Я страдала от осознания рухнувшей надежды, ощущения пустоты, пережитого пренебрежения и унижения. Ведь я совершенно этого не заслужила! Такого никто не заслуживает! От этих мыслей я зарыдала белугой.
Так уж в тот день повелось, что Витьке пришлось и дальше меня выручать. Собрание закончилось. Рабочий день, наконец, начался.
Ребята из моего отдела потихоньку 'стекались' на свои рабочие места. Никто ко мне не обращался, вопросов не задавал, старались не замечать и не трогать. Видимо, мой внешний вид, состояние и настроение к этому не особенно располагали.
Витька поймал меня по пути в туалет, где я намеревалась окончательно разделаться со своим сильно пострадавшим макияжем.
— Ну что кикимора, ты чего как с креста снятая по офису ходишь, людей пугаешь? Вон секретарша с моими ассистентками уже сплетничают про тебя.
Я постаралась глубоко вдохнуть носом и случайно втянула сопли. Витька внимательно посмотрел на мои припухшие от слез глаза, и сарказм постепенно исчезал с его лица.
— Так, красавица, идем с тобой попьем кофе с чаем и коньяком.
— Я не хочу сидеть на кухне. Каждая собака в офисе будет обсуждать, как я слезами умываааюсь.
Сказав это, я зарыдала еще громче.
— Будь спокойна, это уже обсуждает каждая собака, птичка и рыбка на каждом из ста двадцати метров нашего офиса. Только кадровый отдел, как обычно, остается в неведении по причине полной изоляции от нормального общества. Пойдем, посидим в нашей любимой забегаловке, по случаю тяжелого стресса я угощаю.
— На работе нельзя коньяяяк… это неприличноооо…
Я все рыдала и рыдала, серьезно рискуя затопить офис. Витька взял меня под руку и в срочном порядке вывел из конторы.
Дождь все не прекращался. У неба явно накопилось недовольство, прямо, как у меня. Когда мы выходили из офиса, никто из нас не догадался взять зонтик. Витя дал мне свою куртку накрыть голову, и мы побежали к его машине.
У Витьки была хорошая машина, я тоже мечтала о такой. Хонда Аккорд 2005 года выпуска. Всегда думала, что если созрею взять кредит, то только на эту японскую барышню.
В машине я немного успокоилась. Мы поехали в бар 'Сорок четыре'. Иногда мы выпивали там после работы. Это наше с Витькой место — отвратительная забегаловка с абсолютно советским интерьером, ужасным обслуживанием, сосисками в тесте и тетками в дурацких чепчиках и кружевных фартуках. Настоящее ретро. Отличная натура для съемок фильма про советские времена. Стильное название и вывеска остались от стокового магазина одежды, который располагался на этом месте, на протяжении семи лет. Не знаю, за что мы так приросли душой к этой кафешке, но посещали ее с завидной регулярностью.
Карамзин — мой лучший друг во всем мире. Если бы он не был 'голубым', я давно вышла бы за него замуж, и жили б мы долго и счастливо, а потом бы умерли в один день. Но так случилось, что сей 'недуг' косит лучших представителей рода человеческого, в результате чего, такие как Витя навсегда остаются только друзьями.
Черт, возьми! Ну, почему голубыми не становятся сантехники, столяры и строители? Никто не стал бы расстраиваться тому факту, что очередной чернорабочий-алкоголик не женился и не оставил по себе потомство, еще одного такого же чернорабочего-алкоголика. Почему лучшие обладают наихудшей выживаемостью и способностью к воспроизводству? Это же, по истине не справедливо!
Мы зашли в 'Сорок четыре', я присела на диванчике у окна с кружевной занавеской не первой свежести, и обняла пыльную подушку, от чего сразу чихнула из-за попавшей в нос пыли. Витя пошел заказывать выпивку.
Стоя у бара, он со счастливым видом помахал мне рукой и сделал какие-то непонятные жесты кулаком, направленным в потолок. Видимо, это какой-то, мало известный жест, означающий 'я с тобой' или 'no pasaran', или еще что-то не менее жизнеутверждающее.
