Ах, Эва, Эва… Если бы не она, я бы так не переживала. Только из-за нее неспокойно на душе и сердце ноет. За Беатиного Юлиана не переживаю, не знаю человека, он для меня чистая абстракция. Но Эва…
Вот интересно, я заметила, что все Эвы, как правило, очень красивы. Здешняя датская Эва – истинная красавица, моя близкая подруга Эва в юности была прелестной девушкой, Эва Павла тоже очень красива. Да и вообще все, с которыми приходилось встречаться в жизни. Поднапряглась, припоминая – нет, ни одной некрасивой Эвы мне так и не встретилось. Даже теперешняя недавняя знакомая в Варшаве, с которой я не знакома близко, хоть и сущая гангрена и язва, но ослепительно красива.
Насидевшись на воздухе, мы с Алицией поднялись и стали собирать со стола бутылки, чашки, сигареты, мобильники, пепельницы и все прочее, что разложили на столе, и отнесли в дом. Видя, что подруга стала какой-то задумчивой и отстраненной, словно бы витавшей в другой жизни, я приписала это неприятной теме о наших влюбленных. Оказывается, я ошибалась. Алиция, все такая же отстраненная, буркнула что-то о припомнившихся ей новых кошачьих мешках и, нахмурив брови, прямиком направилась в котельную. Из любопытства я последовала за ней.
Котельная в Алицином доме была большая. В ней размещались и прачечная, и комната для сушки белья, и даже нечто вроде подручного чулана для всевозможных рабочих инструментов. Правда, очень неудобно развешаны были веревки для сушки выстиранного белья, очень низко, под ними приходилось пробираться чуть ли не ползком, но никто тебя не заставлял ползать сразу после стирки, можно было дождаться, когда белье высохнет, и снимать его, стоя во весь рост. Сохло же оно быстро – котел в котельной грел отлично.
– Вот, подержи это, – впихнула мне Алиция гору высохшего белья, когда я остановилась в дверях. Были тут и блузки, и брюки, и полотенца, и постельное белье, и вообще чего только не было. Должно быть, хозяйка поснимала белье после двух стирок, не могла же она в одной стиральной машине выстирать такую прорву разноцветных вещей. Так рассуждала я, стоя посередине гостиной и ломая голову, куда все это деть. Отнести на собственную кровать и свалить как есть? Навалить на стол в гостиной? Тут только я поняла сложности, с которыми приходилось сталкиваться хозяйке, когда в доме пребывали гости. А они всегда, проклятые, пребывали. Иначе хозяйка сразу же могла бы рассортировать выстиранное белье и разложить его по местам в шкафах – и никаких проблем. А надо бы ей помочь с этим, кое-что погладить, рассортировать… Нет, некогда.
Совесть меня терзала, но я все равно свалила все на единственное свободное место в гостиной – диван, подперла столом, придвинув его вплотную к дивану, и поспешила к подруге в котельную. Что-то там она задумала, это я чувствовала.
Алиция пыталась раскопать что-то в углу за стиральной машиной, где, по законам физическим и человеческим, ничего не могло поместиться, кроме нескольких коробок из-под обуви, поставленных одна на другую.
– Вот, еще и это подержи, – задыхаясь от усилий, отрывисто приказала она, сунув мне порядочную связку медной проволоки.
– А его куда девать? Только во двор вынести.
В растерянности стояла я, растопырив руки и сгибаясь под тяжестью проволоки, ожидая дальнейших распоряжений или хотя бы указаний. Не дождавшись, поинтересовалась, что же подруга ищет за стиральной машиной.
– Минутку, – сквозь зубы бросила мне Алиция и подложила себе под ноги огромную железную штуковину, формой напоминавшую гигантский гаечный ключ. Став на него обеими ногами, опять попыталась до чего-то дотянуться в углу. – Кажется… похоже… вспоминается мне…
– Может, подождем Павла? – робко предложила я. – Он посильнее нас. Ох, больше не выдержу…
И я уронила проволоку на пол, выложенный мелкой керамической плиткой. Хорошо, не раскокала плитку.
Занятая чем-то очень важным и трудным, Алиция позабыла обо мне и упорно старалась что-то извлечь из-за стиральной машины. Еще какое-то время она, сжав зубы, в огромном напряжении что-то тянула и наконец сильным рывком выхватила что-то. Причем мне послышался звук раздираемой плотной ткани. От резкого движения Алиция с размаху села на пол, не выпуская добычи из рук.
– Холера… – простонала она. – Наверняка я отбила себе копчик…
– Говорила же: надо подождать Павла.
– Павел тут ни к чему. Заткнись и слушай! Похоже, я наконец нашла…
Тут я разглядела, что подруга держала в руках. Это был до боли знакомый кошачий мешок, только очень мало набитый. Да вот еще на боку разорван, видимо, этим боком он за что-то зацепился в своем тайнике, и потому Алиции так трудно было его оттуда вытащить.
Алиция тут же принялась развязывать мешок, тщетно пытаясь скрыть нетерпение. Завязки мешка были все в узлах и не желали развязываться. Оглядевшись, я заметила на одной из полок садовые ножницы, ржавые и наверняка тупые, но все же они лучше человеческих ногтей.
– Помочь тебе? Вон там я вижу садовые ножницы. И еще секатор. Подать? И к чему такая спешка? Что у тебя там?
– Пока не скажу, сама не совсем уверена… Дай ножницы. Или нож, если найдешь.
И вот так сообща, топчась в завитках медной проволоки и спотыкаясь о множество железяк на полу, мы распарывали дальше дыру на боку мешка. Вот уже можно просунуть в мешок руку, что Алиция и сделала, И извлекла большую и толстую книгу. Судя по виду, старинную. На потертом и растрескавшемся переплете золотыми буквами было вытиснено заглавие по-французски: «ЖИТИЕ СВЯТЫХ». Буквы поменьше информировали, что в книге приводятся Жития святых эпохи Раннего Средневековья. Солидная книга запиралась на крючки.
Я еще не успела обрадоваться, как Алиция уже отогнула крючки и радостно, даже с торжеством воскликнула: «Вот они!»
Между верхней и нижней обложкой была зажата пухлая кипа бумаг, так плотно стиснутых, что удвоилась в размере после того, как обложки расстегнули. Не было необходимости спрашивать, я сразу поняла – те самые фамильные документы, о которых втайне поведала мне подруга.
