существует. Занятие сексом с особой противоположного пола сейчас явление столь же обыденное, как совместная прогулка…
Кайтусь снова вопросительно взглянул на Патрицию. Он ещё не догадался, куда клонит адвокат, может, она?
Она-то, конечно!
— Сейчас докажет, что всё это дело не стоит выеденного яйца, — презрительно информировала она брошку.
Столько-то Кайтусь и без неё знал.
Во время обвинения судья мог позволить себе вздремнуть, защиту же решил послушать. Кто знает, что взбредёт в голову проклятому адвокатишке, ведь он, пройдоха, никакими обязательствами не связан, а значит, может здоровенную свинью подложить, а ты потом расхлёбывай, в смысле… Ну да понятно… Лучше уж быть в курсе, что он наплетёт…
— …При изнасиловании физическая сила используется иначе, нежели, к примеру, во время разбойного нападения, — просвещал присутствующих господин адвокат. — Следует учитывать специфику дел об изнасиловании. Наукой давно установлен факт: любая женщина при первом половом контакте естественным образом защищается, что впоследствии в её воображении или воспоминаниях превращается в отчаянное сопротивление, а в глазах нападавшего выглядит только заигрыванием и кокетством. Особенно если нападавшим является мой подзащитный…
Он прервался и так внимательно стал смотреть на Климчака, что его примеру последовал весь зал. Все уставились на злоумышленника и принялись его жадно разглядывать, что вывело Лёлика из себя, и тот беспокойно заёрзал на скамье подсудимых, не зная, устыдиться ему или раздуться от гордости.
— Это вам не какой-нибудь пещерный человек, примитивный бандит или разнузданный хулиган, — продолжал защитник. — Наоборот, перед вами симпатичный молодой человек приятной наружности, располагающий к себе и галантный, пользующийся огромным успехом у женщин. Весь предыдущий опыт подсказывал ему, что и в данной ситуации протест партнёрши — только видимость, обычный ритуал, и как совершенно верно заметил пан прокурор, будучи настоящим мужчиной, мой подзащитный не мог воспринять этот протест всерьёз. Необходимо также учесть и сопутствующие обстоятельства, ведь если женщина добровольно приходит к мужчине, пьёт алкоголь, а потом утверждает, что её изнасиловали, то это абсурд! Потерпевшая Руцкая повела себя точно таким же образом. Я вовсе не утверждаю, будто она развратница, но, возможно, именно в тот вечер, под влиянием алкоголя, услышав о присутствии невесты, она во что бы то ни стало решила заполучить Климчака. Он сделался её идеей фикс, настоящим наваждением. Определённое влияние могла тут оказать и его слава дамского угодника…
— Смотри, пожалуйста, как господин адвокат всё угадал! — услышал Кайтусь левым ухом. — Прямо мои мысли читает. Захотела его, вынь да положь, и немедленно.
В этом и у Кайтуся не было ни малейших сомнений. Не мог только на все сто процентов утверждать, что Стася сразу решилась переспать с Лёликом. Подождала бы чуть-чуть, хоть ради приличия…
— …А как выглядело её сопротивление? — продолжал Островский, усиливая осуждающие нотки в своём выступлении. — Взгляните на обвиняемого и его жертву! Разве Климчак похож на силача, Геркулеса, дикого зверя? Ни в коем случае, скорее, можно утверждать, что он человек хрупкого телосложения. Руцкая, несомненно, не уступает ему по своим физическим возможностям! Посмотрите на неё повнимательнее. Кто скажет, что это робкий, тщедушный, запуганный ребёнок…
Скрип зубов Кайтуся утонул в стакане с водой. Говорил же этой дурынде, чтобы хоть самую малость поплакала, так нет же, как об стенку горох!
— …Здесь, в зале суда, мы имели возможность восхищаться её поразительной энергией! Пан прокурор совершенно верно подметил, что только один человек вышел из подвала покалеченным, причём сама же пострадавшая признала, что причиной основных её травм стала капуста! Как же так случилось, что во время столь отчаянной обороны она даже не поцарапала нападавшего? А всем известно, какое страшное оружие женские ногти, значит, Климчак должен быть исцарапан до крови!
