…
— Сколько именно? — бестактно перебил старушку Мартинек.
— Да откуда же мне знать, дитя моё? — удивилась миллионерша. — Знаю только — страшно много…
— Как ты можешь не знать, сколько у тебя денег? — в свою очередь удивилась Сильвия, для которой, никогда не имевшей ни гроша собственных денег, вопрос был более чем актуальным.
— Так ведь сумма каждый день меняется, дорогуша, от курса зависит и ещё от чего-то, у Антося все было высчитано, а мне это ни к чему, и у нотариуса тоже нет телефона Антося, а он, сами видите, хорош индюк, мог бы позвонить, хоть поинтересоваться, как я тут, а может, и приболел, но скорее всего опять встревает эта подлюка Жейна, уж такая она нехорошая, сама бы хотела все заграбастать…
— И свидетели были? — не унималась Сильвия.
— Что свидетели? Какие свидетели? Да я и без свидетелей знаю ей цену.
— Две штуки свидетелей необходимы! — важно заявила Сильвия. — Я слышала: для того чтобы завещание имело полную силу, нужны свидетели.
— Интересно, кто такая Жейна? — шепнула Меланья сидящему рядом Яцеку. — Никогда не слышала такого имени.
Немного уже привыкший к бабуле Яцек предложил:
— Думаю, имеется в виду Джейн.
— О свидетелях, дорогуша, нотариус сам позаботился, уж он все оформил в лучшем виде, так что не беспокойся. И тебе посоветую: такие дела предоставь решать нотариусу, уж он лучше знает. У нас в Нью- Йорке недавно, лет тридцать назад, уж такой скандал разразился, когда умер этот, как его… Кулас, ой нет, Пайка или ещё кто, ну да неважно, так его дети от двух браков чуть не подрались, и ещё три жены, и все говорили, надо было ему у нотариуса составлять завещание, и до суда бы не дошло…
Не привыкшая долго сосредотачиваться на чем-то, Фелиция отключилась. Теперь надо решить, с кем и о чем говорить, разумеется, потом, когда все уснут. Интересно, какая здесь разница во времени с Нью- Йорком? На сколько часов и в какую сторону, прибавлять или отнимать? И каким образом обезвредить Меланью? Эта язва обязательно поднимет трубку. Надо как-то незаметно отключить её аппарат, утром так же незаметно включить.
Меланью же, в свою очередь, заинтересовала Сильвия. С чего это вдруг так осмелела, что это её так заботит, имеет ли завещание Ванды законную силу? А удивляться нечему — до Сильвии постепенно доходило, что гостья их и в самом деле богата и, если ей, Сильвии, перепадёт хоть самая малость, для неё начнётся совсем другая жизнь. Она станет независимой от Фелиции, не придётся больше отчитываться в каждой злотувке, можно будет купить себе то, о чем давно мечталось, как о несбыточном счастье…
Мартинек, очень довольный жизнью, методично работал челюстями, пожирая все, находящееся на расстоянии вытянутой руки. Его очень обрадовало сообщение старухи о том, что Доротка унаследует не все её деньги, — перепадёт и старым грымзам, может, не только Фелиция станет платить более щедро, но, глядишь, даже Сильвия тоже будет давать поручения и платить за них, так что из старухиного наследства и ему обломится; только вот не придётся ли слишком долго ждать? Чем скорее, тем лучше. И уже с особым интересом поглядывал на завещательницу, которая уминала яства не хуже его самого, загребая все подряд — и икорку, и маринованную селёдочку, и жареную уточку с яблоками, и панированные котлетки телячьи, и вино, и шампанское… Ведь человеку в её возрасте это наверняка вредно, несварение желудка или что-то в этом роде, кто знает, может, и помрёт? И добрый Мартинек порадовался за старушку — ведь той будет приятно умереть после такого ужина.
Яцек тоже внимательно слушал все, о чем говорилось за столом, и делал свои выводы. С Дороткой говорить он не мог, их разделяла Меланья. А пообщаться с девушкой очень хотелось — уж больно она хороша. А Доротка и впрямь, хотя усталая и совершенно неподготовленная к званому вечеру, выглядела на редкость привлекательно: волосы прелестно растрепались, после бокала шампанского глаза заблестели и щёчки зарумянились, так что смотреть на неё — одно удовольствие. Парень не отрывал от неё глаз и радовался за девушку, которая получит от крёстной наследство. Обладавший достаточным жизненным опытом, Яцек не верил в миллионы американки, но пусть даже тысячи… Правда, судя по всему, миллионерша отличалась железным здоровьем и неиссякаемой жизненной силой.
Доротка постепенно приходила в себя. Всю болтовню о наследстве, хотя та касалась её непосредственно, она пропускала мимо ушей, не придавая ей никакого значения. Честно говоря, даже миллионному наследству она предпочла бы пусть небольшую сумму, но наличными — такой маленький сувенирчик в двадцать-тридцать тысяч долларов. И старушке никакого вреда для здоровья, и ей, Доротке, возможность приобрести хоть крохотную квартирку для себя. Ну да что об этом мечтать, пока бабуля щедра лишь на обещания да на траты не скупится.
Дойдя до трат, девушка сразу вспомнила о Яцеке и с беспокойством взглянула на парня. Нет, не похоже, что сердит, напротив, производит впечатление человека, всецело довольного жизнью. Вон, перехватив её взгляд, улыбнулся от уха до уха и весело подмигнул. Нравится ей этот парень, нечего притворяться. Надо бы с ним переговорить с глазу на глаз — для выяснения финансовых вопросов, разумеется, — да разве в этом доме дадут спокойно пообщаться? Придётся договориться о встрече в другом месте. О чем это бабуля?
— …и ты наверняка помнишь, дитя моё, Сокольских, — обратилась гостья к задумавшейся Фелиции, — или нет, Ястшембских, нет, другая фамилия, ага, вспомнила, Вронские[2] , они ещё собирались разводиться из-за вашей бабки, хотя та была намного старше их. Страшной красоты женщина, у меня есть её фотография в альбоме, идёт малой скоростью, непременно вам покажу, когда получу багаж, фрахт уже должен прийти, кстати, не мешало бы узнать… так я спрашиваю, детка, ты их помнишь?
Меланья попыталась незаметно под столом пнуть Фелицию, потому что та не слышала обращённого к ней настойчивого вопроса гостьи, да угодила в Мартинека. Вздрогнув, юноша поспешил проглотить то, что было во рту. Поскольку было много, всего проглотить не удалось.
— Мепому, — вежливо, но нечленораздельно ответил Мартинек и извиняющимся тоном прибавил: — Увы!
Что-что, а уж слух у престарелой гостьи был отменный, соображала она отлично и реагировала молниеносно.
