сведения об их якобы антисоветской деятельности. Вердикт выносился без всякой проверки, иногда лишь по одному заявлению[88].
В соответствии с приказом Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 г. № 270 командиры и политработники, срывающие знаки различия и сдающиеся в плен, объявлялись дезертирами, а их семьям грозил арест, государственного пособия и помощи лишались командиры и группы красноармейцев, сдавшиеся врагу, не исчерпав все средства к сопротивлению. Приказ призывал «драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим»[89].
Между тем, согласно нормам международного гуманитарного права (хотя Советский Союз и не был участником Женевской конвенции 1929 г., определявшей правовой статус военнопленных), юридическое положение военнопленных базируется на признании, в частности, того постулата, что они не преступники.
Как видим, вопрос об отношении Советского Союза к собственным военнопленным теснейшим образом связан с темой прав человека.
Сегодня, после двух мировых войн, после ГУЛАГа и Освенцима, после эпохи коммунизма и фашизма, ценности демократии, важнейшим свойством которой является соблюдение прав человека, не могут быть поставлены под сомнение. Однако попытки апеллировать к правам человека до сих пор воспринимаются некоторой частью российского общества как «интервенция Запада», как покушение на «вековые устои».
Независимо от того, как мы ответим на вопрос о происхождении человечества (результат естественного отбора, или от Бога, или как эксперимент, поставленный более высокой цивилизацией), необходимо признать за каждым человеком абсолютную ценность, или, как писал И. Кант, «статус самоценности», при этом личность не должна быть орудием осуществления чьих-либо планов[90]. Эта мысль интерпретируется следующим образом: «Как бы общество ни оценивало данного человека и как бы сам он ни относился к себе, он уже как личность имеет ценность в глазах государства и общества»[91].
Известна формула Макиавелли: «Цель оправдывает средства». В международном праве прав человека закреплен другой основополагающий принцип: человек — цель, а не средство. Когда мы говорим «человек — цель, а не средство», то имеем в виду заботу общества и государства об охране прав и свобод каждого человека. В иерархии целей общества интересы человека должны быть поставлены на первое место. Разумеется, возможны государственные мероприятия, в какой-то мере ущемляющие интересы конкретного человека, если это делается во благо общества, при этом разумные ограничения прав человека должны соответствовать международно-правовым критериям таких ограничений, быть закрепленными в национальном законодательстве, проводиться в строго дозированных масштабах, когда другими методами невозможно решить ту или иную социальную задачу.
Международные пакты и декларации, такие как Всеобщая декларация прав человека ООН 1948 г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г., Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 г. и другие, способствуют тому, чтобы принцип «человек — цель, а не средство» стал достоянием национального законодательства. Однако история и современность изобилуют примерами отрицания этого принципа, а в некоторых государствах такое отрицание стало краеугольным камнем внешней и внутренней политики. Оно основано на утверждении, что общественный, общенациональный интерес важнее личного. Это основа марксистско-ленинской идеологии, которая рассматривает человека как средство достижения общественно важных целей и требует от него жертв во имя светлого будущего. Эта идеология проповедует дух коллективизма в противоположность «буржуазному индивидуализму», якобы разъедающему и расчленяющему общество. Для коллективизма характерны: отказ человека от своих прав ради общественных интересов, готовность к самопожертвованию, дисциплина и иерархия в системе власти, игнорирование мнения меньшинства и преследование носителей этого мнения, сведение роли человека к функции «винтика» в механизме социального управления, нивелирование личностей путем их подчинения единым стандартам, создание «нового» — «социалистического» — человека, не способного возражать властям и господствующей идеологии, строгая и мелочная регламентация всех сторон общественной и личной жизни, гипертрофированный социальный контроль и бюрократизация государственного аппарата.
