никакой изъян не имел права на существование!
Исключительно по глупости я поначалу верила в его болтовню насчёт того, как он жаждет критики от близких людей. Ждёт указания на свои ошибки и недостатки с благороднейшей целью избавиться от них. Душа, более гибкая, нежели разум, удержала меня от исполнения его желаний. Марек не переносил и тени критики, и знай он моё истинное мнение о нем, исчез бы с глаз моих долой. А я ведь жаждала иметь этого блондина и упрямо выставляла напоказ его преимущества, а недостатки распихивала по углам. Множество людей считали меня безнадёжной дурой.
Тогда мы съездили ещё в Братиславу и близлежащие городки, после чего вернулись в Польшу. На обратном пути события постепенно переосмысливались, и на подступах к Варшаве выяснилось, что именно я все напутала с магазинчиком перчаток, когда мы не сумели его найти.
Приблизительно в это время я сменила машину. Старенького «горбунка» продала и купила «фольксваген 1500-лимузин». Не новый, но в очень хорошем состоянии. И вскоре убедилась — машина моя наименее удачный тип «фольксвагена». В машине имелось два багажника — спереди и сзади, — мотор погружён куда-то вглубь, чтобы заменить свечи, приходилось запускать руку по локоть и к тому же иметь сильные пальцы; разворот требовал площади для военных парадов, и вообще машина какая-то неуклюжая. Но главное — ездить можно.
Теперь я уже отчётливо вижу, что совершенно перепутала всю хронологию.
Самое время начать рассказ про «Просёлочные дороги», которыми я недопустимо пренебрегла. Все путешествие с Тересой мы совершили ещё на «горбунке». Приехав во второй раз из Канады, она пожелала увидеть уголки страны, где до сих пор не бывала, и все произошло почти так, как изложено в книге. Только вот написала я книгу несколько позже, и опять же из-за Люцины.
— Всем знакомым находится место в твоих книгах, а про нас совсем забыла, — бросила она с обидой.
Ну я и принялась за родственников. Остросюжетное действие заставило меня опустить незначительные события, например, краткое пребывание в Закопане. Над горным озером моей матери пришлось поверить на слово, что внизу вода, — густой туман затянул все; не упоминаю ужасные сцены в разных кафе и ресторанах. Во Вроцлаве всех нас хватил такой приступ смеха, что мы заразили весельем персонал и посетителей. Где-то в другом месте, — разумеется, не помню где, — я впала в предгрозовую ярость и почти перевоспитала официантку. А в принципе я проявляла с моим семейством ангельское терпение, что с удивлением отметила даже Тереса.
Именно во время этого путешествия произошёл эпизод, убедивший меня: ездить следует не по правилам движения, а как подсказывает внутренний голос. Со времён аварии под Пасленком я начала прислушиваться к внутреннему голосу, и результат не замедлил сказаться. На сей раз ехала себе спокойно. Вокруг никого, солнышко светит, погода великолепная, видимость идеальная, шоссе почти пустое. Впереди полукругом плавный поворот вправо. Середину поворота заслоняли какие-то строения и довольно высокий кустарник, а за ними далее тянулось шоссе, тоже пустое. Слушая болтовню моих баб, даже не отдавая себе отчёта в том, что делаю, перед поворотом я машинально сбросила скорость.
— Чего это ты останавливаешься? — полюбопытствовала Люцина.
Я рта не успела открыть, как из-за кустарника вылетел грузовик с прицепом, срезая поворот почти по левой обочине. Окажись я на три метра впереди, нас бы буквально размазало по шоссе. Нет такого правила, чтобы перед широким плавным поворотом останавливаться. Даже сбавлять скорость никто не требует. Тут все за меня решил мой внутренний голос.
— Теперь тебе ясно, — ответила я Люцине и покатила дальше.
Ещё несколько случаев расскажу сразу. Правда, это опять отступление и путаница в хронологии, но тема одна.
Мартина настигла армия. Взяли парня, кажется, на год, но его часть находилась в Варшаве. Никто не рвался сделать из него боевика коммандос. Отпуск он получал часто, и служба проходила на льготных условиях. Мы играли в бридж у Баськи до последней минуты, я пообещала его отвезти (к восьми вечера успеет) и обещание выполнила. Ехали мы по Домбровского к Волоской. Время зимнее, повсюду сугробы, а на Домбровского машинами проложена колея. Я ехала не спеша, мы разговаривали, я почти не глазела по сторонам. Впрочем, город опустел, только по левому тротуару шли трое типов. Почти поравнявшись с ними, по-прежнему занятая болтовнёй, ни с того ни с сего я вдруг начала пробиваться вправо через мощный сугроб, оставив удобную колею.
