Классическая русская литература в свете Христовой правды

Впоследствии они несколько активизировались, но в каком отношении? Славянофилы помогли подготовить крестьянскую реформу 1861 года: участвовал Самарин и, немножко как бы пристегнутый к славянофилам, князь Черкасский, а по-настоящему славянофилы подкидывали идеи главным деятелям, особенно таким, как Николай Алексеевич Милютин — человек, поездивший по России, знавший крестьянское хозяйство, которого администрация страны не знала. Он был единственным человеком, объяснившим царю «на пальцах», что у крестьянина нет своего инвентаря — у половины! Что крестьянин не знает сбыта, не умеет торговать своими продуктами, потому что он всегда съедал то, что получал; или, если имение на барщине, то урожай пополам. Наконец, то, что крестьянин не собственник земли, в значительной степени определяет то, что он на ней паразит, т.е. он ее не удобряет, он не знает рациональных методов хозяйства. Он даже не очень знает, где пары, в какой последовательности чту надо сеять на одном и том же поле, то есть не знает культурного хозяйства. Только Милютин понимал, что только очень зажиточным крестьянам хватает своего хлеба до марта, остальное время, начиная с Рождества, крестьянин клянчит зерно или муку на барском дворе. (А зерно то ведь и на самогонку гнали).

А главное, что они были уверены, что на барском дворе они все получат, в крайнем случае, отдерут на конюшне, но все дадут. И на что это похоже, если угодно? На колхозы! Во всей колхозной системе только 3-4 колхоза обходились без госдотации.

Итак, дополнительная апофатическая характеристика: славянофильство не соответствует уваровской формуле. Вторая дополнительная характеристика — аполитичность; и третья — твердые нравственные основы, обязательная строгость нравственных требований, добродетельная жизнь. Для западника это абсолютно не требуется — как получится, так и будет. Поэтому они и живут втроем — жена на двоих, как у Герцена с Огаревым, у Некрасова с Панаевым и так далее.

В этом отношении славянофильство это не только отсутствие расхождения идеала с реальной жизнью, это больше, чем мировоззрение. Славянофильство — это целостная жизнь и мировоззрение, которое и вытекает из духовно-нравственной жизни, и уходит в эту духовно-нравственную жизнь.

Простые примеры: скажем, Мария Васильевна Хомякова (урожденная Киреевская), мать братьев Хомяковых. Когда одному сыну было 20 лет, а другому — 18, она отвела их в свою молельню и заставила их перед иконами дать обет, что они останутся девственниками до заключения законного брака, если они не хотят лишиться ее материнского благословения. А Хомяков ведь женился 32 лет, на Екатерине Михайловне Языковой, и он был девственник. К.С. Аксаков, здоровенный мужик с широченными плечищами, умирал 43 лет на острове Занте девственником. В сущности, миссия Константина Сергеевича в русской жизни к 1859 году (год его смерти) закончилась, а, как по-русски говорится, смерть причину найдет.

По-настоящему, у славянофилов очень разные судьбы: если Хомяков не переживал в своей жизни ни перелома, ни какого-то возврата из интеллектуально-духовного тупика, то И.В. Киреевский, напротив, был воспитан внутри (и по всем канонам!), петровской системы, — после среднего образования он был отправлен заграницу в Германию; он, конечно, двуязычный, учится там у Шеллинга, который обожал этих братьев Киреевских. Потом он возвращается и в 1830 году основывает журнал «Европеец», — одно название чего стоит!

Когда он в 1834 году женится на Наталье Петровне Арбениной, она, к своему горестному удивлению, обнаруживает, что в этом доме не умеют лба перекрестить, (а отчим братьев Киреевских, Елагин, еще и масон известный). Но дело не только в этом. Оказывается, что в этой семье не знают ни молитв, ни поста, ни церкви по воскресеньям, — то есть в церковь ходят лишь на свадьбу к приятелям, потому что другой формы заключения брака просто не существовало. Она сначала попыталась взяться за дело круто и сказала, что, если он молиться не будет, то она уедет в деревню к матери, то есть, в сущности, пригрозила ему разводом, де-факто.

