У второго моего приятеля приключения были яркие и многочисленные, а среди них встречались прямо- таки истории из прошлого века, даже, можно сказать, восемнадцатого. Например, история, как он спускался зимней ночью по строительным лесам с шестого этажа, потому что нежданно-негаданно вернулся муж героини его романа. Хорошо ещё, что он не дал замуровать себя в алькове. Или ещё прелестный вечер со случайной знакомой, когда его выследила его постоянная подруга и устроила под дверьми такой скандал, что чертям тошно стало, а милый вечер пошёл коту под хвост. Потом мстительница ещё и подожгла изменщику машину марки «трабант». Подробности происшествия я знаю точно, поэтому и говорю с тех самых пор, что в человеческих поступках для меня нет ничего невероятного.
Мой трактат никогда не был опубликован, и, как мне кажется, поделом. Может быть, я плохо его написала, может, он оказался слишком несовременным, чего-то ему, во всяком случае, не хватало. Однако фрагменты его годились чуть ли не на все случаи жизни, их стоило бы использовать, чего я не сделала, а теперь очень жалею, потому что рукопись пропала. Правда, я дамских романов не пишу, но любовной страстью нетрудно было бы извинить любую глупость на свете. Если никоим образом не удаётся найти мотив преступления, всегда можно сказать, что жертву уделал влюблённый кретин или влюблённая кретинка, причём по ошибке.
Ну ладно, пропала рукопись — и пропала, что теперь поделаешь…
Все реалии я проверяю очень старательно и добросовестно, иногда как бы на вырост и впрок, хотя, может, не слишком методично. В медный рудник, например, я ворвалась без определённых намерений, это мне ни для чего не было нужно, и до сих пор не понадобилось, но кто знает…
Я попалась на удочку флотации. Понятия не имею, что такое флотация и для чего она служит, но напишу, как этот процесс выглядит. Я знаю его по игорным автоматам из Тиволи.
Так вот, в довольно большом помещении по широкому конвейеру движется вперёд густая грязь, почти совершенно чёрная, причём не сама движется, а её подталкивает специальное устройство. Грязюку пихает вперёд такая вертикальная заслонка: толкнёт кучку, кучка валится вперёд, потом заслонка пихает ещё раз, ещё… Казалось бы, грязюка должна падать вниз, вот-вот свалится, ан нет — фигушки. Не падает. Завалится при следующем толчке или нет? Вот и нет… Ну так сейчас бухнется!… Холера её затрепи, снова не упала!.. Ну вот сейчас, вот-вот… Ничего подобного… Уж теперь-то! Ну наконец-то… Часика эдак через два меня силком уволокли с помоста возле этой машины. Дай мне волю, я бы застряла там суток на двое, не меньше. Невозможно глаз оторвать от этой кучки грязи! Слетит' дерьмо или нет?!
Точно такие же устройства находятся в увеселительных заведениях, и я стараюсь избегать их, как огня, потому что прекрасно знаю: мне лично там гарантировано банкротство. Мне — но не всем.
Две такие машины стоят в Тиволи. Разумеется, в них не грязюка плывёт, а жетоны, огромные такие блины, самые большие, которые можно себе представить. Они лежат кучей, а то, что слетает, составляет выигрыш. Кидаешь туда очередные, они падают кучкой за теми, что уже там накопились, и подталкивают их вперёд. Страшная куча уже едва держится, вот-вот упадёт, ну вот ещё секундочку… Ничего подобного. Ладно, ещё чуть-чуть, вот обменяю на эти блины очередные десять монет…
Эта свисающая куча оборачивалась таким обманом зрения, что аж дурно делалось. Раззадоренные игроки кидали туда целые состояния, в том числе и я, хотя редко, потому что эту заразу я раскусила в два счета. Но шлялся там какой-то старый бородатый козёл — ему бы без грима людоеда играть, — и караулил. Терпение у него было сверхчеловеческое. Он ждал того момента, когда от очередной кучки отойдёт проигравшийся кретин, который, поверив в свисающую кучу, накидал массу жетонов, а у него ничего не вышло. Кретин разочаровался, или там деньги у него кончились, и он отказывался от развлечения. Тогда людоед кидал несколько жетонов, и куча в конце концов сваливалась. Людоед забирал своё, предусмотрительно не дожидаясь, пока упадёт следующая кучка, и караулил очередного игрока Он здорово на этом выигрывал, я специально несколько дней за ним следила и лично в том убедилась.
