опасности придало мне не только физической бодрости, но и заставило быстрей шевелить мозгами. Я разыскала несколько досок и закрепила их поближе к торчащему своду — надо сделать так, чтобы можно было его осторожно вытащить, доски пока подержат потолок, а потом потихоньку освобожу из-под завала и ноги страдальца. Только потихоньку, осторожно, одно неловкое движение — и все испорчено.
Получилось! Доски попридержали сыплющуюся землю, я опять ухватилась за плечи страдальца и опять потянула. Он от боли потерял сознание, но ноги его теперь были свободны. Нет, не до конца, проклятая перекладина свода наклонилась и свалилась на колени, вызвав новую лавину земли. Холера!
— За что? — вдруг снова затянул пострадавший. — Господи, смилуйся надо мной, убери этого дьявола хоть на минуту, о, за что…
Бредит или пришёл в себя? Разбираться было некогда, и я без того потеряла много времени.
— Заткнись, идиот, тебя же спасаю! Я опять потяну за плечи, а ты подопрись руками и подтянись изо всей силы, если не можешь ногами, ну, раз, два, взяли!
И в третий раз я ухватилась за плечи пострадавшего. Бредил он или пришёл в сознание, не знаю, но послушался меня сразу. А может, инстинкт в нем заговорил? Главное, он подпёрся руками, поднатужился, я дёрнула сильнее и вытащила его ноги целиком из-под завала, который тут же снова обрушился вместе с моими досками. К счастью, ему на ноги попало только немного чернозёма.
Не успокаиваясь на достигнутом, я отволокла его подальше от завала. Бедняга жутко стонал и от боли опять потерял сознание. А я выволокла его в первую каморку и, совершенно обессиленная, уселась на одной из пачек, Не знаю, сколько времени прошло, пока я снова получила способность соображать, и сообразила, что где-то здесь видела кран. Правильно, вот он. Подойдя к крану на все ещё ватных ногах, я открутила его. Полилась вода, черт возьми, горячая. И к тому же ржавая. Выбирать мне было не из чего, ждать я тоже не могла, разве что минутку. Эту минутку я думала над тем, почему вода горячая. Наверное, в доме имеется своя котельная. Рабочие нагревают воду, ведь осень на дворе, краски и извёстка должны сохнуть, да и самим работягам приятнее работать в теплом доме. Господи, да какое мне дело до них? Набрав в ладони тёплой коричневой гадости, я вылила её на голову потерпевшего.
Знаю, вода нужна в таких случаях холодная и чистая, ну уж какая есть… Подействовала, потерпевший опять пришёл в себя. Теперь, в электрическом свете, я смогла его рассмотреть: худощавое лицо, глубоко сидящие глаза, курчавые волосы, тонкий нос. Вроде знакомое лицо, когда-то я его видела. Вот только когда и где? Езус-Мария, так ведь это же фотограф Миколая! Тогда он был моложе, но я все равно узнала его. На всякий случай заглянула сбоку, чтобы видеть профиль — точно он, недавно выскочил из дома железнодорожника с торбой Миколая в руках, тот самый профиль!
Придя в себя, фотограф молча глядел на меня широко раскрытыми глазами в смертельном ужасе.
— Где сумка?-страшным голосом прорычала я.
— Ты, мерзавец, забрал сумку Миколая! Что с ней сделал? И не говори, что осталась под завалом, убью мерзавца!
Мерзавец сделал попытку заговорить, губы дрожали, слова с трудом проходили сквозь стиснутое страхом горло.
— Проше дьявола… Я не… Какая-то ошибка… Какое дело дьяволу до сумки? За что пекло на меня ополчилось? Не могу говорить… Воды!
Как бы от этой воды он и вовсе не окочурился. Хотя, кто знает. Может, вода поступает в дом из какого- нибудь чистого источника, тут не Варшава, черт с ним, выдержит! Открутив кран, я дала воде стечь. Вскоре вместо коричневой полилась почти прозрачная, хотя по-прежнему горячая. Понюхала — ничем вроде не пахнет. Разыскала на полу почти чистую банку и налила воду. Подойдя к потерпевшему, приподняла его дурацкую голову и дала напиться. Он жадно пил, хотя зубы стучали о стекло, и бормотал:
— О Господи, и вода у них горячая, хотя откуда в пекле быть холодной, что теперь, Господи, и так до конца света…
Он закрыл глаза, голова со стуком опустилась на бетонный пол. Что ему в голову втемяшилось, .почему вообразил, что находится в аду? Неужели такой грешник? Понимаю, нервный стресс после пережитого, но почему представлять себе именно ад? Ведь здесь же светло, а там должно быть наоборот…
— Хватит нести чепуху! — разозлилась я. — Приди в себя, кретин, и попробуй пошевелить ногами, хочу знать, нет ли перелома.
