пытался сначала рухнуть, споткнувшись о лежащие поперек прихожей белые рулоны, закатанные в прозрачную пленку, а потом ухватился за дверной косяк, но Аля пару раз чувствительно стукнула его по пальцам, и он, обиженно завыв, вывалился на площадку, где лицом к лицу столкнулся с нарядом милиции. Бдительные соседи сверху, услышав грохот выстрела, вызвали представителей правоохранительных органов.
— А это еще что? — удивился высокий, под два метра ростом, и очень широкий в плечах капитан, глядя на то, как Аля поддала Стасу коленом под зад и тот, взвизгнув, продвинулся в сторону лестницы еще на пять сантиметров.
— Это у нас Стасик Тигринский — он трус, балбес, болтун, аспирант и халявщик, — злобно проговорила Аля, — а там, — девушка махнула рукой в сторону двери, — у нас труп Эммы Никитичны Полканавт. Пойдемте, покажу.
— Да, пожалуйста, покажите, — вежливо отозвался капитан. Его помощник в чине старшего лейтенанта, имеющий примерно габариты Моськи, с любопытством вытягивал шею.
Они зашли в квартиру, аккуратно переступили через разбросанные рулоны обоев, потом прошли через комнату к входу в коридорчик, один конец которого вел к ванной, а второй — на кухню. Еще минуту назад вход в коридор почти полностью перекрывало тело Полканавт, но сейчас там ничего не было. Аля моргнула. Потом моргнула еще раз. Она потерла глаза, перекрестилась, но тело не появилось.
— И где обещанный труп? — спросил милиционер, похожий на Моську, а великан расхохотался и, сказав: «Ну и шуточки у вас, девушка!» — пошел к выходу.
«Постойте, он же только что был здесь! Труп Эммы Никитичны!» — хотела закричать Аля, но из горла не вылетало ни звука.
Милиционеры, вяло переговариваясь, двинулись на выход.
— Подождите, — наконец обрела дар речи Аля, — пожалуйста, еще секундочку! Давайте вместе заглянем в ванную, больше ей быть негде!
— Кому — ей? — спросил лейтенант. — Вы же сказали — труп? А в ванной тогда у вас — кто?
Капитан опять смачно захохотал и пошел по коридорчику к ванной. У двери он увидел большую темную лужу, и его веселость как ветром сдуло.
— Что это? Кровь? Откуда?! — резко и отрывисто спросил он.
— Да, это кровь девушки, которая, я надеюсь, сейчас уже в больнице, — подтвердила Аля. — А та женщина, что была трупом, но которая вовсе не так мертва, как казалось, наверное, в ванной, только будьте очень осторожны. Эта женщина вооружена.
— Чем? — спросил капитан, доставая из кобуры пистолет.
Лейтенант уже что-то быстро говорил в рацию. Стасик молчал и пытался незаметно просочиться в сторону входной двери. Ему было страшно.
— Так чем она вооружена? И кто такая эта «она»?
— Эмма Никитична Полканавт, я же сказала. Она вооружена остро наточенным геологическим молотком.
— Наточенным молотком? Что за чушь? Как молоток может быть наточенным? Я еще понимаю — топор.
— Вы видели когда-нибудь альпеншток? Или ледоруб? — спросила Аля капитана.
— А-а-а-а… Это такой, которым Троцкого порешили? Ясно. Так и говорите — ледоруб. А то — молоток, молоток… Что я, молотка, что ли, не видел.
В этот момент Аля услыхала, как еле слышно скрипнула входная дверь.
— Она ушла! Она была в кладовке!! — воскликнула Алиса, кидаясь в прихожую.
Там, на куче строительного материала, они нашли небольшое красное пятнышко. Милиционеры попытались ее преследовать, но Эмма Никитична как сквозь землю провалилась.
— Мам, я в больнице, — позвонил Валентине Ивановне Борщ, — пригони машину, пожалуйста, а то я по уши в крови.
— Ты ранен? — охнула Каверина, отметив тем не менее, что голос у сына вполне бодрый.