В чём же заключалось тогда сопротивление? В протестах на словах? Нет сопротивления, нет и изнасилования…
— Ручкой его отталкивала, пока ручка не устала, — прошипела в ярости Патриция, а Кайтусь поспешил что-то пометить в своих бумагах.
— …Не могу также согласиться с паном прокурором и в том, что следствие было исчерпывающим. Где, спрашивается, таксист, который вёз всю компанию на дачу, и где тот, что отвозил нашу пару домой? Плоцк — не метрополия, и таксистов тут совсем не много. Водители могли бы прояснить весьма существенные обстоятельства дела, но их почему-то не нашли…
— А что я говорила! — поддакнула Патриция. — Почему?
Кайтусь снова что-то записал. В преддверие массированного артобстрела после процесса он укреплял свой окопчик.
Господин адвокат неспешно продолжал, теперь уже с явным осуждением;
— …Никто не отрицает, что потерпевшая не была трезва. Как же она так хорошо всё помнит? Или- или… Или она находилась под воздействием алкоголя, а значит, мы не можем полностью доверять её показаниям, касающимся важных деталей… Взять хотя бы собаку, наличие которой, равно как и её громкий лай, доказаны, а Руцкая её не видела и не слышала… или же она была трезва, а следовательно, отдавала себе отчёт, что делает, и сознательно встала на путь, приведший её к половому контакту с обвиняемым. Но и в первом, и во втором случае мы должны констатировать: этот контакт не был результатом изнасилования. Якобы потерпевшая панна Руцкая согласилась на него, возможно, даже стремилась к нему, после чего, весьма вероятно, почувствовала разочарование или обиду и потребовала наказать мнимого обидчика. Слишком много вокруг нас настоящих преступлений, чтобы мы наказывали за воображаемые! Учитывая все обстоятельства данного дела, я категорически настаиваю на оправдании моего подзащитного!
Не дожидаясь реакции судьи, защитник вернулся на своё место и сел. Впрочем, долго ждать ему не пришлось, судья всю его речь выслушал с большим интересом и открытыми глазами. Создалось даже впечатление, что он надеется на продолжение. Разочарованно вздохнув, он легонько стукнул молотком и побурчал с заседателями.
Патриция воспользовалась моментом.
— Не будь эта развалина таким законченным дебилом, ни в жизнь бы его не осудил!
Кайтусь машинально кивнул, после чего, вспомнив, что, как ни крути, а находится по другую сторону баррикады, быстро ухватился за стакан с остатками воды — единственную свою опору.
Набурчавшись вдоволь, судья, видимо вспомнив о своей последней обязанности, обратился к Климчаку:
— Обвиняемый, у вас есть что сказать?
Климчак бодро вскочил.
— Всё в точности, как сказал господин адвокат! Я бы так здорово не смог, но всё так и было. Прошу меня оправдать!
Высокочтимый Суд надулся, как мышь на крупу, и, ко всеобщему изумлению, заявил, что оглашение приговора состоится в четырнадцать часов. Без малого через четыре часа…
На что-то вроде второго завтрака у пани Ванды Патриция с Кайтусем явились вместе. По пути Кайтусь успел поплакаться:
— По-хорошему, у меня не было никаких разумных аргументов!
— А откуда их взять? — рассердилась Патриция. — Невооружённым глазом было видно, что собираешься нести чушь, над Климчаком поиздеваться… Сидел он, видите ли, ну и что? Сидеть и импотент может! А так хоть поприличнее вышло.
— Лажа-то осталась!
— Не твоя, а судейская. Хотя жертву мог бы и получше натаскать…
В дверях салона пани Ванды Кайтусь успел только себе под нос пробормотать несколько прочувствованных и совершенно непечатных слов в адрес Стаси.
Пани Ванда обладала уже всей необходимой полнотой знаний о выступлениях сторон. Получены эти
