Он ударил по мне, и на мгновение я провалился во тьму и тишину.
— Нет! — беззвучно крикнул я, давая ему отпор.
Я сражался с такой свирепостью, как никогда в жизни не дрался во плоти. Не могу передать, как ужасала меня одна мысль о том, что он меня снова запрет.
— Пусть я лучше умру. Пусть меня не станет. Пусть мы оба перестанем существовать!
Я вцепился в его сознание, не позволяя ему стряхнуть меня. Он попытался высвободиться. В ответ я отпрянул от Лисаны, отрезав от нее мальчика-солдата. Вдруг оказалось, что он сидит на собственной постели, уставившись в темноту.
— Нет! — закричал уже он, разбудив кормильцев.
— Невар? — вскинулась рядом с ним Оликея. — В чем дело? Ты болен?
— Нет. Оставь меня в покое! Все вы! Оставьте меня одного!
Последнее, чего он хотел бы, это осторожных прикосновений Оликеи, и он не мог вынести встревоженной суеты кормильцев, сбежавшихся к его постели.
— Мне зажечь лампу?
— Он проголодался?
— Кошмар. Может, это был просто кошмар?
Я вдруг осознал, как мало уединенности оставляла ему замечательная жизнь великого. Навязчивые руки касались его лица и шеи, проверяя, нет ли жара или озноба. Лампы уже горели. Я воспользовался тем, что они отвлекли его, и покрепче вцепился в его сознание.
— Ты не можешь прогнать меня, — твердил я ему. — Я тебе не позволю. И пока ты будешь со мной бороться и пытаться запереть меня, обещаю тебе. Лисану ты не увидишь. Я тебя не пущу. Это мое тело, и меня из него не вышвырнуть. Нам с тобой придется договориться.
— Оставьте меня в покое! — взревел он снова.
Не знаю, к кому он обращался — ко мне или к столпившимся кормильцам. Они отпрянули от него в смятении. Оликея, казалось, оскорбилась, но обратила свой гнев на остальных.
— Отойдите от него. Дайте ему побыть одному. Он просто закричал во сне. Не мешайте ему уснуть снова, перестаньте его беспокоить!
Она хлопала в ладоши, подгоняя их, пока смущенные и все еще сонные кормильцы не разбрелись по своим тюфякам. Мальчик-солдат вздохнул с облегчением, но тут Оликея успокаивающе обняла его.
— Давай-ка спать дальше, — предложила она.
Ее теплые объятия раздражали его. Он высвободился.
— Нет. Ты ложись спать. А мне нужно немного посидеть и подумать. Одному.
Он спустил ноги на пол. Я все еще оставался связан с его сознанием и потому знал, насколько необычно такое поведение для великих. Он встал с постели и подошел к очагу.
— Иди спать, я пока сам послежу за огнем, — резко, но беззлобно велел он сидевшему там кормильцу.
Смутившийся бедолага встал, сомневаясь, не прогневал ли он чем великого, и послушно отошел к свободной постели в дальнем конце комнаты. Мальчик-солдат придвинул свое большое кресло к очагу и уселся в него. Оликея, оставшаяся в постели, смотрела на него. Он уставился в огонь.
— Чего ты хочешь? — произнес он беззвучно, обращаясь ко мне одному.
— Не быть раздавленным, — малая толика того, чего я хотел, но надо же с чего-то начать.
Он поскреб голову, словно пытался проникнуть внутрь и выцарапать меня оттуда. Жест этот казался мне каким-то чуждым; мои волосы успели сильно отрасти, никогда прежде я не носил их такими длинными.
— Я хочу видеть Лисану, — тут же ответил он.
— Мы могли бы договориться. Но только если я смогу навестить Эпини.
— Нет. Ты предупредишь ее о моих намерениях.
— Разумеется! Ты задумал злое дело.
— Не более злое, чем дорога — возразил он.
— Да, дорога это зло, — к своему собственному удивлению, согласился я.
Похоже, это поразило мальчика-солдата. Он промолчал.
— Я пытался остановить строительство, — напомнил я.
— Возможно. Но тебе не удалось.
— Это не означает, что резня — единственный оставшийся тебе выход.
— Тогда предложи другой.
— Разговаривай. Обсуждай условия.
— Ты уже пробовал. Пока не случится резни, никто не станет всерьез с нами разговаривать.
Я не сумел сразу же возразить ему.
— Ты знаешь, что так и есть. Это единственное, что может сработать, — надавил тогда он.
— Должен существовать другой путь.
— Скажи, в чем он состоит, и я попробую к нему прибегнуть. Твои жалкие переговоры не сработали. Танец Кинроува удерживал их, но теперь всего лишь выигрывает нам время. Магия не принесла успеха. Что еще мне делать, Невар? Позволить дороге двигаться дальше? Позволить им валить деревья предков, в том числе и Лисаны? Позволить гернийцам уничтожить самую нашу сущность? Ты этого бы хотел? Увидеть Оликею шлюхой, а Ликари попрошайкой, пристрастившимся к табаку?
— Нет. Я этого не хочу.
— Хорошо, — тяжело вздохнул он. — Хотя бы по некоторым вопросам мы можем прийти к согласию.
— Но по многим никогда не придем.
Он ничего не ответил. И пока его молчание длилось, я понял, что он не больше моего представляет, что станется с нами дальше.
Остаток этой долгой ночи мы провели, глядя в огонь в поисках ответов, которых там не было.
ГЛАВА 19
ПРИЗЫВ
К рассвету мы смирились с тем, что было очевидно с самого начала. Мы связаны. На время кто-то может возобладать, но никто из нас не уступит другому добровольно. Наши убеждения противоречили друг другу, но мальчик-солдат хотя бы мог успокаивать себя тем, что я не желал гибели его сородичам и их образу жизни.
У меня такого утешения не было. В этом он, похоже, был сыном моего отца куда в большей степени, чем я сам. Он видел свой замысел как военную необходимость, единственно возможное решение, позволяющее прогнать захватчиков от деревьев предков. А у меня оставалось лишь одно средство удержать его — без моей помощи он не мог видеться с Лисаной. Жалкое оружие, на мой взгляд, но другого у меня не было. Так мы и сидели, двое мужчин, заключенных в одном теле, каждый из которых обладает тем, чего мучительно жаждет другой.
Он даже попытался подкупить меня.
— Не сопротивляйся мне. О большем я тебя и не прошу. А в ответ я прослежу за тем, чтобы, когда мы заключим мир, именно Бурвили получили право торговать со спеками. А? Подумай об этом. Семья изрядно обогатится на этой монополии.
Я молчал, оскорбленный самой мыслью о том, что он предложил мне торговать жизнями Эпини, Спинка, Эмзил и ее детей. Попытался подкупить меня, чтобы я смирился с его предательством.
Он ощутил мою ярость и устыдился. Стыд — не самое приятное чувство. Он вызывает гнев не реже, чем сожаления. Мальчик-солдат испытал сразу и то и другое.
— Я всего лишь пытался показать, что не намерен причинять тебе боль. Ты же знаешь, Ярил и мне тоже приходится младшей сестренкой. Я бы хотел, чтобы наша семья процветала.
— Я бы не стал строить благосостояние своей семьи на ее же крови. Или ты забыл, что Эпини — моя
