унаследовать ближайший родственник, в данном случае отец. Неважно, что с её матерью они не были расписаны, дочь он признал официально…
Зазвонил телефон, Бежан записал фамилии, продиктованные нотариусом. Роберт терпеливо пережидал.
— Понятно, — повторял вслух Бежан. — Супруги Ковальские, Иоланта и Тадеуш, адрес… телефон… Ханна Выстшик, по делу о наследстве, адрес… И все? Нет, нет, не обижайтесь, я обязан спросить, вам я доверяю. Понятно, понятно, визит пани Паркер запомнился надолго… Благодарю вас.
— Всего три человека, — с облегчением вздохнул Роберт, получив от комиссара листок бумаги с фамилиями и адресами свидетелей. — О Боже, Ковальские аж в Ломянках живут! Хорошо хоть телефон есть, можно быть уверенным, что застану их дома.
— А как там Янчак? — поинтересовался Бежан.
— Десять минут назад ещё спал, — информировал Роберт, в обязанности которого входило присматривать за Мартинеком. — Сестра с мужем на работе, их ребёнок в школе. Пришлось успокаивать… Заняты Ломянки. Пришлось успокаивать Мартинекову мамашу, что её сыночку ничего не грозит, он не арестован, только слишком важный для нас свидетель, отсюда и такие меры… Ну наконец-то!
Пани Ковальская оказалась дома, и Роберт без промедления отправился к черту на кулички, на край Варшавы. Бежану досталась Ханна Выстшик, у которой не было телефона, зато жила неподалёку. Положился на удачу, может, повезёт, и застанет свидетельницу дома. Не повезло, дома её не оказалось. От соседей комиссар узнал, что Ханна Выстшик работает уборщицей по найму, ходит по домам. Соседи охотно поведали об этом Бежану, ведь он умел располагать к себе людей, а явился не в мундире, ясное дело. По собственной инициативе соседи, вернее, обе соседки добавили, что, возможно, пани Ханя скоро сможет избавиться от тяжёлой работы, ей светит небольшое наследство, оставленное тёткой, пол-участка за городом и полдома, как раз она занимается этим последнее время, хотя кто знает, ведь эти адвокаты сущие кровопийцы, а Хане, бедняжке, подмазать их нечем, не такие у неё доходы.
Бежан с интересом выслушал информацию и удалился, шансы дополнить её были только вечером.
А Роберт в Ломянках узнал, что супруги Ковальские, будучи у нотариуса, ничего не видели и не слышали, всецело поглощённые собственными проблемами. Пан полицейский наверняка даже не представляет, как неимоверно сложно в наши дни одно продать, а другое купить. Вроде бы свобода, вроде бы никаких ограничений, а как дойдёт до дела — хоть караул кричи. Столько развелось бюрократии и бюрократов — буквально душат человека. И все стараются друг друга вокруг пальца обвести. Правда, что-то там, в нотариальной конторе мешало им обсуждать проблему, шум какой-то. Нет, не музыка, просто одна из клиенток на всю контору кричала о своих делах, причём таким пронзительным голосом, что другим невозможно было друг друга услышать. Нет, о чем она кричала, не знают, всеми силами старались не слушать её, и теперь пани Ковальская, как ни старается, ни словечка припомнить не может. И уверена, муж тоже не запомнил, он у неё такой, что сразу двумя делами заниматься сроду не умел, это у женщин внимание раздваивается, могут сразу и слушать, и говорить, а мужикам куда там, извините, пан полицейский, наверное, полицейские могут.
Роберт убедился, что ни о каких миллионах эта женщина не слышала, иначе бы запомнила. А раз не слышала — и другим о них не говорила. О чем и сообщил начальству по мобильному телефону на обратном пути, в ответ получив приказ понаблюдать за Мартинеком.
Уже после разговора с помощником Бежан получил интересную информацию из лаборатории. Звонил кореш старшего комиссара…
— Эдик, — сказал кореш, — дело немного прояснилось, есть у нас отличный отпечаток. Рука в перчатке ухватилась за перила, след не пальца, а ручки целиком. Так вот — это дамская ручка! Ни у одного мужика не может быть такой ручки, разве что какой подросток… Может, это тебе что даст. Посылаю результаты экспертизы.
