которым ей до сих пор приходилось сталкиваться… В лицо ударил свежий ночной воздух, и девушка, сама того не понимая, сделала глубокий, полный вдох. Воздух был сладким и странно приятным на вкус и напоминал о чем-то… о чем-то давно забытом. Быть может, о том, что впервые за очень долгое время легкие не болели от неимоверного усилия, которое требовалось, чтобы совершать ежесекундный подвиг дыхания? Что-то глубоко внутри дрогнуло, отвечая на зов этой ночи… Такой особенной ночи…
Сверху вновь мелькнуло его лицо, бледное и холодное в свете полной луны. Кажется, под гневом, наполнявшим эти глаза, мелькнуло что-то похожее на удивление…
— Виктория… по крайней мере имя подходящее.
Судя по тону, все остальное подходящим не было. Но не способный к абстрактному мышлению, полуразрушенный разум Вики так и не смог связать этот голос, это лицо и эти слова… Поддерживающие ее руки наполняли тело странным, совсем не болезненным теплом, глаза сами собой закрылись. Последняя мысль была странной и очень четкой.
Когда же меня в последний раз мужик таскал на руках?
Да никогда.
Спутанная вереница кошмаров, которая в последнее время стала для нее сном, сдавила горло удушающей петлей.
У Олега звенело в ушах, реанимационная палата расплывалась перед глазами. Это была до-олгая ночь. Или день? Посланник не без оснований полагал, что провел здесь всю ночь, весь день (смутно припоминался звонок ученикам и приказ заниматься без него) и теперь вот начинает отсчитывать вторые стуки у постели будущей избавительницы Земли. «Избавительницы», во имя песка и ветра! Все-таки иногда судьба — такая… шутница!
Он слегка поморгал, пытаясь прояснить зрение, и посмотрел на источник своей бессильной ярости. Нет, Избранная этого мира ничем не напоминала его Данаи Эсэру!
После глубокого зондирования ее разума он знал, что девушке сейчас около пятнадцати. Выглядела она настоящей старухой. А разум в этом теле тянул в лучшем случае лет на девять.
Она была худа той особенной отвратительной худобой, которую приобретают предрасположенные к полноте люди, если довести их до грани полного истощения. Обтянутые сухой желтоватой кожей ребра, по-паучьи тонкие ноги, руки, изрезанные многочисленными следами от иглы. Волосы — тонкие, ломкие и русые, напоминающие жидкий мышиный хвостик. Лицо точно у оголодалой мумии, слоящиеся, больные ногти, многочисленные язвы и гнойники в местах, куда входила игла. Возможно, природа изначально и заложила в это существо какую-то красоту, но теперь все это было уничтожено. Сейчас, после ломки, после полной очистки организма, двух операций и бесконечных часов насильно ускоренной регенерации, она не должна была выглядеть лучшим образом. Но и оправившись, эта все равно уже никогда не сможет быть по-настоящему красивой. Как не сможет быть по-настоящему сильной, по-настоящему здоровой, по- настоящему умной, по-настоящему… И самое отвратительное — она все сотворила с собой сама. С некоторой помощью окружающего мира, разумеется, но в целом — сама. Высшие, что же ему теперь делать?
В принципе понятно что. Никто никогда и не обещал, что работа Посланника будет легкой.
Даже искалеченная, исковерканная, почти полностью уничтоженная Избранная была лучше, чем никакой Избранной. Этой девочке были от рождения даны такие силы, что все его способности, все его знания и вся подготовка в сравнении с ее силами казались просто смешными. То, что она умудрилась в процессе взросления практически полностью эти силы в себе уничтожить, вместе с собственной личностью и собственным миром, всего лишь досадная помеха. Не более.
Земля позвала ее этой ночью. И Виктория ответила. Даже в том жалком состоянии, когда лишь его воля и прикосновение удерживали ее от жуткой ломки, Избранная ответила. И океаны сдвинулись, а ветры затаили дыхание, слушая этот ответ.
Значит, так тому и быть. Виктория будет Избранной. И если ее «я» сейчас на это не способно, значит, это «я» должно умереть, а на его осколках возродится нечто новое. Это даже не убийство, поскольку убивать в ней сейчас считай что и нечего.
