мной поступить? Значит, он боится встретиться со мной лицом к лицу и посылает других сделать то, что должен был бы совершить сам! Помнится, раньше он не был предателем. А я думал, что знаю вас! Я-то собирался назвать вас наследниками Повелителей Трех Стихий! Но то был народ, никогда не унижавшийся до службы другим. Они не мчались сломя голову исполнять приказы двуногих.
И столько презрения прозвучало в его голосе, что даже яда не требовалось. Это смутило стаю, змеи бестолково засуетились, не понимая, что же им делать. Они вовсе не ждали, чтобы их жертва к ним обратилась. И уж подавно – окатила их подобным негодованием. Та, Кто Помнит, высказалась за всех, спросив его:
– Кто ты? Что ты такое?
– Кто я и что я? Да у этих вопросов столько ответов, что бессмысленно даже задавать их. И с какой бы стати мне тебе отвечать, когда ты сама первая мне не ответила, почему вы на меня нападаете. Вы что, служите Кенниту?
Ему и теперь никто не ответил. Но и не поспешил нападать. Шривер бросила мимолетный взгляд на молчаливых двуногих, что стояли – как бы это выразиться? – на боках корабля, держась за кончики его крыльев. Они даже не двигались, безмолвно наблюдая за происходившим. Они хорошо знали, что их мнение никакого значения не имело: все равно все будут решать Повелители Трех Стихий. Но что могли означать обвинения корабля? В сознании Шривер зародились смутные подозрения. Кто в самом деле отдал приказ убить серебристый корабль? Молния? Или… Что за мысль! – все-таки люди у нее на борту?.. Шривер жадно поглядывала то на Моолкина, то на зелено-золотую.
И видела, что вожаки тоже ждали ответа.
Но первым заговорил белый змей, тот, что велел называть себя Падаль. Он так и оставался посторонним в Клубке, вечно держался в сторонке, слушал чужие разговоры и нахально насмешничал.
– Они тебя убьют, – заявил Падаль. – Нет, не то чтобы по команде человека, просто тот другой корабль пообещал за это отвести их домой. Ну и как полагается благородным и высоконравственным существам, они мигом согласились на убийство, посчитав его невеликой ценой за спасение собственных шкурок. Подумаешь, прикончить сородича! – да им это тьфу.
Тогда создание, составлявшее часть корабля, широко распахнуло свои то ли лапы, то ли руки.
– Сородича? Так вы признаете меня за своего? Очень странно. Хоть я и узнал вас с первого же прикосновения, я до сих пор не ведаю себя самого. Я, если можно так выразиться, сам себя за своего не считаю. А вам-то это как удается?
– Спятил, похоже, – пробормотал ярко-красный, покрытый шрамами змей. – Давайте, что ли, сделаем, как собирались. Убьем его, и дело с концом. Тогда она отведет нас на север. И без того сколько уже дожидаемся!
– Верно, верно! – захлебнулся восторгом белый Падаль. – Убить, убить его поскорее. Пока он не начал спрашивать, а кто такая, собственно, Молния! И почему мы предались ей до кончика последней чешуйки! – Он крутился и извивался, сплетаясь самыми что ни есть оскорбительными узлами, ни дать ни взять совращая собственный хвост. – Наверное, – продолжал он, – этому она научилась с тех пор, как в ней завелись люди. Мы все помним, что эти существа часто убивают друг дружку, причем с удовольствием. И мы поучаствовали в этом их взаимном убийстве, потому что Молния нас попросила. Так ведь? Если, конечно, считать, что это сама Молния нам приказала. А может, она у людей кое-чего набраться успела? Так покажем ей, на что способны прилежные ученики! Прикончим его!
– Никакого убийства не будет, – медленно проговорила Та, Кто Помнит. – Так не должно быть, и все мы это понимаем. Убить это существо – причем не ради пищи для поддержания наших тел, а просто потому, что нам так приказали, – деяние недостойное. Мы же в самом деле наследники Повелителей Трех Стихий. Когда мы отнимаем жизнь, мы делаем это ради своего блага. Совсем не так, как сегодня!
Шривер при этих словах испытала величайшее облегчение. Но потом вдруг заговорил Теллар, стройный зеленый певец. Он спросил:
– А как же наш договор с Молнией? За нынешнее деяние она вправду собиралась отвести нас домой. Неужели мы, как прежде, останемся без водительства?
– Лучше жить так, как до встречи с ней, чем превратиться в то, чем она едва нас не сделала, – хмуро ответил Моолкин.
– Я не знаю, что за родственные узы связывают нас с этим кораблем, – снова заговорила Та, Кто Помнит. – Если принять во внимание все, о чем мы наслышаны… Получается, что, разговаривая с этими существами, мы общаемся с мертвыми. Но когда-то они в самом деле принадлежали к нашему роду и уже поэтому заслуживают некоторого уважения. И я говорю вам: этого мы не убьем. Сейчас я вернусь к Молнии и послушаю, что она скажет. Если приказ действительно исходит от людей у нее на борту… Тогда пускай сами разбираются в своих мелких сварах. Мы им не прислужники. Если она откажется вести нас домой – я покину ее. И пусть за мной следуют те, кто пожелает, а кто не пожелает, могут остаться. Быть может, моих воспоминаний хватит на то, чтобы избрать верный путь. Быть может, и нет. Но в любом случае мы пребудем достойными наследниками Повелителей Трех Стихий. Сегодня мы начнем наше последнее путешествие. Оно приведет нас либо к возрождению, либо к смерти. Всяко лучше, чем уподобиться людям, готовым глотку друг другу перегрызть, чтобы только самому выжить.
– Легко говорить! – сердито протрубила какая-то желто-рыжая змея. – Жить гораздо трудней! Уже зима, слышишь, пророчица? Может, последняя зима, которую нам суждено встретить! Ты не можешь вести нас, потому что мир слишком сильно переменился. Но без надежного провожатого мы отправимся на север только затем, чтобы там умереть. И в любом случае выбор у нас небогатый – разве что отправиться в теплые воды, изобильные пищей. Но многие ли из нас вернутся сюда в следующий раз? И что мы будем помнить тогда? – Рыжая покачивала головой туда и сюда, холодно разглядывая корабль. – Давайте убьем его. Невелика, в сущности, плата за наше спасение.
– Верно сказано, – согласился с рыжей длинный алый змей. – Корабль, который не желает нам отвечать и даже имени своего не называет, – вот она, жертва во имя спасения нашего рода. Та, Кто Помнит, сама примерно так выразилась! Она сказала: когда мы убиваем, мы делаем это по своему выбору. Ради себя самих. Вот мы и сделаем то ради себя. Ради всех нас. Чтобы выжить.
– Значит, мы выкупим у людей свои жизни, расплатившись кровью подобного себе? – У пестро-желтого змея, произнесшего эти слова, грива воинственно стояла торчком. – Как бы не так! А дальше что, спрашивается? Может, люди скоро велят нам биться друг против друга?
И, выражая высшую степень презрения, пестро-желтый обдал алого облаком ядов, предназначенных для глушения рыбы.
