От таких мыслей у нее даже голова закружилась.
– Альтия? – озабоченно окликнул Брэшен.
– Я… попытаюсь, – выговорила она чуть слышно. Ей стало вконец безразлично, видит их кто или нет. Она прильнула к нему, устраиваясь в кольце его рук. – Обними меня, – попросила она. – Обними меня крепко-крепко. И не отпускай…
«Попытаюсь», – сказала она. Брэшену очень хотелось потребовать у нее более твердого обещания, но он сдержался. С ней что-то произошло, когда она была на Проказнице. И это что-то теперь не пускало их друг к другу. Он крепко обнял Альтию и опустил подбородок на ее темноволосую макушку. Кажется, он даже знал, что там случилось.
Альтия, ни дать ни взять, подслушала его мысли, ибо заговорила совсем о другом.
– Качка усиливается, – сказала она.
Брэшен притворился, что не заметил, как она промокнула о его рубашку слезы, выступившие на глазах.
– Усиливается, – сказал он. – И я боюсь, как бы попозже не налетел шквал. Ну да ничего: нам не раз случалось штормовать, а Совершенный – корабль как раз для штормов!
– Шторм может укрыть нас от погони.
– По-моему, мы и так отрываемся от джамелийцев.
– Они притушили фонари. Думают, это поможет им незаметно подобраться к нам в темноте!
– Пускай сперва нас найдут!
– Зато «Мариетте» с «Пеструшкой» труднее будет угнаться за живыми кораблями в потемках.
– Они, кстати, тоже огни пригасили.
– Ничего, Проказница их не бросит. Она будет их защищать, невзирая ни на какой риск для себя!
Так они разговаривали, обсуждая очевидное. Брэшену все сделалось ясно. Она побывала на Проказнице, и старые привязанности вспыхнули с новой силой. И можно ли было ее за это винить? Проказница, в конце концов, была ее фамильным кораблем. И теперь, после смерти Кеннита, у Альтии появился неплохой шанс вернуть судно в лоно семьи. И к тому же в отличие от Совершенного Проказнице не пришлось вбирать душу убийцы-пирата, причинившего столько зла семейству Вестритов. Когда она устремилась с Проказницы на Совершенного, Брэшен по наивности решил, будто она прыгала к нему, А она на самом деле явилась обсуждать планы военных действий. Он и теперь смотрел, как она рассеянно хмурила брови, и знал, где блуждали ее мысли.
Да, она любила его… по-своему. Она делилась с ним всем, чем могла, – но не в ущерб своей семье и своему кораблю. И он не имел никакого права требовать большего. Если бы у него самого была, как прежде, семья и соответствующие обязанности, может, и он точно так же разрывался бы на части. Брэшен на миг даже задумался, а не оставить ли ему Совершенного да не последовать ли за нею. Но нет, он не мог. Никто не знал этот корабль так, как знал его он. Никому другому не довелось столько вытерпеть с ним вместе. Возможно ли вверить Совершенного другому капитану, который, вполне возможно, не пожелает считаться с его переменчивым настроением? А Клеф? Что будет с Клефом? Разлучить мальчишку с кораблем, который его полюбил?.. Или оставить на Совершенном – с рук на руки какому-нибудь не шибко заботливому наставнику? И Симой… У другого капитана ему старшим помощником точно не бывать. Он тогда точно снова сопьется и утопит в бутылке все те годы, которые ему еще суждено прожить. И поэтому – нет. Любовь любовью, но на нем была слишком большая ответственность. Да и Альтия – станет ли она уважать человека, бросившего свой корабль ради нее? Одним словом – хватит. Брэшен Трелл больше не уворачивался от своих обязанностей и не перекладывал их на других. Он останется здесь. И если так угодно судьбе, будет любить Альтию издалека, довольствуясь нечастыми встречами.
Приняв про себя такое решение, Брэшен неожиданно осознал, что снова обрел семью.
Этта стояла облокотившись на поручни и глядя вперед, в темное море. Совершенный ощущал ее присутствие, хотя восприятие и ограничивалось теплом ее рук на его диводреве. Чувства женщины для него были закрыты: у него ведь не сложилось с нею никакой связи.
Она вдруг нарушила молчание.
– Я немного знаю живые корабли, – сказала она. – Я ходила на Проказнице.
Он не знал, что на это ответить, и стал ждать продолжения. И Этта сказала:
– Некоторым образом – каким именно, мне неведомо – Кеннит был тебе родственником. Когда он умер, он ушел в тебя?
Она говорила тихо, и все же на этих последних словах голос заметно охрип, и Совершенный ощутил ее дрожь.
– Можно и так выразиться, – сказал он. Ему тут же показалось, что это прозвучало как-то слишком холодно, и корабль поправился: – Понимаешь… Он всегда был частью меня, а я – его частью. По многим причинам мы были связаны крепче, чем это обычно случается. И для нас обоих было очень важно, чтобы в момент смерти он оказался именно здесь. Я-то это знал с самого начала. А Кеннит, боюсь, понял, только когда тот самый миг уже наступил!
Этта вздохнула и спросила совсем уже задушенным голосом:
– Так ты… ты теперь – Кеннит?
– Нет. Мне жаль, Этта, но Кеннит стал всего лишь частью меня. Он дал мне завершение. Но я – Парагон-Совершенный, и отменить это нельзя!
Ему доставило удовольствие заявить лишний раз о том, кто он такой. Он думал, правда, что причинит Этте боль, и, к своему искреннему удивлению, заранее огорчился. Ему действительно было жаль. Он попытался даже припомнить, когда последний раз испытывал подобное чувство, но так не вспомнил. Может, способность к сочувствиям была свойством, проявлявшимся лишь при обретении полноты личности? Наверное, потребуется время, чтобы привыкнуть к изменившемуся восприятию мира и к новизне собственных чувств!
