– Спасибо. Куда путь держите?
– А поедемте к океану! – неожиданно предложила Беатриче, пытаясь разглядеть спутника Левинсона. – Здесь же Орхан, кажется. Он нас всех отвезет.
Халдею ее идея очень понравилась. Он вообще был ужасно рад появлению этой парочки: в его душе зародилась надежда, что сегодня, может быть, обойдется без интима с этим странным русским.
– Замечательная мысль! – скрепя сердце, согласился писатель. – Идите к машине, мы сейчас вещи заберем и подойдем.
Потемкин с Беатриче обогнули здание комплекса с внешней стороны и вышли к площадке перед входом, где одиноко стоял клаб-кар Орхана. Вскоре появились их компаньоны с одеждой в руках. Они побросали вещи на пол и сели впереди, Кирилл с феей угнездились на заднем сиденье. Вскоре электромобиль уже выезжал на пустынный ночной пляж. Бар, как обычно, светился, но рядом никого не было.
– Пойдем туда? – спросил Потемкин, не особенно надеясь на поддержку его инициативы со стороны Левинсона.
– Да нет, – предсказуемо отреагировал писатель. – Мы сразу купаться пойдем. Да, Орхан?
Турок кивнул и обреченно вздохнул: Her mermi kutuk var[106]. Кирилл помог Беатриче выйти, и они двинулись к сияющей будке, где стоял одинокий бармен Gabriel. Когда они расположились на тюфяках, он вылез из-за стойки и подошел. Сигорец неестественно улыбался и выражал готовность услужить, но Потемкин почувствовал, что его мысли совсем не о клиентах – Гавриил второй день мучился опоясывающими болями в брюшной полости. Поначалу он списывал это на увлечение острой пищей, однако никакая диета не давала облегчения.
– Что желаете?
– Звезду с неба, – улыбнулась Беатриче.
– Извольте. – Гавриил извлек из нагрудного кармана целлофановый пакетик с белым порошком. – Новая смесь. Удивительные ощущения. Прикажете разбодяжить?
– Вы не поняли, Гавриил, – строго посмотрел на него Потемкин. – Она пошутила. Принесите нам воды.
– Просто воды? – удивился бармен.
– Да, без газа. И три бокала, пожалуйста.
– Три?
– Я что-то не так сказал?
Гавриил медленно удалился, а Кирилл подумал о том, что иногда самое простое людям представляется странным и неестественным.
– Так все-таки, не расскажешь мне о том, что поведала тебе Исида? – спросила его Беатриче.
– Она сообщила мне очень важную новость.
– Важную для тебя?
– И для тебя тоже.
– Скажи, пожалуйста.
Кирилл почувствовал, как защемило ее сердце. Он задумался.
– Однажды к Сократу пришел ученик и сказал: «Сократ, я хочу рассказать тебе кое-что про ученика твоего, Платона». Сократ ответил: «Перед тем как рассказать, ответь мне на три вопроса. Скажи, эта новость хорошая или плохая?» «Плохая», – ответил ученик. «Скажи тогда, эта новость принесет кому-либо пользу?» – «Вряд ли». – «Скажи, ты сам узнал это или тебе кто-то рассказал?» – «Рассказали». – «То есть твоя новость плохая, бесполезная и недостоверная. Есть ли смысл рассказывать ее?» «Выходит, что нет», – согласился человек и ушел с пониманием.
– Ну конечно, – грустно посмотрела на него фея. – А Сократ так и не узнал, что Платон спит с его женой.
– Хорошо, раз ты так хочешь, смотри. – Потемкин показал в направлении горизонта. – Что ты там видишь?
– Я ничего не вижу, Элохим. Сейчас еще ночь.
