– И никакого рабства, – хрипло выговорила она. – Пусть Удачный станет городом, куда всякий раб возмечтает однажды сбежать, не опасаясь, что его выдадут и вернут прежним хозяевам. Пусть здесь будет отменено рабство, а те из нас, кто здесь уже поселился, получат наделы земли! – Женщина чуть помедлила, но потом решительно докончила: – И у каждой семьи должен быть голос в Совете.
– Вместе с землей приобретается и право голосовать, – заметила Нарья Тенира.
– Ну и куда нас это завело? Прямиком в нынешний бардак! – Торговец Дивушет говорил очень тихо, с мягкими интонациями, и поэтому его слова никому не показались оскорбительными. – Помнится, когда «новые купчики» скупили уйму земель у обедневших торговцев и потребовали себе право голосовать, у нас хватило глупости предоставить им требуемые голоса. И если бы не Совет торговцев, они как есть уже распоряжались бы Удачным!
– Совет торговцев всегда был сам по себе, – подала голос Кефрия. Да, у каждого из этих людей была своя правда, но ей хотелось придержать хоть что-то в загашнике – для Сельдена. Не могла же она действительно стоять в сторонке и спокойно смотреть, как гордый титул «старинный торговец Удачного» теряет былой вес и значение! – Может быть, все так и оставим? Пусть у нас будет один Совет, где станут голосовать все обладатели земель, и другой – для торговцев.
Малявка Келтер скрестил на груди могучие руки. Рядом с ним сидела молодая женщина, очень похожая на него. «Родственница, наверное», – решила Кефрия.
– Если вы так поступите, – проговорил Келтер негромко, – всем сразу станет ясно, где пребывает истинная власть. Я же сказал, никаких поводков. Каждый должен иметь право высказаться!
– Мы выслушали твои требования и хотим узнать, что же ты предлагаешь, – сказал один из торговцев, и Кефрия про себя восхитилась, как ловко он обошел возражение Келтера. Однако потом невольно спросила себя: а чем, собственно, они тут занимались? Чего ради задавали все эти вопросы?
Все равно ни у кого из присутствующих не было права принять решение, которое обязало бы всех.
– Мы, – снова заговорил Малявка Келтер, – готовы предоставить честный труд, помноженный на нашу силу и знания. И от других просим того же. Мы просто хотим со всеми на равных возрождать наш город. И защищать его, если придется. Причем не только от пиратов или калсидийцев, но и от джамелийского флота и войск. Не думаете же вы в самом деле, что Жемчужный Трон позволит вам вот так запросто выскочить из ошейника и даже ни словечком не попрекнет?
Его речи внезапно раскрыли Кефрии глаза на истинную значимость обсуждавшихся вопросов.
– Так мы что, – спросила она, – говорим о том, чтобы полностью отпасть от Джамелии? Чтобы в одиночку, без всякой поддержки, стоять между Джамелией и Калсидой?
– А почему бы и нет? – отозвался торговец Дивушет. – Об этом и прежде не раз заговаривали, торговец Вестрит. Твой отец не единожды высказывал такую мысль в частных беседах. А лучшая возможность, нежели теперь, нам вряд ли скоро представится. Сатрап-то – к худу или к добру – скончался, Жемчужный Трон опустел. Письма из Джамелии повествуют о сплошных беспорядках в столице. У них там то войско бунтует, требуя задержанной платы, то рабы восстают. Даже столичный храм Са высказал осуждение государству. Сатрапия прогнила насквозь! А когда они ко всему прочему проведают о смерти сатрапа – вельможи передерутся из-за верховной власти и им будет очень не до того, чтобы еще и нашими делами заниматься. Они, кстати, никогда не относились к нам как к равным. Так почему бы не воспользоваться случаем и не порвать с ними совсем? Давайте сделаем Удачный городом свободы, городом, где всякий сможет начать жизнь заново, городом, где все мужчины будут равны.
– И женщины тоже, – проговорила девушка, сидевшая подле Келтера. «Точно, дочь, – решила Кефрия. – Даже голос похож!»
Дивушет удивленно глянул на говорившую. Потом мягко поправился:
– Это я просто так выразился, Экки.
– Способ выражения мыслей отражается и на самих мыслях, – подняла подбородок рыбачка. – Я здесь сижу не просто как дочь господина Келтера. У меня есть свои собственные лодки и сети. И если наши разговоры вправду до дела дойдут, я хочу, чтобы и у меня завелся земельный надел. Мы, люди Трех Кораблей, очень хорошо знаем: то, что у человека в голове, гораздо важней того, что у него… промеж ног. А посему женщины нашего народа не согласятся отойти за спины мужчин просто ради того, чтобы стать частью Удачного. И я хочу, чтобы все это поняли.
– В этих словах немало здравого смысла, – немедленно поддержал Грэйг Тенира. Тепло улыбнулся молодой рыбачке и добавил: – Оглядите этот стол, господа мои! Посмотрите, кто за ним говорит! Женщины Удачного всегда были сильны и разумны. На том стоим! Некоторых из этих сильных женщин я вижу здесь, в этой комнате. Такую добрую традицию нельзя нарушать!
Экки Келтер ответила на улыбку Грэйга, откинулась на спинку кресла и сказала:
– Я лишь хотела, чтобы эти слова еще раз были сказаны вслух.
Она кивнула Грэйгу, и Кефрия на миг задумалась, не было ли между молодыми людьми некоего особого понимания. Уж не потому ли Экки надумала взять слово, что знала заранее: Грэйг ее непременно поддержит? И вправду ли Грэйг Тенира причислял к сильным и разумным женщинам и ее, Кефрию? Однако мгновенно вспыхнувший интерес столь же быстро угас, и вслух Кефрия сказала о том, что ее тревожило больше:
– Чем мы здесь заняты, не понимаю… Мы рассуждаем о соглашениях, но кто их скрепит? Кто здесь обладает достаточной властью, чтобы нашим решениям подчинился весь город?
Ей возразила ее собственная мать.
– Власть в нынешнем Удачном у всех примерно одинаковая, – сказала Роника. – И у нас ее уж всяко побольше, чем, например, у Совета торговцев, – хотя бы потому, что мы не боимся ее применять. Они-то ведь даже собраться не смеют без того, чтобы прежде у Сериллы изволения не попросить! А та его дает не иначе как прежде оглянувшись на Керна. – И Роника хмуро улыбнулась, глядя на дочь. – Каждый здесь не просто высказывает свое личное мнение, Кефрия. За любым стоят очень и очень многие. Нам просто пришлось ограничить круг этой встрече, чтобы не привлекать излишнего внимания. Один из предводителей Совета – на нашей стороне, он-то и рассказал нам о тайном собрании. Если все пойдет как надо, глядишь, не далее как завтра мы сможем собираться открыто. А еще наша сила – в нашей несхожести. Те из нас, кто побывал в рабстве, вооружены детальным знанием «новых купчиков», их жилищ и домашнего уклада. «Новые», кстати, надеются удержать захваченное при помощи людей, которым сами же нанесли на лица татуировки. Но если татуированные будут объявлены свободными, станут ли они драться за своих прежних
