бутылочки и с силой повернула её. А что было делать, если нет прислуги? И пожалуйста, отлично справилась сама! Негромко фукнув, пробочка уже совсем легко прокрутилась и отвалилась. Вылив содержимое в стакан, я выпила все без остатка и сразу почувствовала себя лучше. В голове прояснилось, вернулись присущая мне энергия и даже мужество. Теперь я чувствовала себя в силах заняться одеждой.
Скоро ехать, а я все ещё в пеньюаре. Бросилась к распакованной укладке и первое, что увидела, был мой корсет. Боже, как же я справлюсь без горничной, ведь он зашнуровывается сзади! И зачем я только оставила Зузю, без неё как без рук.
Не успела я опять пасть духом, как увидела второй корсет, с застёжками спереди. Ах, какая же умница Зузя! Знала, как мне тяжело придётся без неё, и положила запасной корсет. Ну, с этим я как-нибудь справлюсь.
Тут мне опять пришло в голову выглянуть в окно, чтобы посмотреть, как одеты парижские дамы. Наверняка я в своём захолустье отстала от европейской моды, а уж от парижской и подавно. Да и некогда мне было последние два года следить за модой: сначала долгая болезнь мужа, потом его смерть, траур и эти кошмарные хлопоты по приведению в порядок имущественных дел. А что, если мода изменилась и я в своих платьях трехлетней давности буду выглядеть как белая ворона?
И я, собравшись с силами, опять подошла к окну.
Долго стояла я, стараясь не смотреть на ужасные самодвижущиеся экипажи, все внимание посвящая пешеходам. К сожалению, как назло, не увидела ни одной женщины, сплошные мужчины. Среди них много юношей, изящных и пригожих, насколько можно было разглядеть сквозь окно третьего этажа, но уж больно странно одетых, как-то слишком пёстро. Сразу припомнилась итальянская опера, хор селян, пастушки и пастушки.
Время подгоняло, и, потеряв терпение, я уже собралась отойти от окна, как увидела наконец особу женского пола. По всей видимости, она вышла из моего «отеля» и шла по улице, так что я видела её со спины. Но и этого было достаточно, чтобы опять прийти в ужас.
Юбка кошмарно узкая, прямо обтягивающая бедра, и короткая — до земли не доходила, так что половина ноги была на виду. Поскольку юбка развевалась при ходьбе, спереди наверняка должен был быть большой разрез, иначе женщина не смогла бы так широко шагать. На ногах у неё… Боже, что же такое было у неё на ногах? Ботинки? Чёрные, невероятно огромные и широкие, на толстой подошве. Ага, должно быть, те самые сабо, о которых приходилось слышать, но ведь их носят лишь крестьянские бабы, что ходят за скотиной. Как же это? С трепетом переведя глаза на верхнюю часть странной женской фигуры, я узрела на её плечах нечто вроде болеро, обшитого кисточками, тоже развевающимися при быстрой ходьбе и подскакивании на неудобных сабо. Кстати, они тоже деревянные или просто чёрным покрашены? И что самое ужасное — женщина была без шляпы! Да, да, шла по улице без головного убора! И без перчаток. Нет, это не дама, должно быть, какая-нибудь судомойка выскочила из гостиницы и поспешила по поручению хозяина. И все равно непонятно, служанка без чепца и шагу не ступит, если же это баба из деревни — платком покроется. Наверняка что-то случилось и женщина в спешке выскочила в чем была.
Обескураженная, не зная что и подумать, стояла я у окна. И тут увидела вторую женщину. Эта была одета по-другому: юбка тоже короткая, зато широкая, в складку, обувь на ногах тоже странная. Не сабо, а какие-то вроде бы утренние светлые тапочки. На женщине была пёстрая размахайка, и вся она сильно смахивала на круглую бесформенную копну сена, ничто в ней не подчёркивало женской фигуры. На руке у неё на тонком ремешке висело нечто вроде плетёной корзинки. И она тоже была без шляпки!
Что ж, возможно, мне на глаза попадалась только прислуга моего же «отеля». Я не успела до конца додумать эту мысль, как в дверь постучали и опять вошла горничная…
Вот когда я лишилась не только способности соображать, но и вообще всех способностей. Стояла наподобие той самой копны сена и ещё небось и рот раскрыла!
Вошедшая горничная была негритянкой. Неужто меня какой-то сверхъестественной силой забросило в чёрную Африку? Или Франция за это время перешла на рабство? Минутку, рабство было в Америке и вроде бы они там с ним покончили. О, моя бедная голова!
— Мадам сегодня покидает нас? — мелодичным голосом поинтересовалась негритянка.