А надо сказать, что ее в юности, еще 16 лет, возили к Серафиму Саровскому; в 1834 году ей было уже 25 лет. И странное дело: она была единственным другом Филарета Московского (он ведь был абсолютно одинок) и ее сильно недолюбливал Хомяков — с чего бы это? Объяснение этому найти можно. Н.П. Киреевская вся в духовниках: в юности у нее Серафим Саровский, как дивное воспоминание — благословение на всю жизнь; по замужестве духовник у нее Филарет Новоспасский, тоже чтимый старец, в схиме Феодор; потом после его кончины Макарий Оптинский. А Хомяков просто говел в своем ближнем приходе. Для Н.П. Киреевской — это некая духовная беспризорность. А Хомяков, наоборот, в тоне Натальи Петровны усматривал некую елейность, которая, действительно, проглядывает в ее письмах. Он ее иначе как московской барыней не называл.

Значит, все, в сущности, разные. Если они не ссорились и свою неприязнь прятали, то это уже от хорошего воспитания. Но дальше: 14 лет прошло после заключения брака супругов Киреевских, пока ей удалось заставить своего мужа надеть крест! (не было принято носить нательный крест!) В конце концов муж сказал ей, что наденет крест, если его благословит старец Филарет Новоспасский. Она в ту же минуту велела закладывать санки и помчалась в Новоспасский монастырь. Старец Филарет, по внушению свыше, снял с себя нательный крест и сказал: «Да будет он Ивану Васильевичу во спасение». Она приехала обратно домой и, с этими словами, в точности, подала крест мужу. Уж тот тогда опустился на колени, коленопреклоненно крест принял, под рубашку заправил и с тех пор уже его не снимал. 14 лет вот этой тихой женской неуклонной работы!

И надо сказать, что Киреевский с 1850 года (а скончался он в 1856 году, Наталья Петровна пережила мужа на 40 лет) принимает живейшее участие в начале оптинских изданий: он переводит, он сличает тексты, он поддерживает это дело и материально, то есть дает деньги, хотя бы на печатание. Ведь еле-еле, тоже с постоянной, кропотливой помощью митрополита Филарета Московского они добились цензурного разрешения на издание святых отцов. (Не надо думать, что синодальная система, и вообще монархия, особенно благоприятствует развитию духовной жизни. Это ошибочное мнение).

Возвращаясь к 1839 году, я хочу обратить ваше внимание на доклад Киреевского «О народных началах». Мы завершаем с вами тем, с чего начали. Что такое, по славянофильству, народное начало или народное бытие? Прежде всего, Киреевский тоже, как бы апофатически, обращает внимание, что мы со своим народом, и не только с народом, а главное, вопреки Божьему замыслу, — мы утратили исконное содержание многих понятий. Мы говорим право, в смысле льгот и законов, а ведь право по-русски означало правду, справедливость. Русский народ никогда не отстаивал прав, но Божья правда, в собственном смысле слова сопрягалась с народной совестью.

Затем, Киреевский прямо настаивает на том, что народное бытие начиналось с семьи — и не выдергивается, как на Западе, гражданин из семейства, один, как перст, а наоборот, ячейка общества — семья. Вот эта семья принадлежала волостному обществу, так называемому миру; мир подчинялся сходке, то есть старшим представителям волости; и, наконец, сходка подчинялась вечу, то есть русскому народному управлению, которое совмещалось с княжеской властью и ограничивало ее. Форма отказа веча: «А мы тебе кланяемся, княже, а по-твоему не хотим». Народные начала — это, надо сказать, еще только поиски основания; а основание есть жизнь во Христе. Например, для Киреевского чудотворная икона — это просто намоленная икона. К чему надо было «прорваться» славянофильскому мировоззрению — это к признанию трансцендентности Божественной благодати. Божественная благодать не вырабатывается обществом верующих, а подается свыше тем, кто способен принять.

Таким образом, славянофильству предстояло дойти до церковности, так сказать, достучаться до нее, как птица долбит-долбит и продалбливает. Славянофильство — это как бы попытка только подойти к церковной ограде. А путь, как я уже говорила, взят мыслительный, то есть подступы к церковной ограде через религиозную философию, через религиозную историософию и религиозную культурологию. Русское общество через своих славянофильских представителей научается не только выражать свою мысль в религиозных категориях, оно учится сличать свою мысль, или соотносить ее, со святоотеческой православной традицией.