кормильцев, остававшихся с ней, вновь сопровождали ее, вместе с прочими ее людьми, ждавшими в пещере. Последним шел мальчик-солдат.
Джодоли сразу же прибег к быстроходу, и мальчик-солдат его поддержал. Вместе они вели погребальный отряд сквозь ночь. Мальчику-солдату приходилось нелегко. Это был его пятый быстроход за последние несколько дней, и явно самый трудный из-за того, что им нужно было перемещать с собой мертвое тело Дэйси. Я не мог понять, отчего так выходит: равно как и почему при быстроходе намного проще вести лошадь в поводу, чем ехать на ней верхом. Мальчик-солдат устал, он терзался унынием и скорбью. Он был признателен, что Джодоли управлял магией быстрохода, а ему оставалось лишь помогать. Ноги его казались свинцовыми, страшно ныла спина. Он постоянно ощущал острые уколы боли по обе стороны от позвоночника. Я безжалостно нарисовал ему картинку подвесного моста, чьи тросы рвутся от перегрузки.
— Оставь меня в покое, — жалко огрызнулся он.
И дальше я ехал молча.
Когда мы добрались до долины деревьев предков, короткий зимний день уже разгорелся. Было холодно, но далеко не так, как ночью, когда мы напали на форт. Ветер теребил верхушки деревьев. Потревоженный снег рушился на землю потоками или комьями, но по большей части воздух оставался неподвижным под пологом переплетенных ветвей, игольчатых и голых. Как только мы достигли долины, Джодоли прервал быстроход. Теперь нас вели кормильцы Дэйси, а мы все тянулись следом длинной замерзшей вереницей. Никто не разговаривал. Слышались лишь редкие крики птиц, хруст наста под нашими сапогами и тот шум, с которым Утес тянул волокушу. Помимо этого, остальные сохраняли тишину, и мальчик-солдат тоже. Грохот его собственных мыслей казался столь громким, что он вряд ли сумел бы уследить за разговором, если бы даже нашел в себе силы что-то сказать. Кормильцы Дэйси целеустремленно шагали через лес, и он следовал за ними.
Наконец они подошли туда, где переплетение ветвей казалось пореже. Между двумя огромными обугленными пнями пророс побег каэмбры. Давным-давно молния убила и сожгла два могучих дерева, проделав в лиственном пологе прореху. Через нее на землю падало достаточно солнечного света, чтобы там пробился новый росток. Ближе к краю просвета поднялась еще пара молодых побегов. Кора дерева Дэйси была гладкой и серо-зеленой, а ствол — не толще бочки. Молодое деревце по меркам спеков. Вокруг насыпался высокий сугроб. Джодоли остался у тела Дэйси, пока ее кормильцы и стражи убирали снег. Они сгребали его руками и ногами, пока из-под него не показался промерзший слой палой листвы и мха. Они вернулись к волокуше за телом Дэйси лишь после того, как расчистили вокруг ствола круг футов десяти в поперечнике.
Джодоли отступил в сторону, и мальчик-солдат последовал его примеру. Кормильцы работали деловито, но со всем почтением. Один из них острым ножом распорол на спине Дэйси одежду от шеи до пояса. Несколько стражей перенесли тело от волокуши к выбранному дереву. И перед тем как прислонить его к стволу, один из кормильцев чиркнул ножом вдоль ее позвоночника, от шеи до копчика. Кожа слегка разошлась, но крови не было. С бесстрастной деловитостью мужчина расширил разрез. Когда они прислоняли тело Дэйси к дереву, он постарался прижать рану к коре как можно плотнее.
— Иногда зимой, когда деревья погружены в глубокий сон, — еле слышно пояснил Джодоли, — прикосновение крови к коре может их пробудить. Мы надеемся, что так и случится с деревом Дэйси.
Они закрепили ее у ствола длинными полосками кожи. Ее ноги они вытянули вперед, а руки прижали к телу. Один из кормильцев связывал ей колени и щиколотки, пока другой прихватывал последними витками ее горло и лоб. Закончив, кормильцы отступили в сторону и молча стали ждать.
Ожидание затянулось.
В этой неподвижности зарождалось едва заметное напряжение. Я не был уверен, чего именно они ждут, но ощущал всю серьезность ситуации. Немалое время спустя один из стражей шагнул вперед. Он встретился взглядом с главным кормильцем, закатал рукав и протянул вперед обнаженное предплечье и в другой руке нож.
— Может, теплая кровь разбудит… — начал он, но его прервал радостный вопль.
