собой кучу дерьма, а полицейские являлись ее основой, сырьем, так сказать.
— У меня сходные мысли, — ответил Вержа.
— Если до того, как подохнуть, я отправлю нескольких на тот свет, — сказал мужчина, — значит, я не совсем зря прожил жизнь!
— В сущности, — заметил Вержа, — тебе противен весь белый свет и очень хотелось бы облить его помоями.
— Еще бы! Мне б здорово полегчало.
Мора и Шале слушали, стоя у машины. На их лицах читался вопрос: контакт установлен? Пару раз комиссару удавалось одними разговорами успокаивать буйнопомешанных. Однажды, правда, он получил в грудь пулю калибра 7,85. Тут могло быть одно из двух. Трудно угадать…
Комиссар приказал Мора установить на крыше машины громкоговоритель, поскреб микрофон, чтобы проверить звук, а затем вновь взял трубку.
— Ты подключен к громкоговорителю, — сказал он. — Тебя услышат за сто метров. Делай свое заявление.
— Это неправда.
— Пусть один твой парнишка подаст голос, а ты слушай.
Группа, в которой находился прокурор, пришла в движение, когда до нее донесся голос осажденного. Эвакуированные жильцы, сдерживаемые жандармами, тоже зашевелились. Вержа пожелал про себя, чтобы оратор не берег красноречия…
Сначала послышался тонкий голос мальчика лет тринадцати-четырнадцати, кричавший до хрипоты: «Шайка подлецов!» А затем подключился отец, с ликованием в голосе прооравший первые слова:
— Все вы сволочи!
Реакция толпы была злобной, и жандармы на всякий случай подняли винтовки.
— И все вы подонки! — последовало продолжение.
Прокурор отделился от группы и направился к Вержа, который не без злорадства следил за ним краем глаза.
— Эта шлюха, моя жена, всех вас перезаразила, всех мужей, а мужья — своих потаскух, а они — своих сопляков.
Толпа застыла, обеспокоенная. Прокурор подошел к машине.
— Полицейские тоже заболеют, — продолжал голос радостно. — И судьи, и этот идиот прокурор, которого я только что видел!
Прокурор вытянул палец по направлению к Вержа. Он был мрачен.
— Может быть, хватит? — сказал он.
Вержа покачал головой.
— Чтобы излить все, что скопилось за целую жизнь, нужно время, господин прокурор!
Выступление продолжалось. Понимать говорящего стало труднее. Он так торопился выдать каждому его порцию, что слова не успевали друг за другом. Отчетливо слышалась только брань, беспощадно клеймящая местные нравы. Он начинал повторяться. Вержа взял трубку.
— Ну как, легче стало?
— Я мог бы говорить часами, и то было бы мало!
— Даю тебе еще три минуты!
Прокурор стал возражать. Но Вержа не обратил на него внимания. Голос из громкоговорителя «сменил пластинку». Теперь бранил себя. Он идиот, безнадежный идиот, им и останется. Каждый раз он позволял обвести себя вокруг пальца. Его дурачили как хотели, Вот почему он хочет подохнуть и своих детей взять с собой, чтобы они не стали такими идиотами, как он. Вержа внимательно слушал, стараясь различить в голосе признаки ослабления напряженности. Прокурор хотел заговорить, но Вержа остановил его нетерпеливым жестом. Он вновь взял трубку.
— Ты согласен, чтобы я пришел к тебе?
Застигнутый врасплох, мужчина замолчал.
— Я буду один, без оружия. Даю слово!
— Слово полицейского?!
— Не знаю, долго ли я им еще останусь. Прокурор очень сердит на меня за то, что я позволил тебе высказаться!
Мужчина сказал, что прокурор кретин, и потребовал, чтобы ему привели жену. Он ей намылит шею. Вержа ответил, что этого нельзя сделать, пока они не поговорят как следует, по-мужски.
— Я — тебе, ты — мне. Я оказал тебе услугу, теперь твоя очередь.
На мгновение наступила тишина, необычно зазвеневшая после всего этого шума.
— Приходи, — сказал мужчина.
Вержа повесил трубку. Прокурор посмотрел на него с затаенной злостью.
— Вам это все еще и удовольствие доставило! — прошипел он.
— Да, — сказал Вержа, выходя из машины.
Раздвинув полы пальто, он засунул руки в карманы брюк и медленными шагами направился к дому. Полицейские и жандармы, стоящие группой, в которой находился и прокурор, посторонились, чтобы дать ему пройти. Кто-то сказал: «Будьте осторожны, господин комиссар». Вержа узнал голос молодого инспектора, который ему очень нравился, потому что искренне верил в свою пропащую профессию.
Следят ли за ним из-за железной шторы? Несколько недель назад в Лилле его друга застрелил бандит почти в такой же ситуации. Ощущение опасности. Оно заставляло сердце Вержа биться сильнее. Он любил это ощущение. Только определенная порода людей в состоянии понять его. Разумеется, прокурор не относился к ней.
Он подошел к грязной деревянной двери и толкнул ее. Перед ним была лестница с испачканными ступеньками. Тишина была абсолютной. Осажденная квартира находилась на четвертом этаже справа. На третьем Вержа услышал звук быстрых шагов и шепот. Не готовилась ли эта милая семейка к стрельбе залпом? Полицейский, скатывающийся с лестницы, разбрызгивая во все стороны свою кровь, — редко представляется случай устроить для своих детей такой спектакль. Его нельзя пропустить.
Едва он ступил на предпоследнюю ступеньку, как дверь напротив внезапно раскрылась. Вначале он увидел карабин. Действительно американский. Его держал лохматый, плохо выбритый, одетый в комбинезон мужчина. Рядом с ним парнишка лет четырнадцати-пятнадцати размахивал охотничьим ружьем. Вержа остановился, поднял руки.
— Подойдите, — сказал мужчина.
Под дулами двух ружей Вержа ступил на лестничную площадку. Он улыбался.
— Веселенькую историю ты мне устроил с прокурором, — сказал он.
Мужчина собирался ответить, но в этот момент Вержа с молниеносной быстротой схватил ствол карабина. Подумав, что полицейский будет вырывать оружие у него из рук, мужчина отклонился назад. Но Вержа, наоборот, упер приклад ему в грудь и отвел дуло. Пуля полетела в потолок. Одновременно другой рукой комиссар оттолкнул ружье, которое держал мальчик, и парнишка потерял равновесие. Ногой Вержа ударил человека в пах, и тот скрючился на полу от боли. Вержа подобрал карабин и ружье и вошел в квартиру. Перед ним стоял, застыв в оцепенении, мальчуган со старым охотничьим ружьем в руках. Он без сопротивления отдал оружие. Его брат поднимался с пола вне себя от злости.
— Успокойся, — тихо сказал Вержа. — Все кончено.
Он подошел к корчившемуся у дверей мужчине и втащил его в гостиную, освещенную подвешенной к потолку лампой.
— Открой окно, — скомандовал он младшему мальчику.
Ребенок послушался. Держа карабин так, чтобы он был виден с улицы, Вержа подошел к окну и широко взмахнул рукой. Он услышал победный возглас. Наверняка Мора. Уж, конечно, не прокурор.
Вержа присел, глядя на поверженного противника.
— Вы сделали ему больно! — угрожающе сказал старший из братьев.
— Очень, — подтвердил Вержа. — Уж я в этом деле разбираюсь. Однажды во время игры в регби мне так же влепили.
— Что ему будет? — спросил младший.
