перебивать, а сама то и дело ввязываюсь.
– В Кабацкий лес, – помолчав, продолжал он, – набежала целая толпа. Люди честные собирали по лесу и полю вещи несчастных пассажиров, их документы и всякие мелочи и передавали милиции. А люди нечестные присваивали себе, что приглянется. Альберту попалась мужская сумка с петлей, на руку надевается, педерастками их тогда называли, с документами на имя Мейера ван Вейна. Он ее и прихватил. Ван Вейны летели втроем, всей семьей, но его заинтересовал Мейер. Рост у них одинаковый, возраст тоже, только Мейер на год старше. И парень рискнул, решил стать Мейером ван Вейном. И тут же выехал в Амстердам,, адрес и деньги были в сумке, и даже ключи от квартиры настоящий Мейер положил туда же. В Амстердаме Альберт отыскал дом ван Вейнов и выдал себя за сына.
– Но как такое возможно?! – возразила Малгося. – А внешность? А родные и знакомые?
– А список зарегистрированных пассажиров? – поддержал ее Тадик.
– А он якобы не полетел, в последнюю минуту передумал…
– О! – тут же встряла я, – ну точь-в-точь как с тем датским парнем с парома «Эстония».
Все дружно уставились на меня, и я вдохновенно продолжала:
– Когда потонул паром «Эстония», сумели спастись всего несколько человек, в основном молодые мужчины. А один парень не успел сесть на паром. Я почему это так хорошо помню? Как раз тогда я гостила в Дании у Алиции, и мы не отрывались от телевизора, а когда телевизор брал передышку, мы мчались к радио. Так вот, тот датчанин опоздал на «Эстонию», прибежал в порт, когда паром находился уже метрах в пятидесяти от берега. Огорченный, он тут же в порту зашел в кабак выпить с горя и только потому сразу же узнал, как только паром потонул. Такой крик поднялся! И на причале, и уже по телику в кабаке сообщали, а они все смотрели, смотрели вдаль, где паром поглотила пучина морская. Тогда парень опомнился и кинулся звонить своим в Данию, что он жив-здоров. С юным Мейером могло произойти то же самое. Он был в списке пассажиров, это правда, папамама погибли, а он не успел на посадку, самолет улетел без него…
– Все в точности так наш махинатор и разыграл, – подтвердил Гурский.
– Но внешность? – упорствовала Малгося. – Они же совсем не похожи.
– Я уже говорил вам – парнишка был способный. С ярко выраженными актерскими наклонностями, они еще в школе проявлялись. И гримироваться тогда же научился, в школьном театре. В Амстердаме он старался не встречаться с родными и близкими, сказался больным, заявил, что не хочет никого видеть, и все, конечно же, поверили – еще бы, такое нервное потрясение! А при первой же возможности покинул «родительский» дом и отправился в Англию. Деньги у ван Вейнов имелись, в колледж Альберт поступил без особых сложностей, на юридический факультет. Дом же в Амстердаме неожиданно сгорел, и все говорит о том, что его поджег сам Хаухер, дабы уничтожить следы своего пребывания в нем.
Инспектор Рейкееваген выяснил, что примерно половина документов, которыми пользовался адвокат, были поддельные, но имелись и вполне подлинные. Дело в том, что Хаухер взял за правило оставлять себе документы своих скончавшихся клиентов. Но я немного отвлекся. После университета Хаухер занялся страхованием. И очень скоро он придумал, как присваивать деньги, манипулируя одинокими стариками. С годами он лишь довел до совершенства свой способ, ни единого прокола за долгие и долгие годы. Одновременно он вел вторую жизнь – под своим собственным именем, в качестве геолога. В этой своей ипостаси он и общался со старым школьным приятелем Хенриком Быковичем. Общался, разумеется, не из одной голой симпатии, а с расчетом. Он сделал из Быковича свидетеля своей «геологической» карьеры, больше десяти лет Хаухер посвящал приятеля в ее детали, так что в результате Быкович готов был поручиться за него головой. В своем же истинном виде Хаухер показывался кому надо в качестве геолога, оформлял приобретенные на имя «геолога» ценности, недвижимость, банковские счета. Да, трудился он не покладая рук, этого у него не отнимешь. И вот решил наконец, что хватит, что отныне может уйти на покой и жить в роскоши. Настал момент покончить с Мейером ван Вейном и вернуться в собственную шкуру. Все шло просто прекрасно.
– Прекрасно! – повторил Тадик. – Но что же ему помешало?
