Классическая русская литература в свете Христовой правды

В конце жизни И.В. Киреевский отчетливо понимает, что у святых отцов ответа на современные вопросы и современную жизнь, как правило, нет. Но у святых отцов мы найдем метод, как искать этот ответ, и даже, как вопрошать его у Господа, Творца всяческих.

Таким образом, славянофильство — это тоже путь. Они идут от апофазы, от признания ложности своего положения и положения страны, но идут они, то есть устремлены они, их взгляд внутренний, — не в прошлое, а в будущее. И не в ту «мечтательную Россию будущего» — это каждый революционер умеет, — а вот в то будущее внутреннее, и, прежде всего, умственное развитие, которое поможет русскому духу и русской мысли выработать уже свое слово, и не просто свое, а данное свыше слово суметь пронести, выразить и поведать всему человечеству.

Лекция 10.

Ф. И. Тютчев (о нем).

Мы рассматриваем его после лекции о славянофилах. По возрасту он старше Лермонтова и Гоголя: поэт родился в 1803, скончался в 1873 году; моложе Пушкина всего на 4 года. Жил Тютчев 70 лет, как немногие русские поэты (сроки жизни русских писателей недолговечны), Тютчев в этом отношении — счастливое исключение. Вообще, если рассмотрим его жизнь, то возникнет впечатление, что жизнь эта — счастливое исключение в чреде русских писателей и поэтов. Кажется, что он вот-вот на краю гибели, но в какой-то последний момент за чьи-то молитвы Божией Десницей он отводится от нее.

Среди славянофильского направления Тютчев — безусловно самый крупный поэт. Но что характерно: жизнь Тютчева, в отличие от жизни других русских поэтов, не растворяется в его творчестве, а как бы выступает сама по себе. Для него, более чем для других поэтов, сама жизнь была художеством. Недаром Тютчева никогда не «проходили» в советских школах, как, впрочем, и в дореволюционных гимназиях.

Первое, что нужно запомнить и почувствовать о Тютчеве: его жизнь делится на два периода. Первый период — заграничный (до 1845-1846 г.г.); второй период — русский (с 1846 и до смерти).

Когда ему было 19 лет, в 1822 году (александровская эпоха) его родственник Остерман-Толстой перевозит Тютчева заграницу, где будущий поэт живет 22 лет. Для Гоголя, например, жизнь в Италии была как бы для лечения, он «пересиживает» за границей какие-то годы. «Насиженное место» жизни Тютчева, в первую половину его жизни, — была Германия. Притом, уже в 23 года (в 1826 году) он женится первый раз на молодой вдове немца по национальности Петерсона, который он был русским дипломатом. Его вдова Элеонора (Элеонора Федоровна, как ее звали в дальнейшем по-русски), урожденная графиня Ботмер — была немкой, не говорившей на русском языке. Тютчев же говорил и по-немецки и по-французски как на родном языке. В 1838 году его первая жена умерла. Он довольно быстро женился на второй, Эрнестине, тоже молодой вдове, урожденной баронессе Пфеффель, а по первому мужу — баронессе Дёрнберг, тоже не говорившей по-русски.

От первой жены у Тютчева было три дочери, от второй — тоже трое детей: два сына и дочь. А среди друзей Тютчева, например, Гейне, разные дипломаты. Словом, заграницей Тютчев был как рыба в воде. Там же он узнал о смерти Пушкина, вот знаменитые строки Тютчева об этом:

Тебя, как первую любовь

России сердце не забудет…

Но в произведениях поэта этого периода чувствуется какая-то малая глубина. Может быть, с большей глубиной он бы и не смог жить так долго заграницей. Там он живет как бы «верхними слоями» души. В отличие от самого поэта, который живет за границей безвыездно, Элеонора, не знающая по-русски, наезжает в Россию и посещает родню мужа. Однажды, возвращаясь из России, она оказалась на загоревшемся пароходе, на котором плыл и Тургенев, который бросался к разным людям, в том числе и к матросам, и все кричал: «Спасите меня, я единственный сын у матери», что, впрочем, была ложь. Там же плыла и мать Герцена, Луиза Ивановна Гааг с его сыном Николаем, они оба утонули. Однако Элеонора Тютчева и ее дети были спасены, но через некоторое время она умерла и, по заключению врачей, главной причиной был сильнейший стресс, испытанный на этом тонущем горящем корабле. Тютчев просидел над гробом жены одну ночь и наутро был весь седой.