— Зачем это ты сворачиваешь? — полюбопытствовал Мартин.
— Не знаю, — успела я ответить, и в этот момент прохожие продемонстрировали зачем.
Двое толкнули третьего, и этот третий вальяжно разлёгся поперёк проезжей части в двадцати сантиметрах от моего колёса. Башкой распластался как раз на левой колее. Не сверни я машинально вправо, переехала бы его дурацкий глобус обязательно — в двадцати сантиметрах ни один виртуоз не сумеет затормозить при скорости свыше десяти километров в час. Оба моих левых колёса, разбрызгивая слякоть и снег, прокатили в десяти сантиметрах от лежащей в колее башки, и катастрофа была предотвращена. Тут только до нас дошло: все трое хмырей были в стельку пьяны.
— Что, предчувствие? — заинтересовался Мартин.
— Внутренний голос, — ответила я и продолжила начатый разговор.
Однажды на каком-то шоссе я ехала за старой «Варшавой». Видимость была неважная — небольшой туман, днём не имеющий никакого значения. «Варшава» неслась со скоростью сто километров в час, я — тоже. Вокруг ничего подозрительного, и вдруг душу мою пронзило недоброе предчувствие. Хватило двух секунд. Водитель «Варшавы» неожиданно, без всякой причины, резко затормозил. Душа моя повелела — я резко затормозила тоже, остановилась буквально в пяти сантиметрах за его бампером. Он сорвался с места и смылся, вильнув в сторону. Я его не преследовала, хотя состояние его тачки свидетельствовало: он явно рассчитывал отремонтировать кузов за счёт госстраха. С моим участием. Фиг ему!
Ехала я как-то из центра на Мокотов в два ночи по совершенно пустому городу. Подъезжала к Пенкной, светофор работал. Я ехала на зелёный, не поверите, но ехала очень медленно. И тем не менее у Пенкной я вдруг резко тормознула на зелёный свет — перед самым носом промчался «мерседес» — вправо, на красный свет, с бешеной скоростью пожарной машины. Я с большим удовлетворением прикинула: не затормози я, он врезался бы мне прямёхонько в середину левого бока.
Однажды тоже пришлось пережить страшную минуту — возможно, душа в это время была занята чем- то другим. А может, знала, чем все кончится, и решила не морочить мне голову. Ехала я Вислострадой на север, гололёда не было, правда, моросило, и на дороге подмерзала заснеженная грязь. Темно и совершенно безлюдно. Позади, очень далеко, виднелись в зеркале чьи-то фары. Впереди никого. На спидометре ровно пятьдесят пять. Случилось это неподалёку от Тамки. Вдруг в зарослях с левой стороны что-то зашевелилось — какой-то человек вынырнул в десяти метрах впереди и полетел прямо к шоссе, к месту перехода. Я поняла — ничего не успею сделать, собью его, а если затормозить, меня развернёт и я звездану его задом. Другого выхода просто нет! Я перестала нажимать педаль газа и замерла. Неотвратимая неизбежность подавила во мне все здоровые реакции.
Человек выбежал на шоссе и вдруг застыл как вкопанный. Я проехала в двадцати сантиметрах от него, он погрозил мне кулаком. Да я готова была обнять его или пасть к его ногам из благодарности: надо же, все-таки остановился, золотой ты мой, бриллиантовый! Он не стал ждать моей благодарности, а побежал к Висле. Надеюсь, не топиться.
В другой раз со мной ехали дураки пассажиры. Отправилась я в Казимеж на храмовый праздник, уговорили коллеги-архитекторы, назавтра возвращалась, прихватив с собой приятеля и его знакомых — супружескую пару средних лет. Не помню, где все это произошло. Выехали мы уже затемно, проезжали какой-то посёлок по булыжнику. Впереди на полную мощность горел дальний свет машины, которая вела себя странно: светила мне в лицо, а не на другую сторону шоссе. Я помигала, — фары продолжали светить прямо в глаза. Я перестала вообще что-либо видеть, разнервничалась, медленно подъехала и вижу: стоит, скотина, на левой полосе с включёнными дальними фарами. Я затормозила, выжидая, пока глаза привыкнут к свету. Автомобиль застрял у ворот во двор, пассажир и водитель суетились вокруг.
Сперва я от удивления вежливо обратилась к шофёру: неужели не понимает, что творит? Стой себе где хочешь, только надо же выключить огни, не ослеплять едущих водителей!
Он ответил по-хамски, грубо и нагло. Посоветовал мне, изящно выражаясь, отвалить. Я завелась с
