продиктовала ему их адреса и номера телефонов. Участковый переписал их, не скрывая разочарования. И объяснил:
— Все дело в корреспонденции. Видите ли, Станислав Вишневский писал нам, а обратный адрес сообщил ваш. Я знаю, что тут вы живёте, но подумал, что вы что-нибудь о нем знаете. Может, он все-таки пребывал здесь пару недель назад?
Я ещё раз торжественно заверила его, что ни пару недель, ни пару месяцев, ни даже пару лет назад никакой Станислав Вишневский здесь не пребывал. Тем более не жил.
— Разве что, — предположила я, — так зовут парня, который снимает показания электросчётчика. Вот он действительно пребывает у меня регулярно раз в месяц уже много лет. Вы можете это легко проверить.
— Нет, счётчик тут ни при чем, — вздохнул участковый. — Жаль, а я так надеялся, что наконец можно будет ответить. Ну, раз нет…
Вишневского я тоже не брала в голову, занятая своими делами, и вспомнила о нем лишь тогда, когда мне позвонила одна из моих приятельниц, секретарша в одном серьёзном учреждении. Захлёбываясь от волнения, она сообщила:
— Слушай, это как раз для тебя! Ты любишь такие вещи, а тут настоящая сенсация! Какой-то человек пересылает доллары на Польский национальный банк. В ценных письмах.
— Какой человек?
— Неизвестно! Его никто не знает. Какой-то Вишневский. Адрес отправителя пишет вымышленный.
— А как его зовут? — вскричала я. — Случайно не Станислав?
— Да, Станислав. Он уже прислал на банк около шестидесяти тысяч долларов. Небольшими порциями. Весь банк гудит. А ты уже слышала о нем?
— Пока не слышала, но очень хочу услышать. Еду к тебе!
Я тут же помчалась к ней и узнала все подробности. Дело было так.
Несколько месяцев назад секретарша председателя Польского национального банка расписалась в получении ценного письма и вошла в кабинет начальника с ворохом корреспонденции. Начальник был занят. И, не прерывая телефонного разговора, жестом велел ей самой заняться почтой. Секретарша вернулась к себе, просмотрела письма и зарегистрировала, а напоследок вскрыла большой, серый, аккуратно заклеенный конверт.
В конверте было две тысячи четыреста долларов в купюрах по десять и пятьдесят долларов и записка — три слова на полях клочка газеты: «В пользу государства». Написано шариковой ручкой, печатными буквами, явно с помощью линейки.
Секретарша перевернула конверт, чтобы взглянуть на адрес. Отправителем оказался Станислав Вишневский, проживающий в Варшаве по улице Олькусской, д. 86. Обычный адрес, но само послание, конечно, необычное: не каждый день граждане дарят государству такие подарки.
Полюбовавшись на доллары, секретарша опять вошла в кабинет к начальнику.
— Видимо, какой-то патриот, — отреагировал начальник. — Передайте с сопроводительной в валютный отдел.
Секретарша выполнила указание. В валютном отделе сумму заприходовали как дар гражданина Вишневского и передали в казну. Секретарша начальника валютного отдела как-то не проявила особого интереса к столь щедрому патриоту.
Второй раз серый конверт пришёл в банк через месяц. Он был больше первого и битком набит долларами в банкнотах всех калибров, от одного до ста, на круглую сумму в шесть тысяч. Конверт вскрыл сам председатель банка, изумился и вызвал секретаршу.
— Кажется, что-то такое у нас уже было, — сказал он. — Вы не припомните?
— Был, точно такой же, — подтвердила секретарша, осмотрев конверт. — Отправитель Станислав Вишневский, проживающий по улице Олькусской. Кто такой этот Вишневский?
— Понятия не имею. Передайте опять в валютный отдел и попросите проверить, не фальшивые ли. Может, он их печатает?
Доллары оказались самые что ни на есть настоящие. Сумма не вызвала особого потрясения среди сотрудников банка, привыкших оперировать большими числами. Конверт выбросили, как и в прошлый раз.
Недели через две таинственный Вишневский прислал две тысячи, на сей раз мелкими купюрами. Надпись печатными буквами на полях клочка газеты информировала, что и эти деньги передаются в пользу государства. Когда затем одно за другим пришло несколько ценных писем, содержащих в сумме семь тысяч двести долларов, секретарша начальника валютного отдела наконец-то проявила интерес к таинственным посланиям и позвонила своей подруге, секретарше председателя:
— Кто такой этот Вишневский с долларами?
— Понятия не имею. Ненормальный, наверное.
— А что говорит председатель?
— Что патриот. А я считаю, что патриот обменял бы их по официальному курсу на польские злотые. Нет, просто богатый псих.
— Если бы он посылал хотя бы на восстановление Королевского замка, ещё можно понять. Но вот так, просто в пользу государства?
— Ах, милая, я и сама удивляюсь.
Несколько недель было тихо, а потом Вишневский словно с цепи сорвался. Чуть ли не каждый день в банк стали приходить толстые серые конверты, набитые иностранной валютой. Общая сумма перечисленных в государственную казну долларов уже превысила пятьдесят тысяч.
Дарственные в пользу государства не являются служебной тайной. Сотрудники Польского банка поделились со своими близкими интересными новостями. Потрясённые близкие, не привыкшие к крупным суммам долларов, раструбили по всему городу о благородном поступке Вишневского. Потрясённые в свою очередь многие тысячи варшавян ломали головы, что бы это значило.
Вишневский же после первых хаотичных посылок несколько систематизировал свою деятельность и стал присылать деньги каждые две недели. Так продолжалось некоторое время, потом деньги перестали поступать, а потом сразу пришло пять тысяч самыми мелкими купюрами. На сей раз они были запакованы в коробку из-под шоколадных вафель производства Чешинской фабрики «Ольза».
А ведь мой кузен Вишневский проживал именно в Чешине…
Как раз в это время муж секретарши начальника валютного отдела отправлялся в трехнедельную служебную командировку в ГДР. Поскольку в их машине вышел из строя сигнал, он, укладывая чемодан, давал жене инструкции:
— На такой машине ездить нельзя, первый же гаишник тебя остановит. Я уже не успеваю, тебе придётся самой заняться машиной. Поезжай в мастерскую на Олъкусскую, она работает до пяти, дашь в лапу электрику, он тут же сделает.
Жене совсем не улыбалось заниматься не своим делом, и она спросила недовольно:
— А где эта Олькусская?
— На Мокотове. Пулавскую знаешь? Она на неё выходит, между Дольной и автовокзалом. А если он скажет, что надо обязательно покупать новый…
— Постой, постой! — спохватилась жена. — На Олькусской?
— На Олькусской, а что?
— Так ведь на Олькусской живёт тот Вишневский, который прислал в банк почти семьдесят тысяч долларов. Да, я помню: Олькусская, восемьдесят шесть.
— Скажи пожалуйста, — рассеянно отозвался муж, запихивая в чемодан бритвенный прибор, и вдруг выпрямился:
— Как ты сказала? Восемьдесят шесть?
— Да, восемьдесят шесть.
— А ты не ошиблась? Восемьдесят шесть? Да там не может быть такого номера, вся улица — несколько домов, ну вот как от нас до этого фонаря. Наверняка ты что-то перепутала.
— Да нет, я прекрасно помню, у меня же хранятся его конверты. Может, просто там такая нумерация?