Коллективизм есть коллективное начало в чем-либо (в какой-либо деятельности и т. д.). После Октября 1917 г. данный принцип общности стал важнейшим принципом насаждавшейся морали и резко противопоставлялся индивидуализму, в нравственной ориентации которого марксистско-ленинская доктрина усматривала эгоизм — поведение, целиком определяемое мыслью о собственной пользе, выгоде, предпочтением своих интересов интересам других людей.
С «противопоставлением отдельного индивида обществу, интересов отдельной личности интересам общества» — индивидуализмом — боролись всегда и везде. К примеру, на селе все те, кто действительно умел «трудиться на себя», трудиться самоотверженно, были обречены на ликвидацию без всякого приобщения к кооперации, без экономического «пристегивания» к новым процессам. Благосостояние и жизни многих, многих людей приносились в жертву мистической страсти к единообразию, к похожести. Самым низменным страстям грубого уравнительства, зависти удавалось повелевать нашими действиями.
Весь ужас жертвенного социализма встает перед нами со страниц романа одного из самых крупных и оригинальных русских писателей XX в. А. Платонова «Чевенгур». Один из героев — Саша Дванов жаждет свирепой ликвидации старого «жлобского» хозяйства и призывает на сытые души оставшейся буржуазии всю беспощадность «страшного суда рабочей расправы»[92], в соответствии с каковыми принципами в Чевенгуре и был потом назначен день второго Пришествия, и местные твердокаменные пролетарии со «спокойным равнодушием мастера, бракующего человечество»[93], благополучно отправили на небо, дав им предварительно причаститься, всех буржуев (то есть домовладельцев) города, прострелив им для верности и проверки не только черепа, но и шеи. Это он, Саша Дванов, убежден, что «дело социальной революции — уничтожить личность», и от имени всемирного коммунизма заверяет: «Людям дадим мы железные души…»[94]Итак, чевенгурцы решили «организовать» социализм (и даже коммунизм) в городе исключительно волевым, внеэкономическим путем: ликвидировали буржуазию, дважды расстреляв ее (сначала уничтожили тела, потом — души), искоренив тем самым не только «плоть нетрудовых элементов», но и, как пишет А. Платонов, «запасы накопленной вековой душевности»[95] , а сами начали жить, ничего не делая, — таков принцип, иначе попадешь под обструкцию своих же товарищей. Делать ничего нельзя, ибо производство, по мысли чевенгурцев, приводит к продукту, а продукт — к эксплуатации. «Труд раз и навсегда объявлялся пережитком жадности и эксплуатационно-животным сладострастием, потому что труд способствует производству имущества»[96] . Чевенгурцы всю неделю «отдыхают», то есть мучаются от принципиального безделья; лишь один раз в неделю у них субботник, и по субботникам они выдирают старые сады и дома и переносят их ближе к центру города.
В Чевенгуре для социализма работает теперь одно лишь… солнце: «…за всех и для каждого работает единственно солнце, объявленное… всемирным пролетарием»[97].
Уместно здесь привести слова известного культуролога Ю. Лотмана, произнесенные им в последнем в его жизни интервью. Отвечая на вопрос — что за явление паразитизм? — Ю. Лотман приходит к выводу: «Это коллективизм»[98].
Разные стороны коллективизма рассматривались социологами, политологами, юристами. Так, еще Гюстав Лебон высказывал мнение, что «коллективистское государство» будет управлять всем посредством огромной армии чиновников, которые будут регламентировать малейшие подробности жизни граждан»[99]. Так было в СССР. Это явление сохраняется и в современной России. Несмотря на необходимость экономии средств на содержание огромной армии чиновников и клятвенные заверения властей о сокращении госаппарата, когорта чиновничества растет, процветает коррупция, издается масса инструкций, постановлений, циркуляров, целевых программ, которые, как правило, не исполняются из-за отсутствия средств и по многим другим причинам. Армия управленцев берет на себя функции, которые в развитом гражданском обществе реализуются путем саморегуляции этого общества.