— Там! — с явным облегчением воскликнул другой кормилец.
Мы все уставились на тело Дэйси, но я ничего не заметил. Однако мигом позже уголок ее рта дернулся. Я не был вполне уверен, что действительно это видел, но затем ее голова слегка качнулась.
Рядом со мной облегченно вздохнул Джодоли.
— Дерево приветило Дэйси, — объявил он.
Ее кормильцы зашевелились, обмениваясь взглядами. Снова хлынули слезы, но теперь это были слезы облегчения — такие проливают, когда после трудных родов на свет все же появляется живой младенец. На смену муке пришла радость, а затем и умиротворение. Кормильцы торопливо принялись за работу. Они с головы до ног укутали Дэйси в одеяло. Смочили ткань водой из мехов и примяли ее по форме тела.
— Теперь оно замерзнет, — пояснил Джодоли, — и защитит ее, так что падальщики не растащат то, что по праву принадлежит дереву. Все прошло лучше, чем я рассчитывал. Конечно, я предпочел бы видеть более радостное воссоединение, но и этого достаточно. У Дэйси есть дерево.
Кормильцы и стражи начали засыпать укутанное тело снегом. Джодоли отступил чуть подальше, и мальчик-солдат тоже, но не вслед за великим, а отошел к краю поляны. Он глянул вверх, в сумрак под пологом из сплетающихся ветвей каэмбр. Стоило ему повернуться к прогалине спиной, как сразу потемнело, а лес сделался таинственнее. Так, что ему даже померещился зовущий его тихий голос.
— Невар. Нева-ар.
Мужской голос. Мальчик-солдат быстро обернулся, оглядывая лес. Он никого не заметил.
— Невар, — послышалось более отчетливо, — сукин ты сын, ты что, не собираешься здороваться?
Бьюэл Хитч. Его насмешливый голос было невозможно ни с кем перепутать.
Мальчик-солдат медленно повернулся к ближайшему дереву. Это была молодая каэмбра, примерно того же возраста, как та, с которой только что соединилась Дэйси. С отчаянно заколотившимся сердцем он шагнул к стволу. Наступил на что-то твердое под снегом и сразу же отпрянул назад. Это не было веткой. Кость. Кость ноги.
— Они оказали мне огромную честь. Не великому, не спеку. Но ее клан знал, что я послужил магии как мог, так что они принесли меня сюда и дали мне дерево. Я так и не смог поблагодарить тебя, Невар, так что займусь этим сейчас. Спасибо, что сдержал слово, даже узнав, как я тебя подставил. Спасибо, что позволил спекам забрать мое тело из того деревянного ящика и принести сюда.
— Бьюэл… — Мальчик-солдат произнес это имя вслух вместе со мной.
Не знаю, какую часть моего «я» — гернийца или спека — больше потрясло то, что мой друг и предатель все еще живет здесь. Мальчик-солдат сдернул тяжелую рукавицу и прижал ладонь к коре дерева.
— Осторожнее! — предостерег Бьюэл, появляясь передо мной столь же четко, как если бы на его костях все еще оставаласьплоть. — Это молодое деревце, и я прожил в нем лишь несколько месяцев. Сейчас оно довольно крепко спит, но если вдруг проснется голодным, то набросится на тебя, как змея на крысу. Вот оно как. Нет, вы только посмотрите на него. И кто из нас сделался местным, старина? Пятна и все такое.
— Я вовсе не тот, за кого ты меня принимаешь — возразил мальчик-солдат.
Бьюэл усмехнулся. Он выглядел не совсем так, как я его помнил: сделался выше, мускулистее, волосы его были причесаны. Я вдруг осознал, что вижу его собственное, улучшенное представление о себе. У меня перехватило дух от того, как по-новому я увидел теперь Лисану. Пусть я и удивил мальчика-солдата, разделив с ним эту мысль, но следующие слова Бьюэла поразили меня куда сильнее. Он покачал головой, еще шире расплывшись в своей призрачной ухмылке.
— О нет, старина. Теперь ты именно тот, за кого я тебя и принимал. Если не больше.
Он склонил голову набок и искоса заглянул мне в глаза, не прекращая улыбаться. И я вдруг понял, что он видит меня таким, какой я есть, но в то же время и мальчика-солдата. Он сочувственно покачал головой.
— Ты все еще в непростом положении, дружище, без сомнения. Может, в еще худшем, чем в нашу последнюю встречу, хотя в это трудно поверить. Ты простил меня? Или нет?