– Не что, а кто, – поправил его Гурский. – Нелтье ван Эйк помешала. Как там все произошло в точности, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Скорее всего, покойная знала его исключительно как Мейера ван Вейна. Познакомились они давно, Мейер был достаточно молод, и, скорее всего, они стали любовниками. Но с годами Альберт начал сторониться Нелтье. И тут дело, наверное, не только в том, что баба ему надоела, просто Альберту Хаухеру приходилось заботиться о том, чтобы Мейер с годами старел. И Мейер старел, толстел и дурнел. Вспомните, что говорила Наталья Штернер – мол, Мейер раздобрел и перестал ее привлекать как мужчина, вот она с ним и порвала. А в случае Нелтье ван Эйк рвать пришлось Мейеру. Ведь согласитесь, не мог же он заниматься любовными шалостями с поролоновыми накладками по всему телу, обтянутыми имитацией человеческой кожи. Я опять перебила рассказчика:
– Кстати, о Наталье. Как получилось, что она знала имя Мейер ван Вейн? Ведь ей он представился шведом Гёрхардом Торном…
– А это один из немногочисленных проколов Хаухера. В качестве Мейера ван Вейна он вел какие-то дела с ее мужем, от Натальи старался держаться подальше, но все-таки сблизился с красоткой. Может, надеялся узнать через нее кое-какие секреты мужа. За шведа он себя выдал, не подозревая, что Наталья отлично знает его именно как Мейера. Наталья же отнеслась к этому как к уловке бизнесмена, а на его деловые махинации ей было глубоко наплевать.
Эльжбета Гонсовская тихонько попросила:
– Вы, пожалуйста, о той… об убиенной расскажите.
Гурский вздохнул.
– К этому времени Нелтье напала на след крупной аферы со страховыми компаниями, докопалась до Сомса Унгера и постепенно стала склоняться к мнению, что Соме Унгер – это Мейер ван Вейн. А когда тот захотел порвать с ней, видимо, не удержалась и с торжеством выложила свое открытие. Никто бы его ни в жизнь не раскрыл, а она смогла! Ну и что ему оставалось делать? Только убить ее.
– Только убить! – согласилась я. – Но почему он убил ее в своем настоящем облике? Насколько безопаснее было опять прибегнуть к камуфляжу.
Полагаю, из-за спешки, – ответил Гурский. – Ему надо было торопиться, ведь Нелтье в любую минуту могла проболтаться о своем открытии кому-то еще. Вероятно, под рукой у него был только грим Мейера, а этот персонаж еще требовался мошеннику, он не мог рисковать и в его образе совершить убийство. Видимо, угроза Нелтье застала его врасплох и надо было очень многое успеть сделать. Правда, машину Эвы Томпкинс он присмотрел заранее, но вот остальное… С остальным пришлось импровизировать. Например, с отелем «Кампанелла», где он якобы ночевал. Надо признать, блефовал он мастерски. Машина на стоянке, свет в номере всю ночь, бутылка вина на подоконнике… Да вы сами знаете, в таких отельчиках останавливаются обычно на одни сутки – полная приватность, нелюбопытный персонал… В общем, отличное алиби.
– А Марсель Ляпуэн? – спросил Витек. – Какова его роль?
– В принципе, особой вины за ним нет. Ну жиголо, легкомысленный тип, прожигатель жизни. Ну да, когда-то присвоил чужое имя, но произошло это, когда он еще был подростком. Трудно винить его за то, что хотел порвать с дурной компанией и не нашел другого выхода. К тому же второе имя ничего, кроме свободы, ему не принесло. Жизнь у него долгие годы была не сахар. В отличие от Альберта-Мейера, который разбогател на чужой смерти. И не просто разбогател, а использовал присвоенные деньги для старта своей грандиозной аферы.
Если помните, лондонский дом Мейера соседствует с домом Эвы и ее мужа. А Мейер из тех людей, кто выясняет абсолютно все о тех, кто находится рядом, – из осторожности и выгоды ради. Он понял, что у Эвы роман на стороне. Выяснил с кем именно. Быстро раскусил Марселя и решил, что тот может пригодиться. Уж по части изощренных планов равных Мейеру нет. Он под каким-то предлогом познакомился с ним лично, затем порвал с Нелтье и подложил ей в постель красавца Марселя – чтобы дамочка не бесилась. И первое время все шло чудесно, пока Марсель не взвыл от требовательной Нелтье, которую к тому же совершенно не любил. После этого у Мейера-Альберта все и пошло наперекосяк. Когда Марсель сбежал, Нелтье мигом вспомнила про своего любовника-афериста и решила отомстить хотя бы ему. Отыграться, словом, за свои любовные неудачи. И намекнула, что для нее не секрет его махинации. Вполне понятный поступок – может, как женщина она и чувствовала себя не слишком уверенно, зато как профессионал могла обставить любого. Скорее всего, ею двигало желание самоутвердиться в собственных глазах, а потом уже все остальное.