Олег задумчиво прикусил губу. Тут, конечно, легкой «полировки» будет недостаточно. Придется проводить полную «перековку», а затем и «закалку». И, возможно, не один раз. Что-то похожее на жалость мимолетно шевельнулось в старой, давно зачерствевшей душе Посланника. И тут же замолкло. Наверное, если бы металл мог кричать, мир содрогнулся бы от воплей меча, на который опускается молот кузнеца. Но ведь именно так и получают достойные клинки…
Поэтому он и принес ее в эту больницу, где один знакомый врач не брезговал «левыми» приработками. Договориться о помощи было несложно: предложил деньги, мягко пошантажировал, воззвал к совести: в конце концов, не бандита ведь просил латать, поймавшего шальную пулю во время разборки! Правда, умудренный сединами и цинизмом доктор считал, что они всего лишь теряют время. Кому, как не ему, было знать, что завязать с этой дрянью практически невозможно. А уж завязать на такой стадии, да еще когда имеешь дело с полинаркоманией… Но деньги платились, и старый врач молча делал все, что требовал Олег, стараясь не замечать всего остального.
А не замечать приходилось многое. Притащив свою ношу, Посланник так и не дал ее толком обследовать, так что медицинский персонал не мог знать, в каком жалком состоянии была девчонка еще день назад. Вообще, местным Гиппократам Олег позволил только провести полную очистку организма да снять ломку (в чем аборигены из-за обилия практики изрядно поднаторели), а остальным занялся сам.
Положение было отчаянным. Он вообще не понимал, почему эта дура до сих пор жива. Единственным возможным объяснением могла послужить потусторонняя выносливость Избранных. Уж чем-чем, а обычным смертным человеком Виктория не была никогда…
Однако за столетия своих странствий Посланнику никогда не приходилось видеть Избранного в столь жалком состоянии.
Уничтожено было все. Сердечно-сосудистая система держалась только на честном слове: повышенное давление, гипертоническая болезнь, ненормально увеличенное сердце. Почти предынфарктное состояние — это в пятнадцать-то лет! Легкие гнили заживо, печень напоминала решето, о нервной системе вообще говорить не будем. Мозг… Не будем о мозге.
От него, право же, осталось не так много, чтобы тут было о чем говорить.
Как же ты будешь учиться бою и танцам, девочка? Ладно, это потом…
Желудок… С язвой придется что-то делать и с опухолью тоже. Она что, чистый спирт литрами глушила, что ли?
Иммунная система — вот настоящая проблема. Букет разнообразных болезней, которые любой, без исключения, наркоман таскает в собственном теле, тут был представлен в расширенном наборе, причем большинство — на давно запущенных стадиях.
В общем, картина была печальная. Медицина этого мира перед таким опускала руки. А сам Олег, хотя и был вполне толковым целителем, в одиночку такую пациентку бы не вытащил. Но…
Она была Избранной. У нее самой было вполне достаточно сил, чтобы себе помочь. Надо было только эти силы извлечь и направить в нужное русло. Именно этим Олег и занимался последние сутки.
Час за часом терпеливо сидел у ее кровати. Положив пальцы на горячие виски, мысленно строил тонкие клеточные стенки, воссоздавая разрушенные цепочки молекул, направляя дремавшее в этом изломанном теле существо на то, чтобы хоть немного привести несчастное тело в порядок. Не сразу, но у него получалось. Как бы далеко ни зашла девчонка в своем стремлении к саморазрушению, какое-то инстинктивное желание жить в ней еще оставалось. И именно к этому желанию Посланник безмолвно взывал в пустой, холодной палате.
Был один момент. Странный, вызывающий головокружение и недоумение момент. Почти пугающий. Он почувствовал рядом знакомое присутствие, ощутил легкое прикосновение волос к ладони, уловил краем глаза всплеск изумрудного сияния. Ослепительная секунда, когда ему показалось, что за спиной стоит Сэра. Но, когда Леек резко оглянулся, он увидел лишь покрытые кафелем больничные стены. Выругавшись про себя, Посланник вернулся к лечению Виктории.
У него не было времени на воспоминания.
Теперь Избранная выглядела еще более худой, нежели когда он впервые ее увидел. Глаза совсем