Оценив по достоинству его усилия, я выдавила из себя жалко-радостную улыбку и отвернулась к давно не мытому окну с коричневыми потеками. За окном бежали мамаши с детьми под зонтиками, семенили бабушки в целлофановых плащах, проезжали битком набитые маршрутки. Все на своих местах, кроме моей уверенности в себе, душевного равновесия и любви к жизни.
Витька вернулся с двумя бокалами одесского коньяка, который, в этом заведении, гордо именовался 'отечественный виски', и крабовым салатом с большими листьями желтой петрушки, персонально для меня. Откуда работники заведения достали старую петрушку в апреле? Таланты отечественных барыг воистину неисчерпаемы!
Жутко люблю крабовый салат, особенно, из соевых 'крабовых' палочек, Витя об этом знает. Даже в таком отвратительном моральном состоянии я принялась с жадностью поглощать кулинарный 'шедевр', пришедший на смену традиционному салату 'Оливье' за отечественными праздничными столами.
Мой друг недолго выжидал, пока я наемся любимой гадости.
— Ну, выкладывай. Что случилось? Кто умер? Что украли-потеряла?
Витя смотрел мне прямо в глаза. Я отставила салат, прожевала кусочек черного хлеба, потянула время, пригубив пару глотков коньяка из бокала, сильно поморщилась (скорее для вида). Девушки ведь всегда должны изображать, что не привыкли пить спиртное, даже если это не так.
Карамзин смотрел на меня в упор.
— Меня Слава бросил и теперь я снова одна. Меня достала моя работа! Меня рвать тянет от моей жизни. Я, журналист с красным дипломом, пишущий отстойные тексты про стройку и удобрения. Мои самые длительные отношения с мужчиной продолжались полгода. Я — полное ничто. Потерпела поражение во всех сферах жизнииии….
Выложив начистоту все причины моей наступившей истерии, я снова зарыдала. Немногочисленные посетители заведении стали обращать на нас, точнее на меня, внимание.
За что я всегда обожала Витьку, так это за то, что плевать он хотел на общественное мнение. Он достал белоснежный носовой платок со своими инициалами, только без кружев, такие когда-то носили аристократы из французских романов. Друг заботливо приложил платок к моему носу. Я с удовольствием высмаркалась. Ну, кому еще можно так спокойно напустить соплей в накрахмаленный платок, не опасаясь осуждения! Интересно, кто ему крахмалит платки, неужели, он сам? Я всегда хотела задать ему этот вопрос, но всякий раз мне почему-то становилось неловко.
— Про Славу я тебе давно все сказал, но ты ведь отказывалась меня услышать. Как любой влюбленный человечек, ты оправдывала его безделье, необузданную любовь к пьянкам и дешевым разукрашенным телкам.
Мне все еще хотелось оправдывать екс-любимого:
— Пока он был со мной, он ни с кем не встречался. Я бы почувствовала.
— Ну конечно, Кирочка, конечно, но сейчас мы не станем обсуждать его либидо. Лучше постараемся успокоить тебя. Откровенно говоря, он меня мало заботит.
Витя достал из пачки слегка смятую сигарету 'Житан' без фильтра и закурил. Серый табачный дым поднимался к потолку красивыми кругляшками и зигзагами, образовывая под растрескавшимся потолком густую дымовую завесу. За столом напротив сидели двое алкашей с графином водки и одним борщом на двоих, за следующим столом — две девицы, не то — студентки, не то — проститутки, выглядели, вроде сдержанно, но курили призывно.
— Что касается твоей работы, — продолжал Витя, — ты всегда можешь ее сменить. Я думал тебя все устраивает. Мы ведь с тобой работаем над одними и теми же проектами, и ты раньше не возмущалась, во всяком случае, вслух. По правде говоря, я тоже считаю свою работу полным отстоем, но пока сам себе этого не озвучивал, как-то не отдавал себе в этом отчета до конца. Нууу, не ной! Ты ведь такая замечательная девчонка! Тебе каждая барышня в офисе завидует.
С последним утверждением Витька явно преувеличивал, но когда тебе хочется перерезать вены,
