Несмотря на поздний час, я кинулась звонить майору. Не хватило самообладания даже извиниться за беспокойство.
– Ну что ж, – как-то неопределенно протянул он в ответ. – Понимаю, вам это неприятно было услышать…
От сочувствия майора мне легче не стало – значит, не шутки. Я собственноручно подставила Збышека! Будь на его месте любой другой – здоровый, довольный собой и жизнью, – не страшно, пусть бы посидел. В свое время я бы все объяснила и человека отпустили бы с богом, целым и невредимым. Збышек – иное дело! С его здоровьем и характером можно сломаться за каких-нибудь пару дней. Он и на свободе-то почти перманентно в депрессии! Не говоря уж о прочих невротических хворях, от которых не помогают ни курорты, ни медицинские светила. Мало того, что Алиция его бросила, что жизнь у него пошла кувырком, так нате вам – еще и сажают по подозрению в убийстве! Это может навечно травмировать какого угодно здоровяка, чего уж говорить о Збышеке! Да неужто я брошу беднягу на произвол судьбы – мол, тут хотя бы собственную шкуру спасти! Единственное, что меня хоть как-то утешало, – это мое злорадство. Ну хорошо же, Дьявол, сам напросился! Выложу всю правду, а заодно все, что о тебе думаю, – и отряхну прах от ног своих. Посмотрим, каково тебе будет…
Назавтра прямо с утра я позвонила Михалу. Колбасу Ежи выслал срочной бандеролью, и я рассчитывала разузнать что-нибудь прежде, чем добровольно суну голову в петлю. Соединили нас через десять минут, благо он оказался дома.
– Слушай, Михал, скоро ты, наверно, получишь бандероль, – дипломатично сообщила я ему.
– Вторую? – удивился Михал.
– Почему вторую?
– Одну я уже получил. Какой-то идиот прислал кило вонючей колбасы.
– И что ты с нею сделал? – с замиранием сердца спросила я.
– Как что, выбросил в мусор. Не буду же я травиться колбасной палочкой!
– Будешь! – завопила я, позабыв о дипломатии. – Ты с ума сошел! Немедленно достань ее из мусора и съешь!
– Ты меня, конечно, извини, – осторожно начал Михал, – но, боюсь, ты малость того… У тебя случайно не горячка?
Я запаниковала. Неизвестно, в какой такой мусор выбросил он колбасу и сможет ли оттуда достать. Надо как можно больше заинтриговать его колбасной темой, не говоря ничего конкретного.
– Горячки у меня нет. А на колбасу не клевещи, она вполне съедобна. Надо только, чтоб не было вони, помыть ее щеткой под краном. Вытащи из мусора, а если уж не захочешь съесть, то по крайней мере разрежь на мелкие ломтики.
– Еще чего! – взбеленился Михал. – Не хватало мне рыться в отбросах, а потом цацкаться с вонючей колбасой! И вообще, какой дурак посылает вареную колбасу летом!
– Для того и послали, чтоб она провоняла, – с нажимом сказала я.
Трубка молчала, очевидно, Михал размышлял над странной формой поразившего меня безумия. Слишком хорошо мы друг друга знали, не мог он заподозрить меня в контрабанде, ну, скажем, бриллиантов.
– Погоди, – пробормотал он, – кажется, сумасшедшим нельзя противоречить, так и быть, пойду поищу твою колбасу.
Через пару минут – я в это время отбивалась от телефонистки: «да-да, говорим, говорим» – он снова взял трубку.
– Ну, нашел я ее, – выдохнул он с омерзением. – Смердит еще больше. Попробую уговорить хозяйку, может, на что-нибудь употребит, может, заинтересуется таким экзотическим лакомством. Изволь все-таки объяснить, как все это понимать? Меня что, отравить хотят?
– Узнаешь, когда съешь колбасу. Чем скорей, тем лучше, и сразу сообщи мне о своем состоянии. Будь здоров!
– И тебе того же, – упавшим голосом пробормотал Михал.
Ничего не поделаешь, скоро лишь сказка сказывается. Пока Михал – у него ведь нет даже ключа – проберется в прачечную, пока отопрет кофр, пока я получу какую-нибудь весточку, на Збышеке можно будет уже поставить крест.
