зашатался.
– Дорогая, осторожно! – предупредил девушку полковник. – Сейчас камень сдвинется и перекроет вход окончательно. А валун, обрати внимание, тяжелый, если он закупорит вход, мы его уже не поднимем.
– Ага, – еле-еле проговорила Ершова, лицо которой заливал пот. – Понятно!
Камень поддался. Девушка изо всех сил уперлась в него ногами, чтобы не дать ему соскользнуть вниз и перекрыть вход. Аккуратно, по миллиметру, упираясь спиной, Ева принялась выталкивать ногами валун вверх.
– А-а-а-а, какой тяжелый! – с трудом выдохнула Ершова. Икры ее ног сводило судорогой. Наконец камень показался из-за края обрыва.
– Держу! Держу! – закричал Владимир Евгеньевич, которой с трудом дополз до края углубления. Полковник обхватил валун двумя руками и теперь тащил его вверх, морщась от боли в поломанной ноге. Ева подталкивала булыжник с другой стороны.
– Есть! – воскликнула девушка, когда Рязанцев наконец-то выволок камень наверх и повалился без сил на неровный пол пещеры. Ершова упала рядом. Оба с трудом, тяжело дышали.
Наконец Ева смогла подняться и посмотреть на щель, которую они расширяли. Вместо узкого прохода, ведущего под землю, она увидела большой черный провал, диаметр которого был вполне достаточным для того, чтобы туда пролез человек.
– Я сейчас возьму горящую ветку и полезу туда, посмотрю, что там дальше, – сказала Ершова. – А потом вернусь к тебе.
Рязанцев побледнел. Ему, сильному и решительному мужчине, защитнику и герою, было просто невозможно осознавать, что он почти ничем не может помочь свой юной, худенькой и женственной невесте, на плечи которой отныне легла основная тяжесть по их спасению.
Бубнов с трудом открыл глаза. Взгляд его был бессмысленным. Самолет заходил на посадку. Слюнько и Марьяна сидели, глядя вперед. Как бы ни хотелось им побыстрее попасть на биостанцию и включиться в поиски похищенного яйца, поделать они пока ничего не могли.
– Где это я? – спросил аспирант, протирая глаза.
– В самолете, – весело ответил ему кто-то из пассажиров.
– Я хочу обратно, в общежитие, – сказал Дмитрий, взгляд которого постепенно обретал осмысленность, – я хочу убить Петю и свою неверную подругу. И пусть меня потом повесят, как Саддама. Мне все равно!
Лицо аспиранта приобрело черты угрюмой сосредоточенности.
– Дима, – обратилась к нему Марьяна, – я, конечно, все понимаю, но ты демонстрируешь невероятный эгоизм. Кроме твоих личных переживаний, ты ничего не видишь и не слышишь. Разве это хорошо?
– Нет, – тут же ответил Бубнов. – Очень плохо. Я согласен. Обещаю, что, как только убью Петю и Машу, я сразу же сосредоточусь на яйце барионикса.
– Сосредотачиваться уже не на чем, – подал голос Слюнько. – Яйцо похитили.
– Кто? – вяло поинтересовался Бубнов.
Ему никто не ответил. Марьяна повернулась к профессору.
– Игорь Георгиевич, – махнула она рукой, – вы же видите, что нашего Дмитрия не интересует ничего, кроме Пети и Маши. Он хочет пойти по стопам Отелло.
– Да, – честно признался Бубнов. – Хочу.
– О мелкотравчатые, никчемные людишки, – вздохнул Слюнько, не забывая, впрочем, потягивать яблочный сок, который ему принесла стюардесса, – их интересуют только их личные дела, а не судьбы мира!
– А какое отношение имеет яйцо к судьбам мира, – пожал плечами аспирант, – это частная научная проблемка. Говоря вашими, Игорь Георгиевич, словами, мелкотравчатая.
За круглыми проемами иллюминаторов появились плотные белые облака. Воздушный лайнер снижался. Вскоре внизу появились поля, изгибы реки, а также хорошенькие белые домики, словно сделанные из сахара.