Я не верила своим ушам. Вопрос был задан на отличном французском, а не на каком-то наречии племени тумба-юмба. Что ж, надо покориться судьбе. И если вот сейчас в зеркале я и себя увижу в облике африканской негритянки — не удивлюсь уже ничему. Значит, так надо. Искать помощи мне не у кого, могу рассчитывать лишь на себя, на свой здравый рассудок и силу воли. Все, решено — отныне ничему не стану удивляться и никаких вопросов задавать не буду. И да поможет мне Бог!
— Да, — как можно спокойнее ответила я. — Комнату освобождаю уже сейчас. Попрошу помочь мне закончить одеваться, а мой слуга заберёт багаж.
При этом я старалась не смотреть на негритянку, хотя она была приличней одета, чем та, утренняя. Голубой шёлковый халатик до колен, на ногах чёрные чулки и опять сабо. Хорошо, на этой хоть чулки надеты. Хотя… Господи, это же её собственные чёрные ноги!
Негритянка же в ответ на мою просьбу в удивлении вскричала:
— Закончить одеваться? Мадам считает, что она ещё недостаточно одета?!
Ну ясное дело, недостаточно, ещё бы! Ведь на мне была лишь рубашка с кружевами да длинная нижняя юбка. И что же, я должна была выйти на улицу в одном нижнем бельё? Издевается надо мной эта черномазая, или я действительно угодила в сумасшедший дом?
Если и так, тем большее спокойствие должна я проявлять, зная, как опасно раздражать ненормальных людей. Поэтому, ни слова не говоря, я взяла в руки своё дорожное платье из мясистого, почитай совсем немнущегося шелка и попросила девушку застегнуть мне его сзади. Какая жалость, что, подобно запасному корсету, у платья застёжка не оказалась спереди, тогда я была бы избавлена от риска и не подвергалась бы опасности, прибегая к услугам таких сомнительных личностей.
Горничная, однако, выполнила моё желание сноровисто и с явным удовольствием, вежливо улыбаясь (я наблюдала за ней в зеркало, опасаясь, не питает ли она по отношению ко мне каких злокозненных намерений. Выходит, не питала). Затем я велела упаковать укладки, что она тоже сделала весьма ловко и быстро. Тут я даже подумала — а не велеть ли ей меня причесать, но зная великую трудность сей процедуры, отказалась от неё, ограничившись тем, что заплетённую на ночь косу я собственноручно оплела вокруг головы и заколола, прикрыв затем голову самой скромной из своих шляп с небольшой вуалькой. Поскольку я так и не поняла, что же со мной приключилось, разумно решила для начала как можно меньше бросаться в глаза, для чего весьма кстати оказались носимые мною после траура неброские цвета — серые, лиловатые, придымленные.
Так, теперь вроде бы все. И я велела позвать Романа.
Роман пришёл, собрал в кучу чемоданы. Ему помогала горничная. Можно и выходить, а меня вдруг великий страх обуял. Страшно было покидать комнаты, выходить во внешний мир, чужой, непривычный. И что меня там ждёт? А с комнатой я уже немного свыклась, могла бы и пожить здесь. И вместе с тем какие-то суетные мысли теснились в голове, вроде чаевых для горничной. Не хотелось, чтобы и этой Роман отвалил целое состояние, что я могла сделать, не зная ещё цены денег? Да и не обеднею я из-за одного дня, даже если сто таких чаевых раздам.
Больше медлить было нельзя, и я, собравшись с силами, шагнула в коридор. Огляделась. Коридор как коридор. Я не торопясь направилась к лестнице. Рядом внезапно материализовался Роман и почтительно поинтересовался:
— Не соблаговолит ли ясновельможная пани воспользоваться лифтом? — Ну вот, ни на минуту нельзя расслабиться! И подумать только, на сей раз оглоушил меня собственный доверенный слуга! Каким-таким лифтом советуют мне воспользоваться? Памятуя собственное решение ничему не удивляться, я двинулась в направлении, указанном мне Романом. Передо мной раздвинулась какая-то узенькая дверца, ведущая в крохотную комнатушку. Вряд ли я добровольно шагнула бы в эту клетку, меня сбило с толку зеркало, в котором я отразилась во весь рост, от серых ботинок до пера на шляпе. И вроде бы это перо не туда загнулось. Ну конечно, перед выходом я позабыла взглянуть на себя в зеркало.
Два шага к зеркалу я сделала бессознательно. Роман втиснулся следом за мной, какая наглость! А ведь никогда не позволял себе ни малейшей бестактности по отношению ко мне. Не успела я рта раскрыть, чтобы должным образом отчитать слугу, как вдруг у меня из-под ног поплыл пол, я ощутила, как вместе с комнатой