– Рассвет уже близок. Если бы ты поднялась на ту огромную пальму, то увидела бы, как загорается заря. Без солнца люди на земле пребывают во мраке. Великие пророки уподобляли себя солнцу и думали, что несут народам свет истины, а потому требовали поклонения себе. Но им было неведомо, что солнце – лишь песчинка в безбрежной пустыне вселенной, над которой стоит иное светило, не нуждающееся ни в каком поклонении, ибо свет его недоступен человеку. И люди подумали, что этого, высшего солнца нет, что оно им не нужно. Вместо того чтобы понять простые истины, они сжигают свои души у жертвенников искусственным звездам, которые воспламеняют своими руками, используют дарованный им интеллект как отмычку, чтобы проникнуть в тайну мироздания и опрокинуть Творца. Человек подошел к пропасти самоуничтожения, и мне предстоит его остановить. Это Апокалипсис, Бета. Но сюжет в этой пьесе совсем не такой, какой ты привыкла видеть в классической эсхатологии. Роли в ней распределены по-другому, и вещи действительно не такие, какими они кажутся. То, что всю жизнь представлялось светлым, на самом деле является темным.
Кирилл почувствовал, как изменился дискурс, будто его оторвали от почвы цивилизации. Беатриче все поняла с полуслова:
– И что ты собираешься делать?
– Ты имеешь в виду источник абсолютной власти, который вы искали?
– Конечно.
– Я оказался в правильном месте в правильное время. Мировой порядок ждут кардинальные перемены. Очень скоро цивилизация будет выглядеть совершенно иначе. Главная проблема любого правителя, одержимого идеями всеобщего блага, заключается в том, что установленные им правила и предписания не соблюдаются. Один человек, сколь бы мудр, прозорлив и добродетелен он ни был, не может сам вникнуть в то, что происходит у подножия горы. У него нет сил проконтролировать вертикаль собственной власти, проследить за тем, чтобы возникающие в социуме коллизии разрешались справедливо. И чем больше государство, тем сложнее соблюсти общественный интерес и тем выше вероятность отрыва и загнивания правящего в ней слоя. Поэтому возникают различные системы надзора. Но любой надзиратель тоже подвержен слабостям, и за каждым надсмотрщиком приходится ставить другого. Так может продолжаться до бесконечности. Тоталитарный порядок и демократия с разделением властей являются полярными системами, имеющими одну базовую функцию – контроль. Но все формы контроля несовершенны, ибо несовершенна сама природа человека. Homo homini lupus est[107]. Так больше не будет. От меня невозможно скрыться, я вижу все, что происходит на земле, над нею и под нею, мне доступны помыслы каждого из живущих. Отныне править миром будут не слабые и безвольные люди, подверженные метафизическому соблазну, а существа из иной реальности. Мы переводим эту вселенную на ручное управление.
– Наш народ ждал этого четыре тысячи лет, – прошептала Беатриче. – А ты и мои мысли сейчас видишь?
– Конечно.
Беатриче зарделась. Она ведь сейчас думала о нем, о том, что теряет его, превращаясь из принцессы в жрицу. Кирилл тоже думал об этом. Он вдруг осознал, что детство прошло и любовь покидает его вместе с прежней личиной, остается в ней безвозвратно. В своей новой сущности он не сможет жить обычной земной жизнью, не сможет испытывать обычные человеческие желания. «Хотя почему нет? – убеждал он сам себя. – Ведь частью своей и вторым рождением своим я – человек. Значит, мне не может быть чуждо все человеческое». Два начала боролись в нем, перетягивая канат соединяющей их души. Он понял, что стал заложником этой борьбы, которая теперь будет продолжаться вечно, как борьба инь и ян, закрученных в одном вневременном клубке. Потемкин попытался усилием воли развести по углам ринга две сущности, но ему это не удавалось. В этот момент он почувствовал источник боли рядом с собой. Это был Гавриил, который, наконец, принес его заказ. Халдей еле держался на ногах.
– Присядьте, Гавриил. – Потемкин кивнул на свободный тюфяк у столика. – Вы, кажется, неважно себя чувствуете?
– Неужели это так заметно? – удивился халдей. – Вы что, врач? Или, может, обладаете телепатическими способностями?