– Сейчас пересядем на другой рейс и полетим назад, – сказал профессор, который уже весь извелся от бездеятельности. – А пока хоть телевизор в аэропорту посмотрим. Кстати, как там гроза над Кавказом, продолжается?
При мысли о том, что академику Защокину, возможно, уже удалось добраться до станции, Слюнько стало совсем худо. Его аспирант, совершенно не оправдавший возложенные на него научные надежды, смотрел в окно.
– Я думаю, что надо искать яйцо прямо в доме, – вдруг сказала Марьяна. – Похититель не стал бы его никуда нести в такую погоду. Разве что он решил яйцо сознательно уничтожить, но это маловероятно.
– То есть вы думаете, что барионикс в доме? Где-то в тайнике? – переспросил Игорь Георгиевич, и глаза его загорелись.
– Да, – кивнула Филимонова, – называйте это как хотите – предвиденьем или интуицией. Я не знаю, на чем зиждется моя уверенность, но я чувствую, что яйцо где-то там, на станции. Его никто и никуда не уносил. Скорее всего, преступнику надо просто создать видимость того, что яйцо похитили. На самом же деле его просто спрятали.
– Но его же надо греть.
– Значит, нужно под котлом отопления спрятать.
– Но не летом же?
– Или на кухне. Возле печки.
– Вы еще скажите, что его надо прятать среди других яиц, замаскировав под куриное!
Марьяна отвернулась, Слюнько надулся. Самолет плавно коснулся шасси взлетно-посадочной полосы. Профессор встал и принялся натягивать на себя ветровку. Марьяна спрятала в сумку свои тапки, которые всегда надевала в самолете. И только Бубнов не шевельнулся, тупо глядя в окно.
– Только не кричи, – тихо сказал ей кто-то в ухо.
Виктория открыла глаза, но ничего не увидела из-за полной, кромешной темноты.
– Ты очень нехороший человек, – решительно сказала Виктория, приготовившись к смерти. – Зачем ты всех убил, а?
– Я? Всех убил? – удивился ее собеседник. – Ну, ты даешь!
К своему глубочайшему изумлению, Сушко узнала голос Бадмаева.
– Юрий, – прошептала девушка, обвивая его за шею, – это ты? А я чуть было не проткнула тебя тесаком!
Бадмаев улыбнулся и крепко прижал к себе Викторию.
– Все хорошо, – сказал он, – рад, что я тебя нашел. Я тут уже чуть с ума не сошел. Пришел на станцию, дверь открыта, никого нет, в холле лежит труп Шварца, возле кустов – изрезанная куртка Иванова, а в кабинете Колбасовой – одинокая туфелька. От тебя с Курочкиным вообще никаких следов не осталось. Кстати, а где яйцо? Или я задаю риторический вопрос?
– Конечно, риторический, – ответила Сушко, прижимаясь к широкой и надежной груди Юрия и начиная плакать, – все это случилось из-за яйца. Шварца убили самым первым. Возможно, его убил Курочкин. Он пропал одновременно с убийством Валерия! Потом был убит Василий Борисович. Он вышел поискать следы возле того места, где был найден труп Шварца, и потом дико закричал. Мы с Колбасовой в этот момент сообщали о смерти орнитолога в милицию. Я оставила Анастасию Геннадиевну в ее кабинете и выбежала на улицу, а там… а там…
Только сейчас Сушко полностью осознала, как страшно ей было стоять в темноте с фонариком на пронизывающем ветру и под дождем. Убийца при этом был совсем рядом! Виктория задрожала. Ее жизнь висела на волоске.
– Я нашел возле зарослей рододендрона обрывки куртки нашего завхоза, – сказал Бадмаев. – Его кто-то исполосовал ножом. Правда, тела я так и не увидел.
– Скорее всего, убитого сбросили со скалы, – сказала Виктория, – но сейчас, в темноте, мы вряд ли его найдем.
– Вряд ли, – согласился ботаник, не переставая чутко прислушиваться к окружающей обстановке.
– Василий Борисович пошел искать следы убийцы, – сказала девушка, вытирая нос, – и его тоже,