Хотя Доротка и боялась выходить в город, оставаться дома не могла, тётки не разрешили. Надо было провернуть множество дел — и в посольстве, и в погребальной конторе, то есть в бюро ритуальных услуг. На занятия не пошла, не до них, но по делам её тётки буквально вытолкали из дому. Переводы документов Доротка молниеносно сделала сама, сама же и официально заверила, шлёпнув по блату печать присяжного переводчика, и тем не менее все это отняло у неё не меньше четырех часов. А когда забежала в бюро переводов, получила выгодное предложение. Намечалась свадьба датчанина с полькой. Молодая говорит по-польски и по-английски, молодой только на родном языке, между собой общаются на очень скверном немецком, другого общего языка не имеется. На церемонию требуется переводчик, владеющий всеми перечисленными языками, Доротка как нельзя лучше подходит, а платят щедро.
Доротка согласилась не раздумывая, очень забавным представилось ей такое мероприятие, вот только времени оставалось в обрез, ведь свадебная церемония намечена на шестнадцать, а уже полтретьего. Переводчику же, главному лицу на торжестве, без которого остальные никак не обойдутся, непременно надо было присутствовать и на свадебном ужине в ресторане отеля «Европейский», следовательно, необходимо переодеться.
Подумав, Доротка позвонила Яцеку. Хорошо, когда у человека есть сотовый телефон.
— Сможешь приехать к нам домой в полчетвёртого? А если получится, то, пораньше. Я уже еду домой. Нет, за мной приезжать не надо, только время потеряем, ведь сейчас везде пробки, а у меня отсюда прямой автобус. Захватишь меня и поедем к Дворцу Бракосочетаний, за полчаса успеем, как думаешь? Мне ни в коем случае нельзя опаздывать, я там главное лицо.
— Постараюсь быть раньше, — только и ответил Яцек, не осмеливаясь уточнять, с чего это Доротка является главным лицом на предстоящей церемонии бракосочетания. Да, с этими бабами не соскучишься…
Дома Доротка застала Сильвию, Фелицию и Мартинека.
— Отправляйся немедленно за сметаной! — приказала Сильвия. И была неимоверно удивлена, получив решительный отказ племянницы.
— Во-первых, никуда я не пойду! А во-вторых, помогите мне быстро одеться. Через полчаса у меня свадьба, надо выглядеть пристойно.
У тёток был такой уморительно ошарашенный вид, что, смилостившись, племянница поясняла:
— Меня попросили быть переводчицей. Очень хорошо заплатят. Быстро, что мне одеть?
— Горностаевый палантин, тот, что мы у Ванды обнаружили, — издевательски предложила Фелиция.
Сильвия подошла к делу серьёзно.
— Горностай малость пожелтел, не стоит. Лучше накидку из голубой норки. Куда мы её задевали?
Поскольку вещи утрамбовывала Доротка, пришлось лихорадочно вспоминать, куда же она затолкала коробку о меховыми накидками. Кажется, на чердак. Ох, спятит она с тётками, при чем тут Вандзины меховые накидки, заморочили они ей голову.
Надо самой решать. Но и сама не помнила, куда во всем этом столпотворении с фрахтом засунула собственные платья. В панике распахнула двери шкафа Меланьи, в глаза бросилось платье-костюм серо- зеленого цвета с кроенным жабо, кажется, ни разу не надёванное, поскольку Меланья не любила этот цвет, сама же Доротка не раз втихаря примеряла костюмчик, словно сшитый на неё, и, уже не слушая криков тёток, быстренько переоделась в него.
Теперь ноги. Зимние сапожки исключались, надо срочно найти какие-то подходящие туфли.
Глядя на племянницу в изящном платье-костюме, отлично сидевшем на её стройной фигурке, Фелиция вдруг позабыла о своей обычной вредности и в ней пробудилось чувство эстетики.
— Вроде бы мне что-то подходящее попадалось на глаза из Вандзиной обувки, — задумчиво произнесла она. — Давай поглядим.
Часть вещей Вандзя успела разместить сама на вешалке в шкафу, что находился в комнате Сильвии и Доротки. Там нашлась и подходящая обувка, и даже сумка к ней, у миллионерши все было подобрано.
Теперь и Сильвию проняло. Она полезла куда-то за шкаф и принесла своё изумрудное колье.
— Вот, даю надеть. Надеюсь, не потеряешь. Очень подходящее к твоему зеленому платью.
Фелиция в ужасе вскричала:
— Спятила? Её же ограбят или даже убьют из-за твоего колье!