День я скоротала за любезным сердцу занятием – боролась с собственным воображением. Глазами души видела Збышека – как он кончает с собой в тюремной камере. Для полноты ощущений представила и собственный труп в безлюдном варшавском закоулке. Надо всем этим с неодобрительной гримасой витал призрак Алиции. Дьявол вернулся домой уже не в таком победоносном настроении.
– Неладно с этим Збышеком, – кисло пробормотал он. – Надо бы его перевести в больницу.
У меня не хватило духу спросить, что с ним. Я долго молчала, лихорадочно ища хоть какой-нибудь приемлемый выход. Смотрела в окно, за которым ничего интересного не было.
– Что вам нужно для того, чтобы его отпустить? – наконец спросила, не оборачиваясь.
– Другой убийца, – не задумываясь ответил Дьявол. – Збышек увяз крепко, больше его ничто не спасет.
– Позволь тебе напомнить – ты в этом доме на правах частного лица, – решительно заявила я, внимательно изучая пейзаж за окном. – И потому потрудись пораскинуть мозгами, только не как законник, а как частное лицо. Збышек не бывал у Алиции вот уже два года, никогда не ездил в Копенгаген и вообще с самой войны не выезжал за границу. Если бы вдруг обнаружилось, что Алиция имела…
Я умолкла, соображая, как бы половчее выразиться.
– Что имела? – навострил уши Дьявол.
– …имела отношение… Если бы оказалось, что Алиции угрожали… что она в последнее время впуталась в серьезную аферу, да еще не здесь, а в Копенгагене, поверил бы ты как частное лицо в невиновность Збышека?
– Как частное лицо – да, как официальное – решил бы перепроверить.
– Ну а без веских доказательств… вот этого самого… без них вы ведь не оставите Збышека в покое?
– Более того, – ответил он, помолчав. – Без доказательств «вот этого самого» Збышеку спасения нет.
– Ну что ж, душа моя. Скажу тебе правду.
Я отвернулась от окна – и осеклась. Раньше, раньше мне надо было на него посмотреть! Хотя лицо его сохраняло задумчивое и даже слегка скорбное выражение, зато глаза полыхали хищным огнем. Как же я, идиотка, до сих пор не догадалась! Они посадили Збышека, чтобы развязать мне язык!
Сообразив, я прямо содрогнулась от ужаса. Ведь он знаком со Збышеком, понимает, чем может обернуться для бедняги арест. Каким же надо быть бесчувственным извергом, чтобы пойти на такой шаг! С кем свела меня судьба, ему же чуждо все человеческое!
Ужас сменился яростью, и я отбросила всяческую дипломатию. Получай, подавись проклятой этой правдой, посмотрим, по зубам ли она тебе!
– Учитывая, что с законом я завсегда раньше ладила, – холодно отчеканила я, – наши с тобой отношения имеют сугубо личный характер. Можешь не сомневаться, в случае чего я отопрусь от всего, о чем сейчас сообщу тебе конфиденциально. А в остальном используй полученную информацию, как сочтешь нужным. Так вот, слушай: моя подруга Алиция занималась в последнее время шпионажем.
– Что?! Ты с ума сошла? – оторопел Дьявол.
– Пока еще не совсем, но скоро сойду. А теперь факты.
Дьявол сорвался с кресла.
– Иоанна, погоди, выпей воды. Может, дать тебе лекарство? Дорогая моя, что с тобой?
– Ты посадил за решетку невинного, больного человека только для того, чтобы я раскололась! И добился своего, больше я не буду молчать. Но ты немедленно отпустишь его. А обвинения предъявляй контрразведке, заодно донеси, кто тебе раскрыл глаза! Ты хотел правду, так получай ее!
– Какая контрразведка, о чем ты говоришь, дорогая, успокойся! Ты бредишь, при чем тут шпионаж, у тебя, видно, с головой не все в порядке! Надо же такое придумать – контрразведка ее убила!
– Я не говорю, что убила! – каким-то не своим голосом выкрикнула я, понимая, что перегнула палку. –