Второго выигравшего я встретила в Брюсселе. Увеселительное местечко тянулось вдоль железной дороги километра на два, я не шучу. Таких устройств для флотации меди там стояло несколько штук. От тех, что в Тиволи, они отличались дополнительной приманкой, а именно: поверх всего жетонового хлама лежали электронные часы, которые тогда были ещё в диковинку. Вместе с какой-нибудь очередной кучей слетали и часики. Возле одной такой машины я наткнулась на земляка, он тоже дураком не был и проделывал примерно то же самое, что и людоед, только с меньшей долей терпения: высматривал игрока-неудачника, продолжал игру после него и показал мне пять штук часиков. Он как раз спихивал себе пятые и признался мне по секрету, что эти часики обеспечивают ему тут, в Бельгии, вполне сносное житьё; есть покупатель, который берет у него товар по двести франков за штуку. Однако земляк собирался после Бельгии ещё попутешествовать, вот на это путешествие он и зарабатывал. У него уже есть кой-какие сбережения, осталось только чуть-чуть поднакопить, с недельку поиграет — и хватит…
Такое же развлечение бытовало и в Тюильри. Французы, должно быть, повредились в уме, потому как учинили там нечто чудовищное…
Ну вот, надо же, я-то думала, что в приложении будет один обыкновенный хаос, а оказывается, что и от хаоса ещё нужны отступления. Я пыталась вспомнить, когда же это было, и выяснилось, что с моим тогдашним пребыванием во Франции связаны сопутствующие обстоятельства.
Я сидела в Дании у Алиции. В предыдущем году на скачках в Шарлоттенлунде я пережила нечто ужасное, поскольку надумала поставить в четвёртом заезде комбинацию 2-7-10; заполнила купон, сунула его в программку и забыла сдать в кассу. Вспомнила я об этом только тогда, когда лошади выходили на финиш и на третьем месте аккурат оказалась десятка. Перед ней были семёрка и двойка… Меня чуть было на месте кондрашка не хватил, я так и не стала выяснять, сколько тогда выплатили выигрыш, намеренно уговаривая себя, что не больше трехсот крон, потому что от трех, например, тысяч я бы трупом пала на месте. После я очень старательно следила, чтобы никогда больше не свалять такого же дурака.
Алиция высмотрела в рекламе экскурсию в Париж за семьсот крон, почти задаром. Её племянница Малгося купила себе дом в Бретани и отчаянно зазывала её к себе, даже вместе со мной, потому что ей требовались совет и помощь в обустройстве дома. Алиция не рвалась на эту тяжёлую работу, но поехать ей хотелось; с другой стороны, стоял август — самый жаркий месяц в Париже, с третьей стороны, она очень любила путешествовать, а на сей раз мы могли даже пожить бесплатно в пустой вилле деверя Малгоси, семь минут электричкой с вокзала Сен-Лазар, с четвёртой стороны — Алиция не выносила жары и так далее… Словом, мы обе колебались. Я отправилась на скачки, все ещё сердитая и раздражённая из-за этой своей несыгранной комбинации с прошлого года. В этом году я уже старательно доводила до конца все свои идеи, и результат оказался весьма неожиданный.
Я решила, что обязательно выиграет восьмёрка, поэтому ставила на неё во всех заездах подряд. И надо же было так случиться, что среди шедших под восьмым номером оказалась одна лошадка, принёсшая солидный выигрыш!
Выплатили тогда тысячу двести крон, если учесть, что остальные комбинации проиграли, то чистой прибыли, у меня оказалось семьсот двадцать крон. Аккурат стоимость экскурсии в Париж!
— Судьба! — сказала я торжественно Алиции. — Не знаю, как тебя, но меня толкает во Францию высшая сила!
Алиция примирилась с решением сверхъестественных сил, и мы поехали.
Мелкие и незначительные подробности я опускаю. Не стану рассказывать, как мне пришлось одалживать у Алиции платья, потому что я набрала с собой вещей только для Дании, и ничего по- настоящему летнего у меня просто не было. Не стану говорить, как мы только чудом не перекусали друг дружку на вокзале Сен-Лазар, потому что никак не могли вспомнить, у кого из нас должен был быть адрес этого Малгосиного деверя, а жара добивала нас на месте; опущу тот момент, когда Алиция сняла с себя платьишко и задумчиво спросила:
— Слушай, как ты думаешь, когда высохнет, будет стоять само?
…Не стану расписывать, что единственным прохладным местом во всем городе оказалась лавочка около сортира на площади Пигаль, прибежище парижских проституток. К сожалению я не могла там просидеть все время пребывания в Париже. Не буду живописать кошмарную пирамиду в Лувре и книги Малгоси, которые я вместе с ней расставляла по полкам в два часа ночи.
Ой, нет, этого я не могу не рассказать: французы впали в гигантоманию
Ни Алиция, ни я не чувствуем тяги к обществу, обе любим быть наедине. Мы бегали по Парижу не