Кретин послушно попытался пошевелить ногами и снова жалобно застонал. Но глаза открыть боялся.
— Открой глаза, олух! Ты не в пекле! Открой и смотри! Ты ещё живой, кретин, но если будешь дурака валять, недолго тебе таким оставаться!
Наверное, он очень боялся меня, потому что послушно раскрыл глаза и недоверчиво спросил:
— Как это?
— А вот так. Ты жив и пока находишься ещё на этом свете. Оглядись, узнаешь помещение? — А ты разве не дьявол?
— Ах ты!.. Меня, свою спасительницу…
— А тогда почему ты такая чёрная? И страшная? Ага, понимаю, негритянка. — Он приподнял голову и осмотрел подземелье, — Откуда здесь негритянка?
На стене за ним чётко отпечаталась моя тень. Некоторые из моих бесчисленных косичек выбились из причёски и торчали наподобие кокетливых рожек. Так вот откуда у него ассоциации с пеклом! Я ещё раз мысленно поздравила себя с удачным перевоплощением.
— Случайно я здесь, — проворчала я, — И у меня много другой работы, некогда мне цацкаться с параноиками. Усеки наконец, что только благодаря мне ты жив, и отвечай на мои вопросы, времени у меня в обрез. Какого черта ты явился в этот дом?
Он помолчал, потом нагло заявил:
— Не скажу.
— Тогда я тебя здесь оставлю, и сдохнешь, как пёс. Где сумка Миколая?
— Дома. В ней я нашёл указания… и о том, как пройти сюда из беседки.
У меня потемнело в глазах. Значит, в сумке действительно были документы, относящиеся к Павлу! Значит, невзирая ни на что, надо дурака вытащить отсюда, чтобы добраться до чёртовой сумки. Тот, наверху, возможно, уже настолько пришёл в себя, что поразвязывал все верёвки и галстуки, не дай Бог, захлопнет люк в подземелье и навалит сверху ящики и арматуру! А этот идиот не желает говорить, у меня же нет времени на тщательный обыск. Где здесь найти материалы, относящиеся к Павлу? Питомец ада может о Павле ничего не знать, он слишком молод, не стану же я его просвещать…
— Ты зачем сюда явился? — строго спросила я. — Забрать то, что может привести полицию к тебе? Можем и забрать, говори — где?
Он кивнул головой и, ещё не очень хорошо соображая, принялся разглядывать помещение. Его мутный взгляд прояснился, когда остановился на железном шкафу у стены. Не спрашивая, я поднялась с пола и подошла к шкафу. Он был заперт. Обернувшись к идиоту, я заметила, как рука его непроизвольно дёрнулась к карману брюк. И в самом деле идиот, пытался помешать мне, когда я начала рыться в его карманах. Вытряхнув из них немного земли, сигареты, спички и билеты на автобус, я добралась и до связки ключей. Один подошёл к замку толстой, тяжёлой двери шкафа.
— Вот, открыла, — сказала я, обернувшись к пострадавшему.
— Говори, в чем дело? Что в них опасного для тебя? На всех этих бумагах отпечатки твоих пальцев? Ты их все лапал?
В глазах идиота метнулась паника. Он что-то вспомнил, на лице отразился панический страх, и он с ужасом, повернулся в сторону подземного коридорчика.
— Я это забрал! — пробормотал он. — О Господи, оно осталось там.
— И с концами, — безапелляционно заключила я. Ясно, от этого дурня я сейчас ничего не узнаю. А как там первый кретин? Оставив второго, не говоря ему ни слова, бросилась в другую комнату и вылезла через люк в дом. Козий матадор с разбитым черепом оказался на месте. Он явно приходил в себя, шевелил руками и ногами и пытался развязаться. Передо мной встала альтернатива: или его добить, или скорее смыться из этого дома, забирая с собой второго идиота, который, надо надеяться, знал все.
Я вернулась к нему. Ну почему жизнь всегда подсовывает мне такие идиотские сложности?
— Слушай, котик, — сказала я ему. — На своём хребте я тебя не вынесу. Хочешь спасти свою жизнь —