— Нет, ранена Наташа. А я кое-кого пришил полчаса назад.
— Не хвастайся такими вещами, сынок, — наставительно проговорила Валентина Ивановна. — Я сейчас приеду, говори, в какой ты больнице!
— Еще и Стручковых надо домой отвезти, они совсем расклеились, — хмуро сказал Борщ. — Профессор плох, рыдает, говорит, что был не прав, собирается поменять мировоззрение и уйти в монастырь, тем более что Зинаида Алексеевна наконец решила с ним развестись.
— Могу себе представить, — проворчала Каверина, вжимая педаль газа в пол. В шестьдесят она водила машину так же лихо, как и в двадцать лет. — Я Стручкова не люблю уже почти сорок лет, но все равно ему сейчас сочувствую.
Выгнав Тигринского, Аля тщательно осмотрела квартиру, заперла дверь на ключ и села на кухне.
«Как я устала, — подумала она. — Сплошные ужасы третьи сутки подряд». Ночью она оступилась, и сейчас лодыжка неприятно ныла. Хотелось горячего чаю и ощущения надежного плеча, но Борщ уехал с Наташей в больницу, а сил встать, найти в холодильнике какую-нибудь снедь и вскипятить чайник у Али не было. Она так и сидела два часа в углу, нахохлившись и сжавшись, пока Барщевский не переоделся, не поговорил с мамой, не отвез домой чету Стручковых, не сдал плафоны в банк на ответственное хранение и в конце концов не вернулся к Але.
— Алька, — сказал он прямо с порога, — Алька, давай дружить.
— Мы сегодня уже дружили утром. Ты забыл? — счастливо прошептала она, с трудом вставая с табуретки и крепко обнимая Александра за широкие надежные плечи.
— Ну что ты, я отлично помню, но мы же договаривались дружить по два раза в день… Впрочем, нет. Лучше мы подружим вечером, а сейчас съездим в институт и поставим все точки над «i». Ты сможешь идти или совсем сил нет?
— Могу, конечно, — проговорила Аля, чувствуя, как прибавляются ее силы в присутствии Борща, — особенно если ты купишь мне мороженое. Пломбир.
Александр фыркнул:
— От тебя, Невская, одни убытки. То тебе пиццу, то тебе мороженое, то почти весь мармелад у меня дома съела.
— Пиццу ты сам попросил, а я, как девочка на побегушках, за ней через лужи перепрыгивала…
Они спускались вниз, хохоча и крепко держась за руки.
Сначала вернулась способность слышать, и Наташа различила громкий скрип и скрежет. Потом появились и чувства, и Наташа ощутила, как на ее лицо то падают лучи света, то становится темно, а также вибрацию — ее куда-то везли по коридору. Было очень плохо, тошнило, болела голова, тело казалось чужим и тяжелым.
«Ах да, это была Полканавт. Пыталась убить меня геологическим молотком, но, видимо, у нее не получилось», — вспомнила Наташа и искренне обрадовалась тому, что Эмма Никитична не довела дело до победного.
«Дед бил-бил, не добил, баба била-била, не добила…» — подумала Наташа, засмеялась, но тут вернулись ощущения в правой руке и девушка взвыла. Каталка остановилась.
— Как вы себя чувствуете? — практикант наклонился над Наташей. В его голосе звучало сострадание.
— Плоха-а-а-а… Умираю-ю-ю, — простонала Наташа.
— Сейчас я позову врача! — испуганно воскликнул практикант, глядя на Наташу большими честными глазами через круглые стекла очков.
— Виталия Викторовича? Не надо, Сережа, — грустно отозвалась Наташа. — Мне не настолько плохо.
Практикант тут же воспрял духом. «Ага, Виталий Викторович ее больше не интересует», — подумал он с удовлетворением и оглянулся. Они стояли в коридоре, вокруг никого не было. Практикант решился.
— Наташенька, выходите за меня замуж, — твердо сказал он.
Еще секунду назад Наташе казалось, что она умирает, все болело и ныло, тошнило, но внезапно