Его первой жене было посвящено только одно настоящее стихотворение, и то Post-post factum, 50-х годов:

Еще томлюсь тоской желаний,

Еще стремлюсь к тебе душой,

И в сумраке воспоминаний

Еще ловлю я образ твой.

Твой образ милый, незабвенный.

Он предо мной везде, всегда.

Недостижимый, неизменный,

Как ночью на небе звезда.

Однако, не дождавшись сроков окончания траура, он опять собрался жениться. Он скачет ночью на свидание со своей новой любовью, бросая всю дипломатическую почту с незапертым кабинетом. И за это он сподобляется легкого нарекания, а не позорной отставки, и через некоторое время — отзыва в Россию. Со второй женой, с четырьмя уже детьми и ожидаемым ребенком он отправляется в Россию. Обо всем этом он пишет своей маменьке; кстати, сам Тютчев был человеком родственным. Сестра поэта, Дарья Ивановна Сушкова (по мужу) принадлежала к очень твердому патриархальному укладу; к примеру, ее муж, Николай Васильевич Сушков,— автор первой биографии Филарета Московского.

Впоследствии Тютчев довольно легко обходится со своими дочерьми от первого брака: старшая дочь Анна (1829 года рождения, в будущем жена Аксакова) находилась у своей тетки, жены какого-то немецкого ученого Мальтица, и только спустя два или три года ее перевозят в Россию (в семью).

Забыв все прегрешения Тютчева, в России его быстро определяют на службу — по министерству иностранных дел, а также по литературным делам, консультантом в цензурный комитет. А при дворе ему жалуют сан камергера. Вспомним, что Пушкин так и умер камер-юнкером. Тютчев главным образом получает жалование за то, что дает умные и четкие советы. Другая его «должность» — он негласно является при дворе политическим комментатором для членов царской семьи. Наконец, он является «придворным» поэтом, хотя его поэзия остается свободной, «придворности» в его поэзии нет, он свободней, чем Некрасов.

От николаевской «реакции» Тютчев не страдает. Но когда в 1851 году заходит речь о том, чтобы определить во фрейлины к цесаревне Марии Александровне его старшую дочь Анну Федоровну, то он пишет маменьке, что если «они» (императорская семья) мне все-таки откажут, то я просто на них обижусь. Но при дворе все боятся огорчить Тютчева. В душах есть какая-то зазубрина, напоминающая шевеление совести, что вот этого щупленького, маленького Тютчева нельзя обижать. При этом сам Тютчев называет себя юродивым; вспомним, что тогда свобода допускалась только для юродивых. Дам два событийно-смысловых подтверждения.

Сравним Тютчева и Пушкина: оба принадлежат к старинным боярским родам; оба никогда не имеют поползновения выходить из высшего общества, которому они принадлежат по рождению и по воспитанию. Оба во второй половине своей жизни оказываются при дворе. Оба — признанные профессиональные писатели. Когда при бальном разъезде лакей выкликал: «Карета Пушкина!», то кучера откликались: «Которого?!». Лакей отвечал: «Сочинителя!»

Но на этом сходство кончается и начинаются глубокие различия. Пушкин, к сожалению, обладал комплексами: при дворе чувствует себя все время униженным и боится быть униженным. Тютчев же, наоборот, боится, как бы сам кого не унизить. Пушкин не умел говорить в обществе. Если он увлекался беседой, то только в своей родной литературной среде или если это был